Книжка про Гришку - Погодин Радий Петрович - Страница 16

Открыл глаза - у окна дядя Федя. Фуражка-капитанка на нем, китель с орденами и морские брюки, но босиком - наверно, ботинки парадные куда-то засунул и не найдет.

- Письмо от Пашки пришло. Испытания проходят успешно, - сказал дядя Федя торжественным голосом.

Гришка вскочил, глаза ополоснул.

- Кто испытывал? Дядя Вася?

- Васька сбежал после второго прогона. Заскучал. Языком чесать ему запретили, на гармонии играть нельзя. Игра на гармонии аппаратуру разлаживает. Не понимает аппаратура, где настоящие переживания, где от музыки. Устроился Васька в молодежный клуб "Романтики" гардеробщиком. Там ему болтать будет с кем... - Дядя Федя оглядел Гришку с придирчивым одобрением. - Пашка спрашивает, как твоя становая ось? Зовет в Москву на нетрясучем транспорте прокатиться.

Гришка перебил дядю Федю повторным нетерпеливым вопросом:

- Так кто же испытывал?

- Пашка сам. И еще один человек... Наш командир, товарищ Гуляев.

Гришка остановился посередине избы и отчетливо ощутил, что становая ось за эти дни у него покрепчала.

- Ух ты... - прошептал он.

За завтраком, попивая чай с молоком, Гришка воображал нетрясучий транспорт шарообразной формы и себя машинистом. Бурное море вообразил, в котором Аполлон Мухолов тонет, и, чтобы не засмеяться, закашлялся.

- Знаю, - проворчал дядя Федя. - Некоторые внуки воображают, что до всех тонкостей и глубин они своим умом дошли. Возмутительное самомнение! Я спрашиваю: что они понимают в жизни? И отвечаю на этот вопрос категорически: мало чего они понимают. - Дядя Федя запил эту длинную тираду чаем и спросил как бы исподволь: - Ну и как же мы в этом наступившем дне будем жить?

- Нормально, - ответил Гришка. - А то как же?

- Да, - сказал дядя Федя. - У некоторых внуков развивается заносчивый стиль в разговоре.

Правда в дяди Фединых словах была, Гришка покраснел. Но тут, не постучав, поскольку дверь была нараспашку, вошел Пестряков Валерий.

Очень хмурый.

Очень угрюмый.

Весьма озабоченный.

Вошел и сказал:

- Федор Иванович, отдайте обратно.

- Или вот некоторые, - проворчал дядя Федя. - Входят в дом без стука и не здороваются. Где уважение?.. Я вот, к примеру, создал передовую бригаду из дачного населения, научил ее колхозной работе на сенокосе, так научил, что они теперь без меня управляются, и не горжусь этим. Сейчас я чувствую в себе прилив сил, чтобы заняться изобразительным творчеством, и носа не задираю. Гришка, неси рубанок, я буду подрамник мастерить.

- Федор Иванович, - снова сказал Пестряков Валерий. - Отдайте обратно, будьте добры.

- Что отдать? Что ты ко мне пристал?

- Удивление мое отдайте.

- Мы с тобой поменялись? Поменялись. Ты сам настаивал? Сам. Я ему удар без промаха подарить хотел, а он настоял - поменяемся.

- Теперь разменяемся.

- Удивляюсь, - сказал дядя Федя. - Это нехорошо, Валерий. Через мой удар без промаха в широком смысле ты знаменитым Пестряковым стал. Своего добился, а теперь обратно? Что ты на это скажешь?

- Гришка и без удара знаменитый, - проворчал Пестряков Валерий. Что, думаете, я слепой? И жить ему не скучно... А мне хоть плачь... У меня такое мнение, что я сам собой преданный и теперь уже я - это не я. А Гришка, он есть как есть, да еще с прибавкой.

- Гришка... - проворчал дядя Федя. - Гришка - другое дело... Гришка, неси молоток и пилу-ножовку.

Лоб у Пестрякова Валерия сморщился, коротко стриженные волосы засверкали, как металлические.

- Вот я и говорю, - сказал он. - Шарик со мной без удивления не хочет в лесной поход идти.

Дядя Федя метнулся через комнату к двери, потом к окну метнулся, потом к печке. Потом остановился посередине избы.

