Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Младший советник юстиции
(Повесть) - Карелин Лазарь Викторович - Страница 3


3
Изменить размер шрифта:

Высокий молодой парень, сутулясь и стараясь ни на кого не смотреть, поднялся со своего места за барьером.

Вглядываясь в его виноватое, застывшее от нестерпимого стыда лицо, Михайлов вспомнил, как несколько дней назад к нему пришла целая молодежная делегация с требованием устроить над Лукиным что-то вроде показательного процесса.

Какой там показательный процесс! Достаточно и того, что он, Михайлов, согласился лично участвовать в рассмотрении этого, на его взгляд, несложного дела.

«Но почему же все-таки оно вызвало в городе такой интерес?» — задал себе вопрос Михайлов.

Он перелистал лежащие на столе бумаги.

«Подсудимый — Лукин Константин Иванович, 1926 года рождения, шофер комбината. Потерпевшая — Лукина Татьяна Павловна, 1928 года рождения, лаборантка на обогатительной фабрике. Так… Другой потерпевший — ее отец, Павел Андреевич Зотов…»

«Зотов?.. Зотов?.. Ах, вот оно что! Ведь этот Зотов — старейший мастер комбината, известный в городе человек. Да и Лукины — кто же в городе не знает старого Лукина, мастера по лесному сплаву, охотника, уральского краеведа? Нашла коса на камень! Впрочем, дело-то само по себе ясное: хватил парень лишнего, повздорил с женой, ударил ее, оскорбил вступившегося за дочь старика, а теперь и стыд и раскаяние… Но вот прямо и честно признать свою вину не желает. Мальчишка! Да как он смел про гордость здесь говорить?»

Прокурор всем своим грузным телом повернулся к подсудимому.

— Так что же, признаете вы себя виновным в предъявленном вам обвинении?

В это время в зал вошел Трофимов. Никто не обратил на него внимания. Молодая женщина, возле которой он остановился, отыскивая свободное место, подвинулась, и Трофимов сел рядом с ней.

— Я был пьян, — тихо, но с упорством, видно уже не в первый раз произнося одну и ту же затверженную фразу, сказал подсудимый. — Я ничего не помню.

— А почему же свидетели отрицают это? — ожесточаясь, возвысил голос прокурор.

— Свидетели сговорились показывать против меня, — еще тише и еще ниже опустив голову, произнес Лукин.

— Константин! Говори правду! Правду говори! — послышался из глубины зала глухой мужской голос. — Не унижайся до лжи.

Подсудимый испуганно глянул в сумрак зала и вдруг, точно переломив что-то в себе, выпрямился и дерзко, с вызовом, крикнул:

— Говорю, как было!

— Костя! Костя! Как же тебе не стыдно? Как же ты можешь?.. — услышал Трофимов рядом с собой горестный шепот.

Он заглянул в заплаканные глаза соседки и, хотя ничего не знал о сути разбиравшегося дела, сердцем почувствовал, что правда на стороне этой женщины.

Она была очень молода, и даже страдальческая морщинка на лбу не лишала ее лица той юной непосредственности, которая сквозила во всем: в уголках глаз, пусть заплаканных, но не померкших, в удивленном изломе бровей, в плотно сжатых губах, которые, казалось, еще миг — и раскроются в улыбке.

Что же случилось, какое горе вторглось в жизнь этой молодой женщины? Трофимову вдруг очень захотелось увидеть ее такой, какой она была, может быть, еще неделю назад. Он понял, что судьба этой женщины тронула его, что и по-человечески и в силу своего долга он сделает все, чтобы помочь ей, хотя и не знал еще, в чем будет заключаться эта помощь.

— Муж? — спросил он у женщины, воспользовавшись минутной паузой, когда судья советовался о чем-то с народными заседателями. Спрашивая, Трофимов показал глазами на подсудимого.

Женщина утвердительно кивнула головой.

— Что же у вас с ним произошло?

Этот вопрос Трофимов задал так участливо и так просто, что она, почувствовав его дружелюбие, наклонилась к нему и ответила откровенно и доверительно, как могла бы ответить только хорошему, верному другу:

— Мы всего два года женаты, а знаем друг друга с самого детства… — Слезинки быстро-быстро, одна за другой, закапали у нее из глаз, но она даже не заметила этого… — И вот точно кто подменил его… В тот вечер пришли ко мне товарищи по работе, отец… Сидели мы на скамейке перед домом, вечер был весенний, теплый — не хотелось уходить в комнаты…

Она смолкла. На мгновение воспоминания вернули ее в прошлое. Казалось, весенний ветер, проникнув в зал суда, коснулся ее лица, и вот уже дрогнула, разгладилась горестная морщинка на лбу. Она вскинула голову, наверно, так же, как в тот вечер, там, на скамейке перед своим домом, прислушиваясь к дыханию весеннего ветра, но увидела не темную полосу леса на горизонте, не синеватый бугристый лед Ключевки, не набухшие почки нависших над забором ветвей, а притихший зал суда, своего понуро стоящего за барьером мужа, услышала строгий голос судьи.

