Дожить до весны - Павлищева Наталья - Страница 4

Мама даже побледнела.

– Я советская гражданка!

Бабушка положила ей руку на плечо:

– Спокойней, Леночка. Не обращай внимания.

Но мама все же продолжила:

– И корни у меня не немецкие.

– А… еврейские, значит? Тогда вам точно следует бояться.

Когда Маргарита Семеновна ушла, Женя тихонько поинтересовалась у мамы:

– Что значит «немецкие корни»?

– Анна Вольфовна немка, и все Гольдберги тоже.

Женя даже ахнула:

– Они с Гитлером?!

– Нет, они родились в Петербурге и никогда не бывали в Германии. Как и их родители.

Бабушка объяснила еще:

– Ты ведь умная девочка и прекрасно понимаешь, что немцы, как и русские и другие народы, бывают разные. Это просто национальность человека, от которой вовсе не зависит, хороший он или плохой. Иногда люди уезжают далеко от своей Родины, живут там, у них рождаются дети, потом внуки и правнуки, которые даже языка своих предков могут не знать. А немцы и фашисты не одно и то же. И вообще все эти разговоры – глупости!

Женя впервые видела бабушку раздраженной и не понимала почему.

Понять пришлось скоро, потому что в тот же день Колька ехидно поинтересовался:

– А ты немка, да?

– Никакая я не немка! Я русская, у меня папа русский!

– А мама немка. У нее фамилия Гольдберг.

– Это фамилия ее первого мужа, вот!

– Ага, а почему она тогда не Титова, как вы с папой?

– Потому… потому… – Женька даже не сразу вспомнила почему. Какая разница, какая у человека фамилия? – Чтобы была фамилия, как у Тани.

– Какой еще Тани? – передразнил противный Колька.

– Моей старшей сестры Тани. Она с Гольдбергами живет на Васильевском и тоже Гольдберг.

– Все равно немка!

Наверное, они бы подрались, но Кольку подхватил за ухо и повел в свою комнату Станислав Павлович. Что уж он там говорил, неизвестно, но Колька вышел и извинился перед Женей, а его родители вечером устроили настоящую атаку на Станислава Павловича. Колькина мама Нинель Петровна кричала визгливым голосом, что не позволит унижать их мальчика, а мужа, который пытался ее успокоить, кричала, обзывала ни на что не годной тряпкой! В общем, тарарам стоял весь вечер.

Наверное, Нинель Петровна сделала бы немало гадостей Станиславу Павловичу, но на следующий день они уехали в эвакуацию.

Закрывая комнату на целых три замка, Нинель Петровна нарочно громыхала ключами, чтобы все слышали, что дверь надежно заперта. Проводить их не вышел никто, а Станислав Павлович в кухне вдруг подмигнул Женьке и нарочно громко предупредил:

– Женька, будь осторожна, там мышь скреблась. Все девчонки мышей боятся.

Женя мышей ничуть не боялась, и никакие мыши в квартире не скреблись, бабушка бы этого не допустила, на то и Мурка, чтобы не было мышей. Но Женя поняла, что Станислав Павлович что-то задумал, и поддержала его:

– Ой, правда?! А где?

– Вон там, у двери Якимовых. Хорошо, что они уехали, Нинель Петровна наверняка мышей боится.

В двери кухни показалась побледневшая Нинель Петровна:

– Где мышь?! Какая мышь?!

Станислав Павлович округлил глаза:

– А разве вы еще не уехали? Да не бойтесь, мышка маленькая, она вас не съест. Разве что погрызет что-то. Езжайте спокойно.

– Уедешь тут! – взвыла Якимова и бросилась открывать замки, оказалось, что она решила проверить, все ли надежно завернуто и спрятано. Едва не опоздали.

Закончив проверку, Нинель Петровна закрыла дверь только на один замок, а ключ вдруг протянула вышедшей в коридор бабушке:

– Ирина Андреевна, присмотрите за комнатой. И впускайте туда иногда Мурку, чтобы кошачьим духом пахло.

Бабушка отказалась:

– Нет, Нинель, я не стану брать ключ. А Мурка и без того по коридору все время ходит.

К Якимовой метнулась Маргарита Семеновна, буквально выхватила ключ из рук:

– Я присмотрю! И за Муркой тоже.

