Переселенцы Трансвааля - Рид Томас Майн - Страница 31

Глава XVIII. КАРЛ-КОП

Да, речка снова исчезла, и на этот раз положение злополучных путешественников было несравненно хуже, чем в первый: люди, посланные опять на разведку, сообщили, что сухое место тянется по крайней мере миль на восемнадцать, то есть на расстояние, вдвое больше первого.

Очевидно, засуха согнала в одно место крокодилов, обитавших обыкновенно на всем протяжении реки. Уничтожив все живущее в воде, всю рыбу и прочее, крокодилы были обречены на голодную смерть и собрались издыхать в одно место. Голодом же объяснялось и их нападение на людей. Если бы часть их не была убита путешественниками, она все равно была бы съедена. Им только и осталось пожирать друг друга.

Избавившись от этих страшных врагов, боеры перестали и думать о них — все их мысли теперь сосредоточились на вторичном неожиданном препятствии к дальнейшему продвижению.

Все были убиты печальной новостью. Бааз мучился более всех, так как на нем лежала нравственная ответственность за всю колонию переселенцев.

— Напрасно, — говорил он, — доверил я исследование пути молодым людям. Они, как только увидели воду, сейчас же и предположили, что более расследовать нечего… Конечно, я не виню их… Виноват я. Мне следовало помнить, что на такие разведки нужно посылать опытных людей, а не таких юнцов, как наша молодежь, с ее пылким воображением и страстью к чересчур быстрым выводам. Да, вся вина падает на одного меня. Из-за моей оплошности погибло два преданных человека, и напрасно было потрачено столько труда и времени на разборку, переноску и сборку плотов. Теперь, если за этой новой омарамбой окажется опять настоящая река, придется снова все это проделать и тащить все вдвое дальше… Чтобы предупредить новую такую же ошибку, я сам отправлюсь с желающими на разведку. Постараюсь лично исследовать все и как можно обстоятельнее. Это будет лучше.

С этими словами он взял ружье, запасся необходимым количеством зарядов и провизии и отправился в путь в сопровождении Лауренса, Андрэ и Людвига, поручив Карлу де Моору наблюдение за колонией.

Ян ван Дорн вышел с твердым намерением проследить, нет ли впереди еще таких же омарамб.

Перемена характера почвы скоро показала ему, что нечего опасаться новых песков. В том месте, где кончалась вторая омарамба, песчаное ложе реки сменялось глинистым. А так как они возможны лишь в песках, то смело можно было рассчитывать, что впереди не предвидится никаких преград к проходу плотов.

Однако, наученный горьким опытом, осторожный ван Дорн этим не удовлетворился. Он решил пройти еще несколько миль вниз по реке и окончательно убедиться в невозможности нового разочарования.

Вследствие этого он и его спутники возвратились к своим товарищам только утром на другой день, порядочно уставши, но с благоприятными вестями.

Во все время их отсутствия остальные путешественники, мучимые неизвестностью, были в сильной тревоге. Если вся река окажется в омарамбах, то плоты придется бросить. Как же тогда быть с багажом? Неужели тащить всю эту массу всевозможных предметов на себе до самого того места, где можно будет, наконец, поселиться навсегда? На это ни людей, ни сил не хватит. Да и где еще такое место, сколько времени нужно идти, и вообще возможно ли будет добраться до него с женщинами и детьми? Все эти вопросы сильно мучили переселенцев.

В ожидании возвращения бааза и его спутников и не желая оставаться у озера, кишевшего голодными крокодилами, переселенцы разбили шатры на берегу, подальше от опасного соседства.

Все это делалось тихо, молча и вяло. На всех лицах лежала мрачная тень уныния и отчаяния. Неуверенность в завтрашнем дне, незнание того, что предстоит далее, ложились тяжелым гнетом на души путешественников. Даже вечно веселая молодежь приуныла и с тоскою глядела вдоль ненавистной омарамбы.

После молчаливого ужина Ганс Блом читал Библию, единственную утешительницу боеров в несчастиях. Все благоговейно слушали и горячо просили Бога сжалиться над ни в чем не повинными людьми и спасти их и детей от ужасной гибели в безвестной пустыне.

