Шаман (СИ) - Дашкевич Ольга - Страница 52

— Давай, — говорю я и решительно сажусь на стул, скинув с него на пол второй зеленый носок.

Я терпеть не могу пива, но вдруг этот Шайтан скажет что-нибудь полезное о Кузнеце?..

— А вы к Ангелу зачем? — ди-джей открывает бутылку крепкими белыми зубами и протягивает мне. — По делу? — Он выразительно похлопывает себя по карману. — Можете у меня взять. У меня всегда есть… для друзей. Экстази? Недорого.

— Нет, — поспешно отказываюсь я. — Мне нельзя. Я… беременна!

— Вау. Поздравляю, — Резиновый Шайтан оглядывает нас обоих, широко улыбается и поднимает большой палец. — Больше народу — круче тусовка. Ну, ты пивком тогда тоже не очень увлекайся, мамочка, о кей? Глотнула — и хватит.

— Правильно, — Дрюня, неожиданно быстро войдя в роль счастливого отца, отнимает у меня бутылку и делает большой глоток. — Слушай, бро, а ты Кузнеца не видел?

— Кузнеца?.. А зачем тебе Кузнец? — в глазах негра снова мелькает настороженность.

— Да один приятель просил кое-что у него узнать, — Дрюня делает еще один немаленький глоток, всем своим видом показывая беспечность и пофигизм. Собственно, эта роль больше всего соответствует его жизненной позиции, поэтому выглядит довольно убедительно.

— А-а-а… — Резиновый Шайтан слегка прищуривает свои огромные бархатно-карие глаза, опушенные невероятно густыми и длинными ресницами. — А то я подумал — что общего у таких славненьких ребятишек с Кузнецом?.. Если у тебя к нему дело, бро, ты иди один, пусть твоя киска тут посидит, под моим заботливым крылом. Беременным вредно дышать с Кузнецом одним воздухом — выкидыш может случиться.

— Нет, — я встаю со стула. — Это… Это у меня к нему дело, важное. Это мне надо встретиться с Кузнецом.

Карие глаза впиваются в меня.

— Ты что — от него беременна, что ли?.. Во дела!.. — он качает головой и шарит по карманам в поисках сигарет. — Иди на аборт, киска.

— Почему? — спрашиваю я растерянно.

— Жабу родишь, — говорит Резиновый Шайтан, откидывается в кресле и закуривает. — Или змею. От Кузнеца человек не родится. Оно тебе надо?

— Вот как? — приятный вкрадчивый голос доносится от двери. — Покажи-ка свои красивые глазки, бэйби. Ты в самом деле от меня беременна? И когда же я успел? По-моему, мы даже еще не были представлены.

В дверях стоит Кузнец, а за его спиной маячит рослая фигура Гришани.

Глава 16

Я сижу в клетке, а клетка поднята под потолок.

Меня затолкали сюда вполне бесцеремонно, плечо болит от тычка, которым наградил его этот чертов урод Гришаня. Куда уволокли моего спутника, я не знаю.

Когда нас выводили из комнатушки Резинового Шайтана два немаленьких охранника, я заметила, что Гришаня что-то шепчет на ухо Кузнецу, поглядывая в мою сторону.

— Вот как? — сказал Кузнец громко и с интересом окинул меня взглядом. — Отлично… Этого вниз, девчонку суньте в клетку и подвесьте. Я попозже ею займусь.

Прошел примерно час, но мною никто не думает заниматься. В зале невероятно тихо — ни шагов, ни голосов сюда не доносится, стены в бывшей церкви толстые, да и драпировки приглушают все звуки. Я сижу на полу клетки, обняв колени. Сидеть очень неудобно, решетки впиваются в зад, но и стоять, вцепившись в прутья, я больше не могу. Вниз я стараюсь не смотреть — я панически боюсь высоты, и первые двадцать минут только сдавленно всхлипывала, борясь с приступом страха и отчаянья. На помощь никто не пришел, да и некому было прийти мне на помощь.

И вот я сижу, обняв колени и зажмурившись, совершенно потерянная, и презираю себя изо всех сил.

Мне наплевать, что со мной будет. Ну, допустим, даже убьют. Мне все равно. Я никуда не гожусь, ниндзя недоделанная, из-за меня Тошка… Нет. Я что-то должна придумать. Что-то…

Скорей бы они пришли за мной. Если надо, я буду умолять на коленях вернуть амулет. Если надо, я буду ноги Кузнецу целовать. И не только ноги. Я даже с ним пересплю, если ему взбредет в голову такая прихоть. И пусть Тошка потом плюнет на меня и разотрет, лишь бы он проснулся.

