Дракон для жениха (СИ) - Светлана Крушина Викторовна - Страница 32

— Нельзя же без горничной. Кто будет нам помогать одеваться и причесываться? Да и…

— Никаких горничных! Еще Карины нам не хватало. Справимся сами. А если тебя так волнуют приличия, — осенило вдруг Ядвисю, — то я прекрасно сыграю роль горничной.

— Вот уж нет, — со слабой улыбкой возразила Эрика. — Для горничной ты слишком… шумная.

— Я буду помалкивать, — пообещала Ядвися. — Так что, пойдем собирать твои вещи?

Вскоре обнаружилось, что она очень правильно сделала, предложив помощь: Эрика нипочем не управилась бы самостоятельно. Она вовсе не знала, с какой стороны взяться за дело, и Ядвися сама выбирала для нее платья и аккуратно складывала их в небольшой саквояж. А Эрика только стояла у нее над душой и время от времени пыталась вмешаться в процесс, однако больше мешала. Даже досада брала, настолько она была не приспособленной для самостоятельной жизни.

Наутро, еще не рассвело, Ядвися на цыпочках пришла будить свою сообщницу, как и было условлено накануне. Записку для герцога Иштвана она оставила в своей комнате, на самом видном месте.

Она ожидала, что заспанную Эрику придется вытаскивать из постели, но та уже ждала, сидя в темноте у задернутого шторами окна. Эрика даже оделась самостоятельно. Правда, платье было криво застегнуто (дотянись-ка до всех крючков на спине, да еще и в темноте!), и Ядвися, поставив на стол свечу, вызвалась быстро его поправить. Закончив туалет, девушки, крадучись, вышли в коридор. Дворец еще спал, и можно было не опасаться нежданных встреч со слугами или домочадцами, но лучше соблюдать осторожность. Ядвисе не хотелось разбудить кого-нибудь лошадиным топотом.

— Выйдем через кухню, — шепнула она в ухо Эрике. — Там еще никого нет.

— Ты уверена?

— Уверена! У нас еще, самое малое, полчаса времени.

И Ядвися не ошиблась: растапливать печи начинали на рассвете, и до той поры девушки спокойно могли выйти в дверь, через которую во дворец каждое утро поставляли съестные припасы. Изнутри она была заперта на обычный крючок — ужасная небрежность, с точки зрения Ядвиси.

— Подожди минутку, — сказала она, небрежно бросила на пол саквояж и принялась шарить по многочисленным кастрюлькам и горшочкам на столах и полочках.

— Что ты делаешь? — удивилась Эрика.

— Ищу что-нибудь нам на завтрак. Вот, возьми булочку. Она, правда, немного подсохла, но еще вполне съедобная. А вот кофе! Конечно, вчерашний и холодный. Ну, ничего. Будешь кофе?

— Ядвига! — испугалась Эрика. — Но разве можно вот так… брать… без спроса…

Ядвися обернулась, насмешливо сверкнула глазами.

— А у кого ты собираешься спрашивать? И потом, ты же у себя дома. Так что ешь, пожалуйста, без разговоров. Не хватало, чтобы ты хлопнулась по дороге в голодный обморок.

И, подбадривая сообщницу личным примером, Ядвися вонзила зубы в подсохшую пшеничную булочку. Эрика, поколебавшись, тоже принялась за еду.

— Завтра утром уже будем в Дюрвиште, — сквозь булочку сказала Ядвися. — Хорошо бы к этому времени Иохан отыскался. Я тогда уговорю его вернуться домой.

— Тебе разве плохо в Наньене? — обеспокоено спросила Эрика.

— Как сказать… — еще неделю назад Ядвисю привела бы в восторг возможность навсегда поселиться в одном доме с ненаглядным Иштваном. Но после вчерашнего она и видеть не желала этого предателя. — Дома все равно лучше, — выкрутилась она. — Если бы ты только знала, Эрика, какой у нас там чудесный заросший парк. Иохани все грозится его вычистить и обстричь, но я не позволяю. Чего хорошего в оболваненных деревьях и квадратных ровненьких клумбах? Уверена, Иохани и самому больше по душе дикие заросли, а грозится он только для порядка. Ну и чтобы меня подразнить.

Они допили холодный кофе (который Ядвися нашла вполне терпимым, а Эрика — отвратительным), поставили грязные чашки в таз, положили в карманы еще по одной вчерашней булочке (про запас) и вышли через черный ход во двор, а оттуда в парк. На траве еще лежала роса, по дорожкам клубился предрассветный туман. Не проснулась еще ни одна птица. Тихо и сумрачно было в парке, деревья казались вырезанными из черного картона. Подхватив юбки, чтобы не волочились по сырому гравию дорожек, девушки заспешили к воротам.

