По ту сторону жалости (СИ) - Гришанин Дмитрий - Страница 21

– Помог, мля! С тебя двенадцать споранов.

– Гвоздь, братан, ты ж знаешь, я ща на мели. Барахло загони, со своей доли сразу отдам.

– Тогда пятнадцать.

– Без базара.

– Чем там твой корефан?

– Да какой он мне, нахрен, корефан!

– Очухался, кажись, – раздался над головой третий голос. – Но лежит смирно. Вида не подает. Нас слушает. Хитрый гад.

– Ах ты ж сука! – взревел Псих. И я задохнулся от боли, получив серию сочных ударов носком ботинка по печени.

– Мля, парни, оттащите придурка от клиента! – распорядился бас.

В салоне началась какая-то возня. Пинки тут же прекратились. Раздалась звонкая оплеуха.

– Клещ, братан, меня-то за что! – уже чуть не плача возмутился Псих.

– За дело, мля!

Тачка свернула с ровного асфальта, несколько метров поскакала по ухабам и остановилась.

– Вытаскивайте его на волю, потолкуем, – распорядился Гвоздь, и судя по щелчку открывшейся водительской двери, первым покинул машину.

В ногах хлопнули створки раскрывшихся задних дверей. Несколько рук меня жестко цапнули за ноги и, как мешок, поволокли по полу. Я всерьез испугался, что сейчас, вылетев вслед за ногами, звезданусь затылком о землю. Но в последний момент к процессу моего извлечения из салона подключилось еще несколько рук, ухвативших за плечи и волосы, и удержавших меня на весу.

Меня подтащили к дереву и, спиной прислонив к стволу, зафиксировали скотчем в вертикальном положении. После чего наконец стащили с головы мешок.

Жмурясь от лунного света, стал жадно оглядываться по сторонам. Ни одного знакомого ориентира, увы не углядел. Я был привязан к дубу, мощной кроной очистившему вокруг небольшую полянку, со всех сторон окруженную мрачными в ночи деревьями и кустарником. Спереди меня полукольцом обступило семеро угрюмых бородачей с такими свирепыми рожами, что прибившийся с краю восьмым Псих, со своей покоцанной бороденкой, казался безобидным пионером на слете вурдалаков.

– Клещ, вытащи ему кляп, – распорядился Стоящий по центру тощий тип басом Гвоздя.

Крайний справа двухметровый квазимодо рванул торчащую изо рта тряпку так мощно, что чуть не вырвал ее вместе с моей челюстью.

– Фля! Фоафуфафней! – прошамкал я кое-как непослушным языком.

– Заткнись! – рявкнул Клещ и пихнул пудовым кулачищем по многострадальной печени.

Я замычал от боли, а Гвоздь, как ни в чем не бывало, начал налаживать диалог:

– Здорово, Рихтовщик! Я Гвоздь. Это мои парни, имен их тебе знать необязательно. Но кое с кем ты уже знаком, – кивок в сторону Психа. – Извини, что так грубо с тобой обошлись. Но так вышло, что ты наш должник. А с должниками мы не церемонимся.

– Ф фефа фи? – как смог, прошамкал я.

– Мля, ни черта не понятно, че бормочет, – поморщился Гвоздь. – Сытый, дай ему воды.

Стоящий рядом с лидером, похожий на бочонок, низкорослый крепыш, ухватив меня за челюсть, заставил открыть рот, и напоил водой из фляжки.

– Теперь можешь нормально говорить? – спросил Гвоздь.

– Вроде, – прохрипел я. – Парни, вы че-то попутали. Я ничего у вас не брал. И нифига вам не должен.

– Ой дурак! – попеняла очень не кстати встрявшая Шпора.

– Шутник, мля, – ухмыльнулся Гвоздь. – Ну-ну… Не хочешь по-хорошему, дело твое… Клещ!

Уже после второго удара я очень – даже, мля, приОЧЕНЬ! – захотел по-хорошему. Но квазимодо с двух рук продолжал мутузить меня, как боксерскую грушу, пока Гвоздь не велел ему остановиться. Просто чудо, что я дожил до конца избиения и не сдох в процессе. Отбитое нутро теперь отдавалось болью на каждый вздох – как будто в грудь и живот мне напихали битого стекла, и острые осколки, при малейшем колебании, кромсали окружающую плоть. Еще, под градом ударов лопнуло несколько свежих швов на руках и животе, и из открывшихся ран по новой побежала кровь.

– Память прочистилась? – спросил Гвоздь, после того, как мне на голову вылили остатки воды из фляжки.

– Прочистилась, мля, – прошипел, кривясь от боли. – Пересекались мы… недавно… в Киреевке.