Почувствовав себя немного успокоенными и как бы духовно окрепшими, переселенцы уже собирались ложиться спать, расставив караульных и приняв все необходимые меры предосторожности, как вдруг одно явление развлекло их и заставило даже на время забыть и о сне, и о своем безвыходном положении.

В стороне от них, среди деревьев и кустов, что-то зашевелилось, послышался треск ломаемых ветвей и чьи-то тяжелые шаги. Можно было предположить, что это пробирается к воде буйвол, носорог или даже слон.

Действительно, на поляне, где расположились путешественники, вскоре показался карл-коп, то есть слон-самец, лишенный клыков. Он был совершенно один. Судя по тому, как он яростно размахивал хоботом, сокрушал все, что ему попадалось на пути, как свирепо вращал налившимися кровью глазами, можно было предположить, что он очень рассержен. Его, вероятно, выгнали из стада за буйство и строптивость. Таких буйных слонов в стаде не любят и всегда изгоняют из него. Их следует опасаться. Одинокие слоны очень свирепы и жестоки, особенно если они не успели еще ни на ком выместить свою злость. Они часто бывают даже просто бешеными.

Увидев его, молодые боеры схватились за ружья, но Клаас Ринвальд остановил их.

— Вам не убить его с первого раза, — сказал он. — Вы этим только приведете его в страшную ярость. Он бросится на нас и наделает много неприятностей. Мы все скучены. Не обойдется, пожалуй, и без непоправимого несчастья. Да и не к чему его убивать. Он без клыков и не представляет для нас никакой ценности.

— Да, это верно, — согласился Пит. — Это просто охотничий инстинкт.

Пит всегда старался угождать Ринвальду, отцу Катринки, и слушаться его, чем и подавал нередко хороший пример уважения и скромности своим товарищам.

— Интересно наблюдать за этим животным, — продолжал старый боер. — Оно пока еще, кажется, нас не замечает. Да если и заметит — не беда. Самый свирепый слон никогда не бросится на людей, если они находятся в стороне и не задевают его. Право, они этим лучше многих из нас. Рассерженный слон будет ломать и сокрушать все, что ему встретится на пути, но человека зря не тронет, лишь бы тот сам не трогал его. В этом, к нашему счастью, и состоит особенность природы такого крупного и сильного животного.

После этих слов, сказанных негромким голосом, все притихли и затаили дыхание.

Слон, не видя или просто не обращая внимания на людей, прошел мимо них, подошел к воде и принялся утолять жажду, на что ему потребовалось немало времени. Покончив с этим, он вошел в озеро и начал поливать себя из хобота водою. Казалось, из него льется целый водопад, — до такой степени он забирал много воды в хобот.

Очевидно, свежий душ доставлял животному громадное наслаждение, судя по его тихому хрюканью и визгу. Но опустив в десятый раз свой могучий насос в озеро, он вдруг резко вскрикнул, быстро вытащил из воды хобот и поспешно возвратился на берег.

Сильное движение вспененной им воды не позволяло видеть причину этих внезапных эволюций. Да и сам карл-коп, очевидно, не понял, как следует, в чем дело. Стоя на берегу, он внимательно всматривался в озеро, похлопывая своими громадными ушами, пошевеливая крошечным хвостиком и размахивая направо и налево хоботом. Вдруг его маленькие глазки заискрились, уши опустились, хобот принял горизонтальное положение, и сам он двинулся опять к озеру. Должно быть, он понял, наконец, в чем дело. Войдя до половины в воду, он смело, с размаху, погрузил в воду хобот.

Зрители думали, что он намерен возобновить прерванный душ, но ошиблись — умное животное имело совершенно другую цель.

Около карл-копа забурлила вода. Немного погодя появилась голова громадного крокодила, с разинутою страшною пастью, и вскоре он сам показался на поверхности воды. Это был достойный противник слону, футов в двадцать длиною. Очевидно, он-то и укусил карл-копа за хобот и заставил его выйти на берег.