— Что это я? — снова опуская голову, сказала она и чужим, невидящим взглядом посмотрела на Трофимова.

Суд тем временем продолжался.

Неторопливо задавал свои вопросы председательствующий. Трофимову понравилась спокойная, доброжелательная манера, с какой он обращался к подсудимому, предоставлял слово прокурору или защитнику. Чувствовалось, что он знает свое дело и умеет настойчиво и твердо вести судебное разбирательство. Аккуратная гимнастерка и затянутая в черную перчатку неподвижная левая рука красноречивее всяких слов говорили о прошлом этого человека. Его твердое смуглое молодое лицо внушало симпатию, и Трофимов с удовлетворением подумал: «Судья здесь как будто на месте».

Прислушиваясь к спокойным вопросам председательствующего и нервным, сбивчивым ответам подсудимого, Трофимов без труда понял суть разбирающегося дела. Виновность Лукина была очевидна. Трофимов мысленно восполнил неоконченный рассказ своей соседки. Итак, в тот вечер, возвратившись домой в нетрезвом виде, Лукин безо всякого к тому повода обругал и ударил свою жену, а когда за нее вступился отец, то нагрубил и ему.

Теперь Лукин пытался оправдать себя тем, что был тогда очень пьян, говорил, что ничего не помнит. Свидетели же утверждали, что Лукин был не столько пьян, сколько раздражен и не мог не отдавать себе отчета в том, что делал. Неясной оставалась причина, побудившая Лукина совершить этот позорный поступок. Если не докопаться до причины, если ограничиться только доказательством самого факта виновности Лукина, установить для него статью и вынести приговор, то суд, советский суд, не сделает самого главного, самого важного: не заставит Лукина понять и признать свою вину.

Трофимов понимал, что только очень внимательное, очень чуткое отношение к подсудимому поможет суду найти правильное решение в этом, казалось бы, простом деле. Он понимал, что ложная гордость и стыд, а возможно, и страх перед наказанием мешают Лукину говорить правду. Правда же эта была необходима не столько для суда, сколько для самого Лукина, для его жены, для их близких.

Понимали ли это прокурор и судья? Со все растущим беспокойством прислушивался Трофимов к вопросам, с которыми они обращались к подсудимому. Да, не было сомнения: судья добивался от Лукина именно той правды, о которой думал Трофимов, он пытался установить не только виновность подсудимого — она была очевидна, — но хотел, и это было главное, выяснить причину, побудившую Лукина так тяжко оскорбить жену. Прокурор же действовал чересчур прямолинейно. Рассерженный упорством, с которым Лукин пытался умалить свою вину, прокурор, видимо, принял твердое решение просить у суда о самом строгом наказании для подсудимого.

«Сто сорок шестая и сто пятьдесят девятая: шесть месяцев исправительно-трудовых работ! — решил про себя Михайлов. — Чтобы неповадно было! Мальчишка!.. Ее жалко — любит мужа… — Невольно Михайлов подумал о своей дочери, кончавшей в этом году десятилетку. — Вот и моя Катюша, того гляди, приведет в дом доброго молодца. Какой-то он будет? Может, тоже драться пожелает? Ну, нет!..» — и разгневанный этими мыслями, прокурор раздраженно пробормотал:

— Сто сорок шестая и сто пятьдесят девятая по совокупности!

— У вас есть вопросы к подсудимому? — спросил его судья.

— Нет, мне все ясно.

«Все ясно! — повторил про себя Михайлов. — И что это судья с ним разговоры разговаривает? Молодой еще, маловато опыта, — вот и тянет. А мне за двадцать лет судебной практики… — Тут Михайлов мысленно вернулся к тому, о чем мучительно думал последние дни, с тех пор как из области пришло уведомление об откомандировании его на учебу и о том, что на смену ему направляется новый прокурор. — Да и мне, видно, двадцатилетнего опыта маловато… — Он с горечью покачал головой. — Когда я еще молодым человеком сложнейшие дела расследовал, матерых вредителей за ушко да на солнышко выводил, тогда мне опыта и знаний доставало, а теперь вот, чтобы этакого, например, петуха призвать к порядку, надо, оказывается, специальный институт кончать. — Михайлов горько усмехнулся. — Что ж, я солдат: приказано учиться — буду учиться».