Странствия Персилеса и Сихизмунды - Де Сервантес Сааведра Мигель - Страница 52

То обстоятельство, что конь после такого головокружительного прыжка остался цел и невредим, показалось Маврикию весьма сомнительным; он предпочел бы, чтобы конь в лучшем случае сломал себе три, а то и псе четыре ноги, — тогда чудовищный этот прыжок выглядел бы, по его мнению, правдоподобнее, а иначе это, мол, со стороны Периандра — злоупотребление любезностью слушателей. Однако ж все остальные верили Периандру безусловно и не поддержали Маврикия: лгуну не верят, даже когда он говорит правду, и это его беда, а человеку правдивому верят, даже когда он лжет, — это его счастье. Коротко говоря, сомнения, возникшие у Маврикия, не поколебали доверия слушателей к рассказу Периандра, и он продолжал:

— Итак, я вышел на берег вместе с конем, снова взобрался на него и тою же побежкой погнал его к обрыву, чтобы он еще раз прыгнул оттуда, однако ж на сей раз мне это не удалось: домчав меня до кручи, конь порвал уздечку и стал как вкопанный: он словно врос в землю, никакими силами нельзя было сдвинуть его с места. От страха он весь покрылся потом и мгновенно превратился из льва в ягненка, из дикого зверя в смирного коня; мальчишки решились даже огладить его, а королевские конюхи, обротав, начали безбоязненно его объезжать, и конь выказал ретивость и дотоле за ним не замечавшуюся покорность, что привело в восторг Кратила и обрадовало Сульпицию, ибо она удостоверилась, что я ее не подвел и в грязь лицом не ударил.

Три месяца лед на море не таял, и за это время еще не успели построить корабль, который Кратил рассчитывал весной спустить на воду, дабы очистить море от корсаров, а заодно поживиться на их счет. Я же в течение зимы оказал королю немало услуг на охоте; я показал себя охотником ловким, опытным и на редкость выносливым; надобно заметить, что охота больше, чем какое-либо другое занятие, напоминает войну, ибо и на охоте люди бывают изнурены, терпят голод и жажду, а иной раз и гибнут.

Прелестная Сульпиция была ко мне, а равно и к людям моим, необычайно добра, Кратил же был с нами в той же мере любезен. Сульпиция озолотила двенадцать рыбаков, которые охраняли ее в пути, но и те, которых вместе со мною затерло льдами, были щедро вознаграждены ею.

Наконец корабль был достроен. Король велел как можно богаче украсить его и как можно лучше снабдить всем необходимым, а затем назначил меня капитаном и объявил, что он вверяет его мне и что я волен распоряжаться им как мне заблагорассудится. Облобызав ему руки за столь великую милость, я попросил у него дозволения отправиться на поиски сестры моей Ауристелы, о которой я имел сведения, что она находится у короля датского. Кратил предоставил мне полную свободу действий, примолвив, что ради такой благородной цели он ничего не пожалеет, и тут в нем сказался настоящий король, ибо сан королевский обязывает делать людям добро, обязывает к приятности обхождения и, если так можно выразиться, к благовоспитанности. Благовоспитанность эта была в высшей степени свойственна Сульпиции, и притом в сочетании со щедростью, и благодаря ее щедрости я и мои люди, все до одного человека, отбывали разбогатевшими и ублаготворенными.

Мы взяли курс на Данию — там я надеялся свидеться с моею сестрою, но вместо ожидаемой встречи меня там ожидала весть о том, что ее и других девушек, гулявших вместе с нею на берегу моря, похитили корсары. Это было для меня началом новых испытаний и новых скорбей, и не только для меня, но и для Карино и Солерсьо, утвердившихся в мысли, что их супруги разделили плачевную участь моей сестры и попали к корсарам.

— И они угадали, — вставил Арнальд.

