Контра (СИ) - Гавряев Виталий Витальевич - Страница 11

В итоге, через десять или двадцать минут — это не столь важно, графиня Мосальская-Вельяминова, одетая в повседневное, можно сказать, домашнее платье, стояла у двери комнаты сына. Дверь была плотно прикрыта и из-за неё раздавались странные звуки:

— Стук, шлёп-шлёп, стук, шлёп-шлёп. — Сопровождалось это, чьим-то довольным сопением. Ольга Олеговна остановилась, с недоумением посмотрела на своих спутниц и повелительным кивком головы, указала на дверь. Вышколенная, молодая служанка, без лишних слов всё поняла и постучалась.

"Да, да. Что, матушка уже очнулась? — послышался немного возбуждённый голос молодого хозяина. — Сейчас иду, Протас, помоги мне…".

"Не надо, сын. Моё самочувствие в полном порядке и я сама к тебе пришла. Надеюсь, ты допустишь мать в свои покои?" — хоть это и прозвучало как вопрос, но произнесено это было так, что воспринимался как предупреждение о намерениях.

"Конечно матушка, входите".

Молодая девка — рыжеволосая, на вид не старше семнадцати лет, та, что перед этим, стуком в дверь обозначила присутствие своей госпожи, весьма элегантным движением отворила дверную створку и изобразила почтительный книксен. Как и её подруга-сверстница, жгучая брюнетка, зеркально повторившая эти действия. Графиня же, не удостоив прислугу даже мимолётным взглядом, перешагнула порог.

Графиня сделала пару шагов, чтоб за ней могли прикрыть дверь и остановилась. Осмотрелась. В спальне её сына хоть и было чисто, однако порядком это, назвать было невозможно. Пусть кровать, в которой должен был лежать больной, застелена, и нигде не было видно пыли… Но кто посмел свернуть все прикроватные ковры? Далее. Поближе к ближайшему углу, возле кресла, которое должно нахохлиться не здесь, а в хозяйском кабинете, стоял небольшой столик, сделанный из бросового дерева. Было видно, что собран он был недавно, и не очень умелою рукою. В завершение ко всему, посреди спальни, стоял её сын, и находился он в неокрашенной, деревянной, подковообразной конструкции нелепого вида.

Заметив, что взгляд матери, застыл на непонятном устройстве, сын, еле заметно пожал плечами и ответил на её немой вопрос: "Это ходунки, матушка. С их помощью я могу самостоятельно передвигаться по комнате, восстанавливая утерянный из-за своей болезни навык".

"Протас, выйди". — Не глядя на воспитателя, сказала женщина. И только после того, как отставной солдат, поспешно, покинул хозяйскую опочивальню и за ним, почти бесшумно закрылась дверь, женщина позволила себе "скинуть" полагающуюся её положению маску.

По идее, оставшись наедине, должны были расслабиться оба человека. Однако позволить себе это, могла только женщина. Юноша наоборот, предельно мобилизовался. Пусть он знал как его предшественник, любимчик, обожал вот так, тет-а-тет, общаться с матерью, с младенчества делясь с ней своими детскими секретами. Но, знать о привычках того, чьё тело ты занял, и владеть ими — две разных, несовместимых вещи. Непроизвольно расслабившись во время беседы, можно перейти на привычное для себя построение речи, что выдаст чужака — с головою. Видимо именно поэтому, сын, на слова матери: "Cher ami…"[8]. Поспешно ответил на том же языке: "Матушка, прошу прощения, но я не имею права прерывать свои занятия, даже тогда, когда у меня будет такое желание. От моего усердия и прилежания, зависит, насколько быстро я верну былую крепость своего тела. Так что, спрашивайте, а я буду говорить и заниматься".

Сказав это, юноша вспомнил, с какой телячьей нежностью, Александр смотрел на мать во время их, былых бесед наедине, и постарался проимитировать соответствующее моменту взгляд и миму. Судя по реакции Ольги Олеговны, это у него не получилось. Женщина насторожилась, и выглядела она, предельно обеспокоенной.

"Алёшенька, всё равно присядьте. Мне нужно с вами поговорить. И наш разговор, будет серьёзным…".