– Отлично. Продолжай.

– Че продолжать-то? – сплюнул набежавшую кровавую слюну. – Пришли убивать – убивайте.

– Толку нам с твоей смерти. Сперва долг верни.

– Ни хрена не понимаю, че ты от меня хочешь.

– Те мало что ли? – набычился Клещ, снова замахиваясь.

– Угомонись, – шикнул на здоровяка Гвоздь, и Клещ послушно отступил.

– Псих, покажи упрямцу свой кошелек, – распорядился Гвоздь.

Подскочивший Псих сунул мне под нос распотрошенный мешок-кошелек, оставленный несколько часов назад в подвале-хранилище Пружины.

– Как видишь, отпираться бесполезно, – развел руками Гвоздь. – Это кошель Психа, споранами из которого ты сегодня расплачивался в Свинарнике. Так же ты представил своими автоматы Мухи и Бивня.

– Это трофеи. Все по Закону.

Игноря мою реплику, Гвоздь продолжил:

– Вывод очевиден: ты прибрал наше барахло в Киреевке. Отправленные мной сборщики выпавшего имущества, час назад вышли по рации на связь и доложили, что, помимо одного кошеля и двух автоматов, не нашли еще внедорожник с пулеметом. На котором, судя по следам от крупнокалиберных пуль, кто-то недавно в селе славно повоевал… Так вот, кошель с автоматами, так уж и быть, тебе прощаем. Но угнанную тачку нужно вернуть. Иначе, на тебе подвешиваем долг в размере ее цены. А это тридцать пять косарей.

– Да подвешивай долг, срать я на него хотел, – я попытался хохотнуть, но лишь зашелся в кровавом хриплом кашле.

Гвоздь цыкнул на злобно загудевших подельников:

– Идиоты, он специально вас провоцирует! Прихлопните, улетит за тридевять земель на воскрешение, и ищи потом ветра в поле!.. А ты, Рихтовщик, напрасно ерохоришься. Я, вон, смотрю, у тебя регенерация отлично развита. Значит живучий, как таракан. И тебя можно очень долго и страшно пытать – уж поверь, у моих молодцев в этом деле рука ого как набита – потом подлечить, и снова пытать. Пока не расскажешь, где тачку оставил. И ты обязательно расскажешь. Раскроешь нам все свои гребаные секреты, и сдашь самых лучших друзей… Как тебе такой план?

Я обреченно молчал. Че тут скажешь, когда Шпора лаконичным: «Эти могут!» – убила нахрен надежду на спасение.

– А можно поступить с тобой еще интересней, – продолжил запугивать Гвоздь. – Отвезти тебя на Ферму и продать тамошним вивисекторам. Там тебя выпотрошат, отрежут часть органов, подождут когда заново отрастут и снова отрежут… Конечно в бабках при этом потеряем – за такого помятого тебя больше двадцати косарей не дадут. Но хрен со споранами. Зато получим моральное удовлетворение, зная в какой ад тебя отправили, в отместку за угнанную тачку… Ну че, в партизана будем играть, или начнем уже договариваться?

– Я покажу тачку.

– Разумный выбор, – кивнул Гвоздь.

– Только мне нужны гарантии, что потом отпустите.

– Приведешь к тачке, лично тебе башку прострелю, – ухмыльнулся Гвоздь и вскинув руку торжественно объявил: – Клянусь Стиксом.

Неподалеку в кустах хрустнула ветка.

И муры тут же дружно ощерились стволами в направлении хруста.

– Псих, проверь, – приказал Гвоздь.

– Че опять я-то, – проворчал Псих, но покорно двинулся к подозрительным кустам.

Как только подступил к скоплению черной в ночи листвы вплотную, кто-то рывком затащил его внутрь кустарника, да так быстро, что Псих даже пикнуть не успел.

По кусту дружно ударили семь автоматных очередей, но они лишь облегчили страдания бедняги Психа, затаившемуся же в густой листве чудовищу пули муров были, что слону дробина.

Могучий рубер тигриным прыжком выскочил из засады. Луна лишь мельком осветила его страшную оскаленную пасть, но этого мгновенья мне хватило, чтоб разглядеть болячку на месте правого глаза, и догадаться, что по мою душу наведался очередной мститель.

Рассыпавшиеся по поляне муры, отбивались до последнего, никто не задал позорного стрекача. С разных точек они пытались поразить споровик твари, но калибра калашей не хватало, чтоб пробить роговые пластины затылочной брони прямим попаданием. Загнать же пулю в крошечную трещину между пластинами даже днем из снайперской винтовки – задачка практически не выполнимая. Мурам же приходилось уповать лишь на слепое везение.