А Периандр продолжал:

— Мы бороздили моря, кружили вокруг островов и всех расспрашивали о моей сестре, ибо, не в обиду будь сказано всем красавицам, какие только есть на земле, меня все время утешала мысль: Ауристела-де так прекрасна, что мрак неизвестности не в силах объять свет, излучаемый ее ликом, а тонкий ее ум послужит ей тою нитью, которая выведет ее из любого лабиринта. Мы брали в плен корсаров, освобождали их пленников, возвращали владельцам их достояние, отбирали в свою пользу имущество, незаконно присвоенное, так что на корабле нашем чего-чего только не было, и наконец мои люди заскучали по своим сетям, по своим родным домам и по своим детям; Карино же и Солерсьо так прямо и объявили: раз что, мол, они так и не нашли своих жен в чужих странах, то нет ли их в стране родной? Однако ж, прежде чем расстаться, мы прибыли на остров, если не ошибаюсь, Сцинта, и там-то мы и узнали о празднествах в королевстве Поликарпа, и всем нам припала охота на них побывать. Ветер не дал нашему кораблю подойти к острову Поликарпа, и мы, как вам известно, в одежде гребцов приблизились к нему в длинной лодке. Там мне были присуждены награды, там я победил во всех состязаниях, и тогда же Синфоросу охватило страстное желание узнать, кто же я таков, что явствует из тех стараний, которые она для сего приложила.

Затем мы возвратились на корабль, и тут мои сподвижники порешили меня оставить; я же их попросил в награду за понесенные вместе с ними труды оставить мне лодку. Лодку они мне оставили, да они, скажи я хоть одно слово, оставили бы мне и корабль, а не то что лодку; меня же они оставляли одного потому, что только у меня одного не пропало желание продолжать поиски, а между тем опыт подсказывал им, что предел моих желаний вряд ли достижим, ибо все наши усилия не увенчались успехом.

Как бы то ни было, я обнял моих друзей и вместе с шестью рыбаками, которых я соблазнил теми дарами, что я им вручил, а также теми, что я посулил им, и которые согласились меня сопровождать, направил путь к острову варваров, от жителей коего я уже был наслышан об их нравах и о ложном пророчестве, введшем их в заблуждение, но на этом я не останавливаюсь: все это вам уже известно.

У берегов этого острова меня постигло несчастье: меня взяли в плен и поместили к заживо погребенным. На другой день меня вытащили из подземной тюрьмы с тем, однако ж, чтобы умертвить; на море разыгралась буря; наш плот растрепало; на нескольких бревнах меня унесло в открытое море, меж тем как на шее у меня все еще висела цепь, а руки были закованы в кандалы; затем я попал в добрые руки присутствующего среди нас принца Арнальда, вначале не подозревавшего, что я брат Ауристелы, и по его приказанию снова отправился на остров варваров в качестве лазутчика, с целью установить, нет ли там моей сестры, и там я ее и увидел; она была в мужском одеянии, и ей грозила казнь. Я узнал ее и восскорбел ее скорбью; однако ж казнь была предотвращена мною, ибо я объявил, что это женщина, а еще раньше меня казнь предотвратила сопровождавшая Ауристелу кормилица Клелия; а как они обе туда попали, об этом Ауристела, буде пожелает, расскажет вам сама. О том, что произошло с нами на острове, вы уже осведомлены; следственно, после всего того, что я вам поведал, после того, что еще поведает вам моя сестра, любопытство к нашим приключениям, которое мне удалось возбудить в вас, притом что мне удалось также вас убедить в достоверности подавляющего их большинства, будет — смею надеяться — совершенно удовлетворено.

Глава двадцать первая

Я не берусь утверждать положительно, точно ли Маврикий и некоторые другие слушатели обрадовались, что Периандр досказал наконец свою историю, но, вообще говоря, чаще всего длинные истории, как бы ни были они значительны по своему содержанию, в конце концов приедаются. По-видимому, этою именно мыслью руководствовалась Ауристела, отказавшись в подтверждение правдивости Периандрова рассказа начать повесть о своих приключениях: несмотря на то, что с тех пор, как корсары похитили ее у Арнальда и до того дня, когда Периандр встретился с нею на острове варваров, приключений этих было у нее совсем не так много, она порешила отложить свой рассказ до более подходящего времени, а впрочем, если бы даже она и согласилась, ей все равно пришлось бы прервать повествование — ей помешал бы корабль, который в это самое мгновенье показался вдали: летел он на всех парусах и немного спустя уже вошел в бухту, Ренат же узнал его тотчас.