Пришлось Александру присаживаться на край своей кровати, давая матери (именно матери, пришелец из другого мира решил воспринимать эту женщину именно так, для ускорения вживления в эту реальность) возможность присесть в единственное кресло. И доверительная беседа матери, с любимым чадом, началась. Графиня с невероятным упорством выпытывала, что послужило причиной такого состояния здоровья у её кровиночки? Почему он, пошёл именно к этим шарлатанам, а не к проверенному годами семейному врачу? И почему не оповестил её о своей болезни? На оправдание, что юноша просто не желал того, чтоб весть о его болезни дошла до дому, вызвав ненужные переживания, женщина только отмахнулась рукой. Так что, к окончанию часового разговора по душам, Ольга Олеговна поняла, что за этот год, а быть может, благодаря именно борьбе с последствиями деяний британских шарлатанов, её сын сильно изменился. Одно непонятно, к добру ли это. Ведь она так любила своего милого, послушного малыша, который никого не спросив, взял и так резко повзрослел. И более, не нуждается в её постоянной опеке, а быть может и тяготится оную. А эти а́нглийские шаманы, ещё пожалеют о том, что покусились на её чадо. Уж она найдёт на них управу.

Выйдя из покоев сына, графиня снова была такой, какой её привыкли видеть все окружающие. Но немного припухшие веки, красноречиво говорили, что женщина недавно плакала. Однако это не помешало ей посмотреть на свою челядь так, что девушки, почти синхронно потупили взор.

"А ведь они, были только в моём услужении, — подумала графиня, придирчиво осмотрев свою прислугу, — значит, Юрий Владимирович их не трогал. А Сашенька, уже повзрослел…".

— Вы, обе, остаётесь прислуживать моему сыну. Да смотрите, чтоб я в вас не разочаровалась. Иначе, верну в имение и сошлю на самую грязную, и тяжёлую работу. Без права на реабилитацию.

— Не извольте беспокоиться матушка. Будем служить Александру Юрьевичу со всем усердием и прилежанием. — за двоих ответила рыжеволосая девица.

— Я не беспокоюсь. Знаю, что будете стараться. Особенно, скрашивая Александру Юрьевичу скуку его вынужденного заточения.

— Всё сделаем, матушка боярыня.

Однако, графиня Мосальская-Вельяминова, их уже не слушала. Она неспешно удалялась в свои покои. Но стоило ей увидеть гувернантку своего сына, она остановилась, и негромко окликнула её:

— Марта Карловна, подойдите ко мне.

— Да, Ольга Олеговна.

— Скажите. Каковы успехи моего сына в учёбе?

— Он усерден. Даже сейчас, не смотря на своё состояние, желая восстановить позабытое, он продолжает занятия. С моей помощью, разумеется.

— Прелестно. А где Аким? Почему наш мажордом, до сих пор не попался на мои глаза?

— Он сильно приболел. Так что, пока я выполняю его обязанности, под его контролем, разумеется. — увидев удивлённо приподнятые брови работодателя, немка поспешно пояснила. — У Акима сильный жар и прочее недомогание. Доктор велел, чтоб с ним, до полного выздоровления, никто не контактировал. Я к нему вхожу только в тканевой маске и после посещения, несколько раз в подряд, мою руки с мылом.

— Тогда всё понятно. Значит так, послезавтра, с утра, я уезжаю в имение. Ваньку я забираю с собою, здесь остаётся Митяй, Сашеньке нужен друг, а они вместе росли. Ещё. Обе мои девки, также будут жить здесь, отныне, они прислуживают только молодому хозяину. Чуть не забыла, замену Ивашке, я пришлю в воскресенье.

Глава 5

Время шло. Однако обещанная князем Шаховских аудиенция с канцлером, так и не состоялась, и Иосиф, вечерней порой, перед сном, терялся в догадках, что было тому причиной. Первой, самым рациональным объяснением было то, что Шимину дают понять, данный чиновник высокого ранга, занят государственными делами, и примет челобитчика, когда сочтёт это возможным. Пусть ждёт и прочувствует, кто он есть такой по сравнению с канцлером Лопухиным. Вторая из причин, то, что его, американского гражданина кинули и, получив деньги, никто не собирается выполнять своих обязательств, — была абсурдной. Никто, даже из представителей высшей правящей элиты любого государства, находясь в здравом уме, не пожелает сориться с банкирами, слишком тяжкие последствия такого обмана испытает обезумевший хитрец. А другие домыслы — не стоят даже внимания на них потраченного, они всего лишь дети затянувшегося ожидания и ночной тьмы, из разряда абсурда. Так что, оставалось только набраться терпения и ждать.