Мертвая зона
(Повести) - Чехов Анатолий Викторович - Страница 59

— Сейчас здесь развернуты дивизии, корпуса, армии. Против немцев с нашей стороны действуют три фронта — сотни тысяч людей, а накал борьбы усиливается с каждым днем. На карту поставлено все, — сказал Джегурда.

А Сергеев подумал: важно, конечно, и то, что делает он, старший оперуполномоченный управления НКВД: один Гайворонский, дай ему развернуться, может стоить полка или дивизии, а таких Гайворонских абвер забрасывает к нам десятками, однако главное — там, где насмерть бьются полки и дивизии, где сошлись в смертельной схватке в общей сложности более двух миллионов человек, огромное количество танков и самолетов, артиллерийских стволов, стрелкового оружия… Какую голову надо иметь, чтобы управлять этой армадой, решая судьбы всей войны, какое мужество, чтобы в окопах стоять насмерть!..

Но, разумеется, Сергеев считал, что надо иметь голову и тем, кто борется с каждым в отдельности Гайворонским, и все же в эти дни и недели судьбы страны решались на Мамаевом кургане и вдоль узкой полосы берега Волги, где держали оборону 62-я и 64-я армии генерала Чуйкова, генерала Шумилова…

— Мне кажется, что труднее, чем сейчас, больше не может быть, — сказал Сергеев. — Что-то должно случиться, что переломит ход сражения…

— Пока что ничего нового не случается, а немец все напирает, остается одно: стоять насмерть…

…Переправившись под покровом ночи через Волгу и тепло попрощавшись с майором Джегурдой «до встречи на передовой», Сергеев немало удивился, увидев Бирюкова, дожидавшегося его, несмотря на поздний час, на берегу.

— С прибытием тебя, Глеб Андреевич, — от души обняв Сергеева и прижимая его к себе, с искренней радостью воскликнул Бирюков. — Пока дождался, извелся весь: четвертый раз выхожу на берег…

Такое проявление чувств было не в правилах комиссара 3 ранга. Видно, напереживался Николай Васильевич: еще и потому, что случилось нечто тревожное.

Сергеев коротко доложил обо всем, что произошло на реке в районе Лукового оврага с той минуты, когда они с Семакиным, Верой и Хачатуровым ушли во главе милицейского взвода от этих берегов.

— Понимаю тебя и сочувствую, — выслушав его, сказал Бирюков. — Но как бы ты ее отговорил, твою Веру, когда — сам видел — решила, хоть ты ее стреляй, ехать с тобой?.. Положение там тревожное, а здесь, что ли, лучше? Хорошо, хоть добрались до места без потерь, проникли в церквушку, оказали гражданским помощь и прооперировали раненых, поддержали сухим пайком и медикаментами, а главное — вселили веру в избавление, ну и, само собой, выполнили не только наказ Чуянова, но и веление собственной совести.

— Туда-то мы добрались, а вот как они оттуда будут возвращаться? — не скрывая тревоги, сказал Сергеев.

— И все-таки есть надежда, — отозвался Бирюков. — Вызывал меня Алексей Семенович, спрашивал наше мнение: войсковое командование поставило в известность ГКО Сталинграда, членом которого, как тебе известно, является Чуянов, о своем намерении усилить нашим милицейским взводом батальон майора Буланова. В общем, Чуянов, не возражая против такой заявки, убедил командующего в целях спасения запертых в церкви гражданских добавить на том участке снарядов из резерва и провести артподготовку по переднему краю немцев, чтобы выбить их из окопов и обеспечить эвакуацию гражданских из церкви вместе с ранеными и детьми. После чего уже вернуть нашу группу во главе с Семакиным в Сталинград.

Сергеев промолчал, лишь подумал, что будут чувствовать запертые в церкви, в том числе Вера и Хачатуров, когда вокруг закипит бой с артподготовкой и атакой батальона? А майор Буланов не дурак, быстро сориентировался. При тех потерях, какие несет батальон, целый взвод обученных и подготовленных кадровиков — это как подарок.

Бирюков ждал ответа, и Сергеев подтвердил его последний вывод:

— Что тут скажешь? Иначе такую задачу не решить: с малыми ребятами да ранеными под пулями через нейтралку от церкви до окопов батальона Буланова не доползешь…

Под треск автоматов и пулеметов, взрывы гранат и грохот разрывов с передовой они, продолжая разговаривать, прошли в штольню управления, к отгороженному дощатой переборкой закутку, который именовался «кабинетом» начальника милиции.