Звук, похожий на раскат грома, кажется, доносится снаружи. Гроза?..

Я понимаю голову, но ничего не вижу, кроме слабого круга рассеянного света под самым потолком. Там, наверное, что-то вроде чердака. Но мне от этого ни жарко, ни холодно.

Я снова утыкаюсь головой в колени. Лучше б я умерла прямо сейчас. Лучше б я умерла тогда возле Тошки. Мне не достать амулета. Кузнец его не отдаст. Все пропало, я чувствую, что все пропало.

— Хватит рассиживаться, — Рози смотрит на меня грустно и укоризненно. — Такая большая, а плачешь. Лезь туда.

Она поднимает голову и глазами указывает мне на цепь, на которой висит моя клетка. Конец цепи теряется где-то в расплывчатом круге тусклого света под потолком.

— Я не могу, — говорю я растерянно. — Я и между прутьями не пролезу.

Ребенок деловито засовывает куклу за вырез платья, подходит к стенке клетки и ловко, точно обезьянка, начинает карабкаться вверх по прутьям. Через минуту она высовывает голову между прутьями, подтягивается, упирается и оказывается на крыше моей тюрьмы.

— Лезь, — маленькая ножка топает по крыше, клетка раскачивается. — Если голову просунешь, то и все тело пройдет. Решетка широкая.

— Нет, — я бросаю взгляд вниз и мотаю головой.

— Считаю до пяти, — холодно говорит Рози. — Раз… два…

— Хорошо, хорошо!

Я вскакиваю. Лезть наверх по решетке не так уж и трудно, особенно, если не смотреть вниз. Но, добравшись до верха, я застреваю. Мне нужно высунуть голову и плечи. Голова проходит. Плечи — нет.

— Я не пролезу, — говорю я беспомощно.

— Пролезешь. Сначала одно плечо. Потом подтянись повыше — и другое.

— Я упаду!

— Не упадешь — голова застрянет, — безжалостно заявляет ребенок. — Скорее лезь. У тебя времени почти не осталось.

Я пытаюсь ухватиться высунутой наружу правой рукой за верхние прутья. Нога скользит, я на несколько мгновений повисаю на руке, потом ловлю ногой опору и замираю, как муха в паутине.

Мне ни за что не выбраться из клетки. Даже если я просуну оба плеча, я не смогу протащить в дыру между прутьями бедра. Я же не ребенок. Мне не восемь лет. Не могу я. Не могу…

Рози опускается на колени и хватает меня за руку цепкими пальчиками.

— Закрой глаза! Закрой глаза и смотри!

Я покорно зажмуриваюсь и вижу нашу спальню. Тошка… он лежит на кровати, неподвижный и непохожий на себя: лицо осунулось, глаза запали, губы пересохли. Он дышит еле-еле, грудь поднимается почти незаметно.

— Нравится? — спрашивает Рози. — Открывай глаза и лезь. Не успеешь! Уйдет. Он уже далеко ушел.

Она выдергивает свою ручку из моих сведенных судорогой страха пальцев, и я больше не вижу Тошку. Клетка раскачивается под моей тяжестью, кренится и провисает на один бок. Рози стоит на крыше, держась за цепь.

Я рывком выталкиваю себя из клетки по пояс, переворачиваюсь лицом вверх, хватаюсь за верхние прутья, извиваюсь, как червяк, разворачивая бедра по диагонали квадратного отверстия между решетками…

И у меня получается! Теперь я вишу, точно обезьяна на ветке, снаружи, клетка совсем накренилась, я не понимаю, как Рози удерживается наверху… Я начинаю карабкаться к ней, хотя мне очень страшно отцеплять пальцы от прутьев. Все мышцы моего не слишком тренированного тела звенят от напряжения — мне кажется, я даже слышу этот звон. Или это звенит у меня в ушах. Неважно. Важно, что я добираюсь до Рози и могу встать на четвереньки наверху, выравнивая центр тяжести колеблющейся опоры, а потом схватиться за цепь и подняться на трясущихся ногах.

— Отдохни две минуты и лезь туда, — Рози кивает на потолок. — Сейчас за тобой придут. Надо торопиться.

Я смотрю вверх, закусив губы, и сглатываю бессильные слезы. Мне очень страшно. Я безумно боюсь высоты. У меня руки дрожат от усталости, я упаду… Но Тошка уходит все дальше, а я не могу его отпустить.