Правители Франции XVII-XVIII века - Черкасов Петр Петрович - Страница 50

Высшее руководство страной окончательно сконцентрировалось в руках триумвирата: Максимильен Робеспьер — Луи-Антуан де Сен-Жюст — Жорж Кутон. Лидирующую роль в этом триумвирате единомышленников играл Робеспьер, который в июне 1794 года получил пост председателя Конвента. Теперь уже совершенно официально он сосредоточил в своих руках практически все три ветви власти, став диктатором. Тогда же Робеспьер принудил Конвент принять законопроект Кутона о распространении революционного террора на всю территорию Франции (печально известный закон от 22 прериаля / 10 июня 1794). Именно это решение превратит Робеспьера в одиозную фигуру не только Французской революции, но и всей национальной истории Франции.

Робеспьер всегда выступал против дехристианизации, насаждавшейся с 1791 года. В то же время он и не был привержен традиционной христианской религии, в которой его крестили и воспитали. Исповедуя идеи Просвещения в духе Руссо, Робеспьер вознамерился создать новую, если так можно сказать, атеистическую религию, которая могла бы стать идейной базой революции наряду с принципами равенства и справедливости. Он инициировал создание культа так называемого Верховного Существа (l’Étre suprême), призванного заменить Святую Троицу — Бога Отца, Сына и Святого Духа. При этом Робеспьер ссылался на упоминание о Верховном Существе еще в первой Декларации прав человека и гражданина (26 августа 1789 года).

В мае 1794 года Робеспьер провел через Конвент декрет, в котором утверждалось, что «французский народ признает существование Верховного Существа и бессмертие души». А 20 прериаля (8 июня 1794 года) он устроил на Марсовом поле праздник Верховного Существа, собравший почти весь Париж. По неслучайному совпадению этот день пришелся на праздник Святой Троицы.

Постановщиком праздника стал известный художник и не менее известный якобинец Жак-Луи Давид. Робеспьер, возглавивший торжества, в своей речи говорил о том, что этот день должен объединить всех французов. Это произвело впечатление даже на тех, кто не разделял его взгляды. Многие были введены в заблуждение относительно дальнейших намерений Неподкупного. Правда, принятый два дня спустя декрет о Великом терроре быстро рассеял возникшие было иллюзии.

Расширение террора, от которого не был застрахован ни один француз, было серьезнейшим просчетом Робеспьера и его единомышленников — Кутона и Сен-Жюста. С ослаблением внешней угрозы после побед революционных армий выявились глубокие разногласия в отношении экономической политики правительства Робеспьера, в особенности по вопросу о «всеобщем максимуме». Явные и скрытые противники Робеспьера в Конвенте, включая и многих монтаньяров, начали готовить смещение Неподкупного, который в это время обнаружил удивительную близорукость, а после триумфа на празднике Верховного Существа вообще впал в трудно объяснимую апатию. Несколько недель он не появлялся в Комитете общественного спасения и даже в Конвенте. Из летаргического состояния его не вывели даже две попытки покушения, предпринятые безработным Анри Ладмира и двадцатилетней парижанкой Сесиль Рено, вооруженной двумя ножами. Расследование показало, что это были террористы-одиночки. Разумеется, они были отправлены на гильотину.

26 июля (8 термидора по революционному календарю) Робеспьер неожиданно явился в Конвент и выступил с резкими обвинениями по адресу «врагов революции», не назвав, правда, их имен. Это прозвучало как явная угроза, побудив заговорщиков поспешить с переворотом.

Заговор объединил самые разные политические силы — от вчерашних «бешеных» и уцелевших эбертистов до дантонистов и представителей «болота». Оправданием для них стала идея «спасения Республики от тирана» и возвращение Конвенту его суверенных прав в управлении страной.