— Вызвал я тебя срочно вот почему, — предложив сесть и прикрыв за собой дверь, сказал Бирюков. — Капитан Мещеряков с блеском провел первую половину операции «Гайворонский», причем гениально просто, и не столько с помощью твоего протеже Рындина, сколько доверив главную роль его подруге Маше Гринько… Но введу тебя в курс событий по порядку… Заявился твой Николай в медпункт на переправе, показывает сестре пустяковую царапину — где-то осколком зацепило — и просит вызвать лейтенанта Голубеву — твою Веру.

— Что-то многовато «моих», — заметил Сергеев. — И Вера моя, еще и Рындин.

— Никуда не денешься, тоже твой… Так вот. Меня он не заметил, я стоял за насыпью у входа, только что спрашивал у связиста в приемном покое, нет ли от вас каких известий. В общем, подошел и слушаю, что за разговор… Оказывается, Николай твой не к медсестре, а к связисту пришел. «Слушай, друг, — говорит, — важное государственное дело… Позвони в управление НКВД, скажи, чтоб передали старшему лейтенанту Сергееву, ждет его в медпункте Николай…» Связист, естественно, спрашивает: «Какой Николай?» Рындин отвечает: «Он поймет…» Ну я вышел, спрашиваю: «Есть новости?» Отвечает по всей форме: «Товарищ комиссар третьего ранга… Новости есть». «Сам-то, — спрашиваю его, — как здесь оказался?» «А оказался я, — говорит, — здесь потому, что капитан Мещеряков вызвал: Боров в Сталинграде…»

«Быстро сработал капитан Мещеряков, — подумал Сергеев. — Трое суток всего, как мы с Верой отправились к Луковому оврагу, а Боров уже в Сталинграде».

Бирюков продолжал:

— Я ему говорю: «Если тебя капитан Мещеряков вызывал, зачем тебе старший лейтенант Сергеев?» Он отвечает: «Товарищ комиссар третьего ранга, вы же все знаете!.. То, что велел капитан, мы с Машей сделали… А только, хоть я вывел Борова на „дядю Володю“, посылайте хоть в штрафбат, хоть к стенке ставьте, а без Глеба Сергеевича слова больше не скажу!» Сообщил я Мещерякову о таком требовании, тот говорит: «Сергеева надо вызвать, пока этот баран Рындин нам карты не перепутал». Получаются сплошные тайны Мадридского двора… Но самое интересное, что Мещеряков принял план, предложенный этой парой — Рындиным и Гринько, и блестяще его осуществил… Им-то он сказал, что цель плана — выявить логово Саломахи. О Гайворонском, конечно, и не заикался. Нам и то не все говорит…

— Такая у него должность, — заметил Сергеев, оценив гибкость поведения капитана. — Раз уж мы подключили к операции бывших и настоящих уголовников, кому же с ними возиться, как не нам?.. А что еще сказал капитан?

— Просил, как только ты вернешься, ему позвонить.

— Рындин где сейчас?

— Посадил его на всякий случай в КПЗ, связался по радио с майором Булановым, вызвал тебя. А тут, как нарочно, донесение из Новониколаевского — час назад поступило от нашего оперуполномоченного Артема Ляшко. Как посоветовал ему Фалинов, мобилизовал он подростков, те под видом рыбалки и сбора грибов облазили всю округу и нашли недалеко от хутора, в яме, засыпанной листьями, труп неизвестного, убитого, заметь, тупым тяжелым предметом в висок… Приказал я ничего не трогать до твоего приезда, сообщил Мещерякову, сам не могу отлучиться — остался за Воронина, вызвали его к командующему, — так что, хоть и устал ты после Лукового оврага, вызывай Коломойцеву, берите свежих лошадей, лихого ямщика и гоните…

— А «свежие лошади» и «лихой ямщик» — очередная баржа на левый берег? — уточнил Сергеев.

— Она, родимая, другого транспорта у нас нет.

— Тогда, наверное, надо звонить Мещерякову?

— Уже позвонил. Ответил, что, как только освободится, сам придет сюда… И слепому видно, — заметил Бирюков, — существует прямая связь между еще одним убийством гирей в висок и «медвежьей болезнью» у твоего Рындина…

— А в чем состоял «план» Николая и Маши Гринько, с которым согласился Мещеряков?