Поворот калейдоскопа (СИ) - Бранник Елизавета - Страница 13

— Вы ко мне?

— Нет, — девушка как-то нахально разглядывала Аню, — я не у вас в группе, я у Германа Фридриховича. Он там?

— Доцент Каде, кажется, уже ушел, впрочем, можете поискать его в лаборатории.

— Жаль, — девушка продолжала рассматривать Аню со странной улыбочкой.

После ее ухода Аня, уже не притворяясь, что с ней все в порядке, похромала по коридору. Какой тяжелый день! Сердце не на месте. Сначала Каде, потом Иннокентий.

… Аня забежала в общежитие после встречи с Германом Фридриховичем, постаравшись выбросить из головы все неприятные мысли. Ну смотрел мужик, но тайком же, не лапал! Если действительно хотел помочь, то Аня — просто лохушка, которая, обжегшись на молоке, испугалась и отказалась от хорошего предложения.

Она быстро съела бутерброд и завертелась перед зеркалом. Ей хотелось выглядеть строго, но…она пыталась подобрать подходящее слово, рассмеялась, поняв это второе слово «сексуально». Тоже еще, распрыгалась, как студентка перед свиданием. Она покидала все яркие вещи в шкаф и надела строгое темное платье-чехол. Но рука сама потянулась к дорогим арабским духам, маслянистым, с нотками муската, фрезии и бергамота, которые она экономила, пользуясь ими только в особых случаях.

В дверь постучали. Аня вздрогнула и капнула духами на пол. На пороге стоял Иннокентий.

— Можно войти?

Аня помедлила и кивнула, отступив в сторону. Новиков прошел через кухню, застыл на пороге комнаты. На нем был светлый плащ, который весной покупала ему Аня, элегантный, теперь почему-то несвежий, с оторванным хлястиком сзади.

— Значит, тут ты теперь живешь?

— Как видишь. Чем обязана?

— Собирайся. Мы уезжаем.

— Куда?

— Домой.

— Твой дом и мой дом — это разные места. Мой дом теперь здесь.

Кен окинул комнату взглядом, брезгливо поежился:

— Не шути так. Твое место не здесь, а рядом со мной.

— Не нужно говорить, где мое место. Ты четыре года мне об этом напоминал. Хорошо, что я не поверила.

Новиков вдруг повернулся и рухнул перед ней на колени, разметав полы плаща. Аня в ужасе попятилась.

— Анюта, ну прости меня, идиота. Дурака прости! За то, что предал тебя, за то, что отпустил.

— Новиков, — ошеломленно спросила Аня. — Что это? Это игра какая-то? Что с тобой случилось? Почему ты так выглядишь?

— Я ехал всю ночь. Слова придумывал. Нет мне оправдания.

— Зачем? Зачем оправдываться? Ты же говорил, что во всем я виновата! Мы все решили. Я начала новую жизнь. Ты тоже… собирался. К чему этот цирк?

— Я понял… я понял, как сильно тебя люблю. Как ты обо мне заботилась. Как… старалась.

— Суп тебе некому сварить?

— Аня, — простонал Иннокентий. — Ну не добивай же меня. Прости!

— Во-первых, встань немедленно. Во-вторых, говори честно: прислуга нынче дорога? Или спать не с кем. Чтоб нетребовательная была. Жанне разонравилось?

— Анюта, Анюта, — Кен поднялся, сел на стул, подавшись вперед. — Вот какая ты, оказывается, жестокая.

— Хорошие учителя были.

Новиков наклонил голову к коленям и глухо произнес странную фразу, смысл которой не сразу дошел до сознания Анны.

— Я поговорил… с Денисом.

Аня напряглась:

— И что он тебе сказал?

— Он пьян был, мы выпили… он признался. Что почти четыре года тебя добивался. А ты отказывала. Он тебя заставить пытался, не вышло. От жены уходил, когда я на конференции был. Ты его не приняла.

— Ох! — Аня подняла глаза к потолку. — Поверить не могу. Денис… Считала его… неважно… никогда бы не подумала, что он расколется. И что?

— Я понял, какая ты… верная, преданная… А я… пыли у твоих ног не стою. Каждую ночь, не поверишь, лежу один и вою. Все вокруг о тебе напоминает, каждая вещь, подушки тобой пахнут…

— А раньше что мешало понять? Нужно было, чтобы кто-то другой глаза тебе открыл? А если бы он гадость обо мне сказал, ты поверил бы? Поверил бы, — горько сказала Аня, не дождавшись ответа. — А знаешь, ты был прав. Я никогда, оказывается, тебя не любила. Просто не знала, как это. Хорошо, что я уехала. Я встретила человека… я влюбилась, Кен. Между нами никогда ничего не будет, но я теперь понимаю, что это такое, от страсти сгорать.