Сам Якимов звал жену:

– Нинель, мы опоздаем. Уже опоздали.

Та махнула рукой и поспешила к выходу. Маргарита Семеновна, напевая, отправилась к себе, она выглядела так, словно выиграла большой приз.

Немного погодя Маргарита Семеновна загромыхала замком, открывая комнату Якимовых.

Бабушка укорила ее:

– Вы хотя бы завтра дождались.

– Я только посмотрю, нет ли мыши.

Юрка расхохотался:

– Вы же не кошка.

С того дня повелось: Юрка при виде Маргариты норовил мяукнуть. Женька, не выдерживая, прыскала от смеха. Так продолжалось, пока Станислав Павлович не взял за ухо уже Юрку, а Женьке погрозил пальцем:

– Посмейся мне!

А тогда Ирина Андреевна лишь покачала головой:

– Что если они опоздали и сейчас вернутся?

Маргариту из чужой комнаты словно ветром вынесло, поспешно закрыла замок и удалилась к себе:

– Вдруг и правда там мышь?

Якимовы не вернулись, из дома они первыми отправились в эвакуацию.

В июне это считалось позором, трусостью. Станислав Павлович развел руками:

– Крысы бегут с тонущего корабля.

Женя не удержалась:

– А мы тонем?

Станислав Павлович смутился:

– Я не про корабль, я про крыс. Мы не тонем и не потонем никогда, девочка моя.

Эти фашисты очень подлые, очень. Сначала захватили всю Европу, теперь напали на Советский Союз и упорно продолжали продвигаться вперед. Напасть, заключив договор о ненападении! Чего же о них можно сказать хорошего?

Но Женя не могла понять, куда смотрит немецкий рабочий класс. Должны же они выступить против Гитлера? Почему немецкие рабочие не заявят о том, что так нельзя поступать? Нет, они сами идут воевать, захватывать чужие земли, убивать ни в чем не повинных людей, даже детей! Они будто ослеплены, оглушены, словно забыли, что они сами люди. Или нелюди? Где же международная классовая солидарность трудящихся? Где Интернационал?

Ничего, когда немцев погонят обратно, а это будет очень скоро, буквально на днях, то все поймут, что зря пытались отсидеться в кустах.

Когда же погонят? Который день ведь немцы прут вперед, топчут советскую землю, убивают советских людей. Нет им прощения.

Скорей бы уж погнали…

Вышло постановление о сдаче всех радиоприемников. Сдать надо в пятидневный срок. Зачем?

Станислав Павлович объяснил, что при помощи радиоприемников могут поддерживать связь шпионы, заброшенные в Ленинград.

Женя удивилась:

– Пусть бы шпионы и сдавали. Мы-то не шпионы.

Юрка посмеялся:

– Надо пройти по квартирам и спросить: вы не шпион? Ах, шпион… тогда сдайте, пожалуйста, радиоприемник.

Женька и сама поняла, что сказала глупость, просто было очень жалко, что отдадут приемник и нельзя слушать, как читает книги Мария Петрова. У этой артистки такой голос… заслушаешься.

Но приемник пришлось сдать, вместо него выдали черную тарелку репродуктора, сказали включить в сеть и не выключать, все новости теперь будут по репродуктору. Женя спросила у управдома:

– И Мария Петрова тоже?

Думала, он не поймет, но он понял, ему тоже нравился голос этой артистки, и как она книги читает, нравилось.

– Не знаю, детка. Надеюсь, что и Мария Григорьевна будет выступать. Если не эвакуируется. Театры все эвакуируются.

– Жаль…

Но ладно, ленинградцы потерпят, просто обидно думать, что любимая артистка сбежит из Ленинграда при первой же опасности, как Якимовы.

Мария Петрова не сбежала, она продолжила работать на Ленинградском радио и читать книги у микрофона, став одним из «голосов блокады», как и Ольга Берггольц.

Эвакуировали маленьких детей, тех, которые в яслях, и самых маленьких детсадовских. Почему-то тревожно на них смотреть, их много таких маленьких и бес толковеньких, а взрослых с ними мало, совсем мало. А их ведь далеко везут, подальше от опасности. Как же в пути – одному кушать захочется, другому какать, третий с четвертым подерутся из-за игрушки. Это в яслях порядок и все организовано, а в пути? Вдруг кто-то потеряется, заблудится, отстанет?