На завершающей стадии подготовки заговора кто-то распространил по городу провокационный слух: Робеспьер намеревается освободить из-под ареста в Консьержери пятнадцатилетнюю Марию-Терезию Шарлотту, дочь казненного Людовика XVI, чтобы (!) жениться на ней. Очевидная нелепость подобного слуха тем не менее на многих произвела впечатление. Против Неподкупного, превратившегося в «тирана», его противники умело обратили и бредовые заявления сумасшедшей старухи Катрин Тео, которая еще в середине июня объявила себя Девой Марией, а Робеспьера — своим сыном. Парижане хорошо помнили недавнее торжество на Марсовом поле, где Робеспьер публично поклонялся Верховному Существу. Уж не возомнил ли он себя сыном Творца? И не манипулирует ли сам Неподкупный безумной Катрин Тео?.. Все это не могло не настораживать «благоразумных» граждан, втайне мечтавших избавиться от «тирана».

27 июля (9 термидора) депутаты-заговорщики устроили в Конвенте обструкцию Робеспьеру и Сен-Жюсту, не дав им выступить с трибуны. Самые невероятные, зачастую взаимоисключающие обвинения посыпались на них как из рога изобилия. Эта словесная вакханалия могла бы продолжаться еще неопределенно долго, если бы один из депутатов (Луше), ничем себя прежде не проявивший, не предложил немедленно арестовать весь «триумвират» — Робеспьера, Сен-Жюста и Кутона.

Под крики «Vive la République!» депутаты единогласно проголосовали за это предложение. Перед лицом столь редкого единодушия Робеспьер мрачно произнес: «Республика погибла. Настало царство разбойников». Робеспьер-младший заявил, что желает разделить участь старшего брата, после чего оба они были арестованы.

Казалось, что заговор успешно завершился. Но пока еще это было не так. Когда Робеспьера доставили в тюрьму Люксембург, ее опешивший начальник с испугу отказался его принять. Неподкупный и его брат поспешили этим воспользоваться и укрылись в Ратуше. Однако, оказавшись в безопасности, Робеспьер почему-то ничего не предпринял для организации сопротивления мятежникам. Он продолжал бездействовать, вызывая удивление своих сторонников.

Тем временем известие о событиях в Конвенте быстро распространилось по Парижу, вызвав всеобщее смятение. Коммуна и мэрия призвали парижан к восстанию. Термидорианский Конвент, со своей стороны, разослал директивы о соблюдении порядка и вызвал Национальную гвардию для своей защиты. Национальные гвардейцы были обескуражены арестом своего командира, генерала Анрио, и назначением нового — Поля Барраса, члена Конвента. Они еще не знали, что их новый командующий — активный участник заговора. Именно его решимость и определила конечную победу термидорианцев.

В конце дня во главе четырехтысячного отряда Баррас явился на Гревскую площадь и блокировал здание Ратуши, где находились Робеспьер и некоторые его соратники. Те, на кого еще мог надеяться Неподкупный, пребывали в растерянности. Парижские секции, совсем недавно униженные им, были дезориентированы и колебались. Собравшиеся на Гревской площади горожане, не видя никаких сигналов к действию, к вечеру постепенно стали расходиться.

С наступлением ночи Баррас дал команду на захват Ратуши, где в это время продолжались бесполезные дискуссии о «текущем моменте». Термидорианцы ворвались в зал заседаний и несколькими выстрелами прекратили дебаты. Одна из пуль попала Робеспьеру в челюсть. Огюстен, его младший брат, попытался покончить жизнь самоубийством, выбросившись из окна, но лишь сломал ногу и попал в руки мятежников. Преданный Робеспьеру депутат Леба, подумав, что его друг мертв, поспешил застрелиться. Кутона, страдавшего параличом обеих ног, столкнули в коляске вниз по лестнице. В ту же ночь был арестован и Сен-Жюст.

В середине следующего дня «триумвират», дополненный Огюстеном Робеспьером, был доставлен в Революционный трибунал. Прокурор Антуан Фукье-Тенвиль, понаторевший в упрощенном судопроизводстве, ограничился тем, что удостоверил личности подсудимых и сообщил им, что, будучи объявлены вне закона, они не имеют права ни на защиту, ни на обычный процесс. Затем бесстрастным голосом он зачитал им смертный приговор. Все происходило согласно процедуре, одобренной в свое время самим Робеспьером. Менее чем через год и Фукье-Тенвилю доведется заслушать аналогичный приговор и тоже умереть на гильотине.