Поэмы, сказки - Пушкин Александр Сергеевич - Страница 76

Полудержавный властелин - А. Д. Меншиков, приближенный Петра I, после его смерти почти неограниченно распоряжавшийся судьбами государства.

1) Мощь и слава войны,

Как и люди, их суетные поклонники,

Перешли на сторону торжествующего царя.

Байрон (англ.).

1) "Самая зрелая изо всех моих стихотворных повестей, - писал Пушкин в заметке "Опровержение на критики", - та, в которой все почти оригинально (а мы из этого только и бьемся, хоть это еще и не главное), "Полтава", которую Жуковский, Гнедич, Дельвиг, Вяземский предпочитают всему, что я до сих пор ни написал... "Полтава" не имела успеха" (см. т. 6).

2) В противополжность Рылееву, именно так изобразившему Мазепу в своей романтической поэме "Войнаровский" (1825).

3) Сначала Пушкин написал эти стихи даже иным стихотворным размером по сравнению со всей поэмой (см. "Из ранних редакций", стр. 451), подобно вставленным в поэму "Цыганы" стихам о птичке.

Тазит

Эту неоконченную поэму Пушкин писал в конце 1829 - начале 1830 г. Впервые напечатана в 1837 г., после смерти поэта. В черновой рукописи сюжет поэмы продвинут несколько далее (отказ отца невесты Тазита и несколько набросков, говорящих о горьком одиночестве юного горца; см. "Из ранних редакций"). О дальнейшем содержании поэмы дает некоторое представление один из планов ее, сохранившийся в рукописях Пушкина, Там говорится о встрече отвергнутого своими близкими Тазита с миссионером. По-видимому, он становится христианином. Возникает война между адехами и русскими. Тазит принимает участие в сражении - не ясно только, на чьей стороне - и гибнет. Из плана не видно, примиряется ли перед смертью Тазит с отцом и другими единоплеменниками, или он так и умирает отверженным. Основная проблема "Тазита" - национальная (близкая к одной из тем "Полтавы"), вопрос о путях сближения кавказских народов с русскими. Пушкин много размышлял об этом во время своего путешествия на Кавказ летом 1829 г. В "Путешествии в Арзрум" (см. т. 5) он писал: "Черкесы нас ненавидят. Мы вытеснили их из привольных пастбищ; аулы их разорены, целые племена уничтожены. Они час от часу далее, углубляются в горы и оттуда направляют свои набеги". Пушкин предполагает, что экономические связи могут содействовать сближению кавказских горцев с русскими: "Должно, однако ж, надеяться, что приобретение восточного края Черного моря (нынешнее Черноморское побережье, принадлежавшее тогда Турции. - С. Б.), отрезав черкесов от торговли с Турцией, принудит их с нами сблизиться. Влияние роскоши (т. е. европейского культурного быта - С. Б.) может благоприятствовать их укрощению..." ("Путешествие в Арзрум", глава первая). Но самым сильным и действенным средством Пушкин считал проповедь более гуманной религии - христианства. Это средство, по его мнению, должно смягчить суровые нравы горцев и уничтожить их кровавые обычаи. В поэме "Тазит", как бы проверяя эту последнюю мысль, Пушкин рисует реальную картину столкновения новой, христианской морали с суровым бытом и понятиями горцев и показывает трагические последствия этого столкновения.

В стиле поэмы, как замечено исследователями, чувствуется стремление Пушкина приблизиться к формам народного творчества, к приемам восточного сказания.

Описание похорон, открывающее поэму, воспроизводит виденные Пушкиным похороны в одном из осетинских аулов, о чем он рассказывает в первой главе "Путешествия в Арзрум":

"Около сакли толпился народ. На дворе стояла арба, запряженная двумя волами. Родственники и друзья умершего съезжались со всех сторон и с громким плачем шли в саклю, ударяя себя кулаками в лоб. Женщины стояли смирно. Мертвеца вынесли на бурке;

...like a warrior taking his rest

With his martial cloak around him; {1}

положили его на арбу. Один из гостей взял ружье покойника, сдул с полки порох и положил его подле тела. Волы тронулись. Гости поехали следом. Тело должно было быть похоронено в горах, верстах в тридцати от аула". Поучительно сравнить это скупое и сдержанное описание со стихами "Тазита", где дана та же картина, но обогащенная множеством живых, конкретных, эмоционально насыщенных поэтических деталей (унылая песнь муллы, мятущиеся кони, отец покойника между женщинами, два узденя, несущие бурку, огнистый закат и многое другое). "К сожалению, никто не мог объяснить мне сих обрядов", - заканчивает Пушкин свое описание в "Путешествии в Арзрум". В поэме он нашел сам прекрасное поэтическое и вполне убедительное их объяснение.

1) Он лежал, как отдыхающий воин, завернувшись в свой боевой плащ (англ.) (из стих. Ч. Вульфа "Погребение сэра Джона Мура").

Домик в Коломне

Написано в 1830 г., напечатано в 1833 г. Содержанием поэмы является литературная борьба, которую приходилось Пушкину вести в это время.

С конца 20-х гг. Пушкин сделался предметом настоящей травли со стороны критиков и журналистов. Его новые произведения, выходившие в это время, не имели успеха у читателей. Критики упрекали Пушкина в мелкости содержания его поэзии, в отсутствии серьезной идеи или "цели", как тогда говорили. Они отрицали какое-нибудь серьезное содержание и в "Полтаве", и в "Евгении Онегине", а позже - в "Борисе Годунове". За этими упреками скрывалось требование реакционного общества (и правительства), чтобы поэт прославлял, воспевал существующий режим, военные успехи правительства, воспитывал своими стихами общество в духе традиционной казенно-обывательской морали, как это делал в своих "нравственно-сатирических" романах Булгарин. В этих требованиях морализации и оценках пушкинской поэзии, как легковесной и даже безнравственной, объединялись критики всех лагерей, от Надеждина до Булгарина. Пушкин, решительно не принимавший этих упреков и считавший, что он должен делать свое большое дело независимо от того, что "толпа его бранит" и "плюет на алтарь", где горит его поэтический огонь, - ответил на все обвинения в безыдейности и требования моральных поучений в стихах-поэмой "Домик в Коломне" (1830). Автор самых глубоких по идейному содержанию произведений, Пушкин в то же время отстаивал для поэзии право на несерьезные, легкие, шутливые темы. "Есть люди, - писал он, - которые не признают иной поэзии, кроме страстной или выспренней..." ("Путешествие В. Л. П."; см. т. 6). Он считал более правыми "тех, которые любят поэзию не только в ее лирических порывах или в унылом вдохновении элегии, не только в обширных созданиях драмы и эпопеи, но и в игривости шутки, и в забавах ума, вдохновенных ясной веселостию..." (там же). Об упреках в безнравственности его поэзии он писал: "...Шутка, вдохновенная сердечной веселостию и минутной игрою воображения, может показаться безнравственною только тем, которые о нравственности имеют детское или темное понятие, смешивая ее с нравоучением, и видят в литературе одно педагогическое занятие" ("Опровержение на критики"; см. т. 6).