— Ты… ты мне изменила? — дрожащим шепотом произнес Новиков, поднимаясь со стула.

— Ты всегда как-то… выборочно меня слышишь. Я же сказала, между нами ничего нет и быть не может. Но к тебе я не вернусь. Я буду пытаться устроить свою жизнь, но не с тобой. Прости.

— Мне все равно, — сказал Новиков. — Если ты мне не изменяла, то мне все равно. Люби, кого угодно, но будь со мной. Я научусь, давай пойдем к врачу, к специалисту… давай попытаемся.

— Никакой врач не заставит меня тебя полюбить.

— Я дам тебе все. Занимайся, чем хочешь. Проектируй мебель, развлекайся, работай, не работай. Я обеспечу… любой твой каприз. Хочешь, заведем ребенка, хочешь, будем путешествовать. Организуем роскошную свадьбу. Или поженимся тихо, как ты хотела, в Венеции. Я буду все тебе разрешать, только, пожалуйста…

— Ты очень щедр, Новиков. Столько обещаний за чужой счет, — негромко, задумчиво проговорила Аня. — А если я захочу… с другим, тоже разрешишь? В некоторых семьях такое практикуется… Видишь, все имеет свои границы. Давай останемся каждый при своем.

— Ты просто гордячка, — Иннокентий покачал головой. — Хочешь меня помучить? Что ж, я не гордый, раз… приполз. И еще приползу. Ты поиграешься тут… со своими платоническими чувствами, а потом тебе захочется теплую ванну с дорогой французской пеной. Или шубу, когда начнется зима. Или на Бали. Или на Байкал, ты всегда мечтала… И тогда ты поймешь, что важнее. А впереди еще старость. Лучше быть замужней дамой со статусом, чем вечной девочкой в поисках… непонятного. Ты слишком хороша: умна, красива, талантлива. Мужчины будут тебя бояться, хотеть на расстоянии, но жениться на других.

— Ты же не испугался.

— Тогда ты была иной… Сейчас бы… не знаю. Признайся, Анна, я многое тебе дал. Разглядел… Ты была алмазом, стала бриллиантом…

— Боже, какие слова, — Аня засмеялась. — Тебя прорвало просто. Алмазом в грязи?

— Играй. Развлекайся. Я буду тебя ждать. Позвони мне, когда наиграешься.

Он ушел, тихий и печальный. Оставил на кухонном столике кулечек с любимыми Аниными марципановыми конфетами. Аня заметалась по комнате, прокручивая в голове слова Иннокентия. В глаза почему-то бросились дешевые шторы, затертый линолеум. В какой-то момент она поскользнулась каблуком на разлитых духах, но не упала, а резко села на край кровати со сдвинутым матрасом, на железное ребро. Аня почувствовала боль, но она была ничем по сравнении с болью душевной. Она вскочила и пошла в университет, уже не думая о том, как выглядит и как пахнет.

… Ночь с четверга на пятницу прошла для Ани в муках душевных и физических. Нога болела и отекала, в ушах звучали слова Кена. Потом слова Фила, и она словно воочию видела его профиль, склонившийся к ней над плечом, чувствовала его руки на животе и губы на шее. Сомнений не было, и слова ее, сказанные Кеше, не были просто попыткой его оттолкнуть или уязвить — она влюбилась. Это было странное, острое чувство, очень изматывающее Аню. Ее мучило то, как безрассудно она себя повела — позволила своему студенту такой интим! И это после нескольких недель знакомства! Зная эту сегодняшнюю молодежь, с их привычкой фиксировать все на камеры телефонов и бесстыдно сливать в сеть! Почему она так доверилась Громову?

Однажды Аня застукала Дениса в своей спальне во время празднования дня рождения Новикова-младшего. Денис оправдался тем, что зашел туда поговорить по телефону, мол, везде было шумно. Аня потом недосчиталась в шкафу синих трусиков из итальянского комплекта. Боже, как ей было стыдно, словно Денис прилюдно ее раздел! Почему же ей не было неловко, когда Фил гладил ее по ноге? Он так ее касался, словно она была… воплощением хрупкости и нежности! Он трепетал и прислушивался к ее реакции, будто она была девственницей на первом свидании! Аня вспоминала и начинала опять задыхаться.