Ленька Пантелеев - Пантелеев Леонид - Страница 39

Ленька взглянул на мать. Александра Сергеевна молчала. Лицо у нее было такое испуганное, столько тревоги и страха было в ее глазах, что мальчик и сам испугался. Он проследил за ее взглядом. Она смотрела попеременно то в угол, то на буфетную стойку.

В углу, у зеленой кадушки с пальмой сидел, опираясь на стол, молодой человек в клетчатой куртке. Он молчал, глаза его были опущены, губы плотно и брезгливо сжаты.

А у буфетной стойки, поглядывая на него, переговаривались о чем-то Поярков-отец, Поярков-сын и бородач-доброволец из подвала. Нетрудно было догадаться, о чем они говорят.

Но молодой человек так и не узнал об опасности, которая ему грозила.

Ленька не помнит, как и в какую секунду это произошло.

Что-то вдруг ухнуло, дрогнуло. Что-то оглушительно затрещало и зазвенело у него под ногами и над головой. Облако дыма или пыли на минуту закрыло от него солнечный свет.

Люди бежали, падали, опрокидывали стулья.

Еще один удар. Посыпались хрустальные подвески люстры.

Косяки входной двери надсадно трещали. Сыпались остатки матовых стекол с витиеватой надписью "Restaurant d'Europe".

Люди выдавливались в вестибюль гостиницы, и в этом диком людском водовороте покачивалось, вертелось, взмахивало когтистыми лапами неизвестно откуда взявшееся чучело бурого медведя.

Кто-то визжал, кто-то плакал, кто-то спрашивал в суматохе:

- Что? Что случилось? В чем дело?

И знакомый противный голос вразумительно объяснял:

- Да неужто ж вы не понимаете, господа! Красные!.. Красные начали обстрел!

- Какие красные? Откуда же красные?

Выбегая вместе с матерью из ресторана на лестницу, Ленька выглянул в окно. В это время что-то, курлыкая, просвистело в воздухе, что-то грохнуло, и на его глазах от высокого углового дома на площади отвалился и рассыпался, как песочный, целый угол вместе с окошками, с куском водосточной трубы и с балкончиком, на перилах которого висел зеленый бобриковый ковер.

ГЛАВА VI

И с тех пор уже ни на одну минуту не утихала эта страшная гроза. И днем, и ночью, и под землей, и на земле, и в воздухе - гремело, рушилось, свистело, шипело, взвизгивало, трещало, стонало, ухало...

План мятежа, поднятого эсерами и белогвардейскими офицерами, был разработан заблаговременно, тщательно и осуществлен с быстротой молниеносной. На первых порах мятежникам действительно везло. В первый же день рано утром им удалось с налета захватить артиллерийский склад, банк, телеграф и все центральные советские учреждения города. Гарнизон Ярославля, состоявший из трех пехотных полков и оставшийся до конца верным рабоче-крестьянскому правительству, был расквартирован, как это всегда бывает, по окраинным районам города. Военный комиссар Ярославского округа, как и многие другие партийные и советские работники, был зверски убит мятежниками. Восстание застало врасплох командиров отрезанных одна от другой красноармейских частей. Артиллерии у них не было. Связи тоже. Все это было очень на руку мятежникам. Небольшая кучка эсеровских авантюристов, возглавлявшаяся царским полковником Перхуровым, очень быстро, буквально в течение нескольких часов, превратилась в значительную и даже грозную силу. К повстанцам примыкали слетевшиеся в Ярославль еще задолго до мятежа бывшие царские офицеры, притаившиеся эсеры и меньшевики, студенты местного лицея, гимназисты и всякий темный сброд, падкий на деньги, которыми Перхуров щедро оплачивал своих "добровольцев".

Перевес в военных силах был поначалу на стороне мятежников. Но на стороне красных была сила, не менее грозная. На их стороне был народ. В первый же день, как только весть о восстании долетела до заводских окраин города, рабочим ярославских фабрик было роздано оружие, и вчерашние слесари, фрезеровщики, обувщики, железнодорожные машинисты, мыловары, кожевники, ткачи и табачники вышли на улицу и бок о бок с красноармейцами храбро отражали натиск повстанцев.

Эти первые рукопашные, баррикадные стычки помешали распространению мятежа за пределы города.

И все-таки опасность была очень велика.

Не перхуровцы были опасны и не гимназисты, которые шли на смерть во имя "белой идеи". За спиной перхуровцев стояли капиталистические государства Америка, Англия, Франция и другие. На их стороне была значительная часть крестьянства. Географическое положение Ярославля, его близость к Москве и к Петрограду, его ключевое, как говорят военные, положение на стратегических коммуникациях - во много раз усиливали опасность.

Руководители молодого Советского государства понимали это. Несмотря на трудность момента, на тяжелое положение на других фронтах, к Ярославлю были срочно брошены воинские подкрепления, авиация и артиллерия.

При этом дано было указание - щадить город.

Советское командование сделало попытку освободить Ярославль путем прямых атак. Но положение мятежников, засевших, как в крепости, в центральной части города, и большое количество пулеметов, которыми они располагали, превращали эти атаки в бесполезное кровопролитие.

Перхуровцам предложили сложить оружие. Они отказались.

И тогда - на второй день мятежа - заговорили советские пушки.

Уже первыми залпами шестидюймовых орудий были разбиты и выведены из строя электростанция, телефон и водопровод.

В городе начались пожары.

Гостиница "Европа", находившаяся в самом центре осажденного города, в непосредственной близости от перхуровского штаба, невольно оказалась одной из мишеней обстрела.

В первый же день из гостиницы бежали все, кто имел для этого хоть какую-нибудь возможность. Остались лишь те, кому бежать было некуда. Среди этих немногих оказались и Александра Сергеевна с Ленькой. Три дня они просидели в подвале, где кроме них оставалось еще десять-двенадцать человек, главным образом женщин и стариков. Всех мужчин, способных носить оружие, к этому времени перхуровцы насильно призвали в свою "добровольческую" армию.

В подвале круглые сутки было темно. Выгорели не только все свечи, но и спички. Кончались последние крохи еды.

По вечерам, когда Леньке приходилось ощупью пробираться в помещение с двумя нолями на дверке, он видел в лестничном окне страшное багровое зарево. Окно было похоже на открытую дверцу огромной печки.