- Ну, ты злодей, Пестряков! Трудно старому человеку без удивления, печально. К примеру, лечу я на самолете. Знаю законы - знаю, отчего самолет в воздухе держится. С инженерами знаком, даже академику этого дела Пашке старинный товарищ. И все равно удивляюсь. Как не падаем? Столько железа, столько народа. И хорошо мне от этого удивления. И на всех я смотрю ласково. Может, я еще об этом музыку сочиню. Или вот транзистор у девушки Тани. Что в нем? Ни шнура нет, ни лампочек, ни солидности. А звучит. Подумаю - жуть. В любом месте природы включи - а там мысль человеческая бьется. И я везде вместе со всеми. Гришка вот... - Дядя Федя глянул на Гришку, словно впервые его увидел, и поразился: - Сила в нем небольшая, становая ось пока тонкая, образование, прямо скажем, дошкольное. Что в нем? Весьма удивительно. Весьма...

- Отдайте, - твердо сказал Пестряков Валерий.

- Ты опять за свое? - Дядя Федя руками взмахнул. - Как я буду заниматься изобразительным творчеством без удивления?

- Вы по памяти, - посоветовал Пестряков Валерий.

- Если по справедливости, - произнес за окошком Аполлон Мухолов, - то вы, Федор Иванович, уже устарели для творчества. Старость не радость. А удивление, о котором вы сейчас говорили, происходит от невежества и бескультурья.

Дядя Федя возмутился. Дядя Федя высунулся в окно.

- Я устарел? Кто это говорит? Ты почему вернулся? Что, Аполлошка, хлебнул горя? Не выдержал трудностей морской жизни?

- Удивление - простейшая эмоция, - пробрюзжал воробей.

- Вот и отдай его Пестрякову. Командую. Раз на раз. Два на два. Аполлошка без удивления - ура!.. Это я устарел? Я вам еще покажу! Гришка, я помчался к художнику Мартиросяну за консультацией. - Дядя Федя выскочил на крыльцо и уже на крыльце сказал: - Глупый ты, воробей, исключительно глупый. Удивление - радость разума.

Аполлон Мухолов повертел головой, позевывая. А Пестряков Валерий порозовел вдруг. Глаза его расширились, в них засветилось нечто такое, чем должен владеть всякий поступающий в первый класс.

- Ну и дела! - голос Пестрякова Валерия был похож на глубокий вздох после долгого недышания.

Гришка смотрел на Пестрякова и любовался.

Воробей Аполлон Мухолов заметил с сарказмом:

- Пестряков, у вас теперь глупый вид.

- Не задевай! - Это сказал щенок Шарик. Он лежал у порога и уже мечтал, как они с Пестряковым Валерием поедут в Сомали охотиться на большого льва. А может быть, отыщут его где-нибудь в здешней местности.

"Может быть, мы не будем его кусать, - думал Шарик. - Может, мы с ним подружимся. Конечно, лев - из кошачьих зверей, но все-таки он не кошка..."

Пестряков Валерий сел на лавку рядом с Гришкой. Ткнул его в бок локтем, плечом толкнул и воскликнул:

- Ну, дела!.. Лизка сейчас перед корреспонденткой из Новгорода выкаблучивается. Три банта на голову нацепила и врет... Ну, дела!

ИМЕННО ЭТИ НЕНАТУРАЛЬНЫЕ СУЩЕСТВА

Дядя Федя сколотил подрамник, натянул холст, загрунтовал его, спросив рецепт у художника-живописца Мартиросяна, и написал картину в ярких красках. Картина называлась "День моей жизни". На ней были бурые, как пахота из-под снега, пятна с пронзительными синими прожилками, сиреневые зигзаги, красные змеи, голубые проталины и зеленые взрывы, не просто зеленые, но кислые, как уксусная кислота. По всем этим краскам, искореженно-сжатым, как сплетенные пальцы воюющих рук, в самых тугих узлах были явственно нарисованы мелкие человечки то ли с красными волосами, то ли в алых шапочках.

- Опыта у меня мало, - сказал дядя Федя. - Не полный день на картину поместился, только раннее утро. Может, дальнейшее поверху нарисовать, пунктиром?

Гришка спросил:

- Что ранним утром случилось?

Дядя Федя повернул к нему перепачканное краской лицо.

- На рассвете мы взорвали эшелон с горючим. Цистерны в болото вползли. Болото горело, шипело и трещало, как масло на сковороде, если еще воду на сковороду брызнуть. Кочки по воздуху порскали, объятые пламенем. Нам уходить было некуда, только через болото... После этого мы отступили к Окуловке, раненых унесли.

Гришка сказал:

- Ясно.

Аполлон Мухолов и тут проявил иронию:

- Вам, Федор Иванович, лучше всего безразмерную картину создать, вроде киноленты. Но не в этом вопрос. Что это за человечки нарисованы в красных шапочках?