Их никто не остановил — в парке, как и во дворце, не было ни одной живой души. До станции они добрались уже засветло. Эрика ужасно устала тащить саквояж, оттянувший ей все руки, но ни разу не пожаловалась. Ядвися посматривала на нее с одобрением: герцогская сестра, тихоня и молчальница, пробуждала в ней все более отчетливые симпатии. Надо будет посоветовать Иохану, чтобы получше присмотрелся к девочке, решила Ядвися. А то он ничего не видит дальше голубых глаз и розовых губок.

Еще через полчаса девушки сидели в уютном купе поезда.

— Здесь гораздо просторнее, чем в каюте дирижабля, — заметила Эрика.

— Мне так хотелось бы полететь на дирижабле! — отозвалась Ядвися. — Наверное, сверху все кажется очень красивым.

— Очень.

— Жаль, что у нас мало денег, — вздохнула Ядвися.

Поезд тронулся, медленно набирая скорость. Застучали колеса. Эрика забилась в уголок и притихла, глядя в окно. Ей вспоминался недавний полет: как она стояла на палубе у панорамного окна, а пан Иохан стоял рядом, наклонял к ней красивую голову, улыбался своей светлой улыбкой, говорил что-то… Читал стихи. Эрика вспомнила выражение его глаз в ту минуту — они стали совсем прозрачные, как настоящие аквамарины, — и вдруг с ужасом поняла, что окончательно влюбилась. И никакой другой жених, кроме барона Криуши, ей не надобен. И если брат захочет выдать ее за кого-нибудь еще, она лучше уйдет в монастырь к Ирисовым сестрам. Потому что ни один до смерти влюбленный мужчина не будет смотреть на нее так, как смотрел пан Иохан — нисколько ее не любя. Один этот взгляд дорогого стоил.

Глава 11

Пан Иохан еще не видел шатров, но уже знал, что табор расположился неподалеку. Об этом свидетельствовало множество мелочей: среди лесной травянистой свежести вдруг потянуло дымом; ветер принес обрывки гортанных фраз, перезвон гитарных струн и лошадиное ржание; залаяла собака. Пан Иохан остановился в раздумье, и Улле обернулась к нему через плечо:

— Что-то не так?

— Пожалуй, вам лучше пока остаться здесь.

— А вы?

— А я, прежде чем выйдем к ним открыто, хочу поглядеть, что это за люди.

— Тогда я пойду с вами. Не беспокойтесь, они меня не увидят, — улыбнулась Улле. — Вы же знаете, я умею становиться незаметной, когда желаю.

Возразить на это было нечего, и пан Иохан, скрепя сердце, согласился.

— Хорошо, будь по-вашему. Только лучше не медлите с… превращением. Мне так будет спокойнее.

Его последние слова еще не отзвучали, а Улле уже послушно развеялась в воздухе золотистой пыльцой.

Оказывается, навык бесшумного подкрадывания еще не совсем забылся. Еще бы, столько раз он спасал пану Иохану жизнь в той далекой уже войне! Со стороны, правда, по-партизански крадущийся через лес барон выглядел несколько нелепо, но смотреть на него было все равно некому. Разве только Улле, которая плыла себе меж деревьями безмятежно сияющей в лучах утреннего солнца дымкой. И нелепость ситуации едва ли ее волновала.

Никем не замеченный, пан Иохан добрался до самого края леса и устроился в густых зарослях орешника; а его спутница потекла ленивой дымкой вперед. До ближайшего шатра было шагов двадцать, и со своего места пан Иохан прекрасно видел всю поляну с раскиданными по ней пестрыми шатрами и кибитками.

Табор был большой, одних только детишек барон насчитал полтора десятка. Сосчитать их было не так уж и легко: на месте ребятне не сиделось; маленькие увертливые фигурки с воплями и смехом носились взад и вперед. К тому же, на взгляд пана Иохана, все они были на одно лицо: одинаково смуглые, черноволосые, чумазые и голосистые. От их звонких гортанных криков звенело в ушах.

На вытоптанном пятачке между шатрами горел костер; над ним стояла тренога, к которой за крюк был подвешен котелок. Простоволосая женщина в пестром и, на взгляд пана Иохана, вульгарном платье, помешивала в нем ложкой с длинной ручкой. Еще несколько таких же ярко одетых женщин и один мужчина сидели поодаль. Мужчина держал на коленях гитару и, склонив к ней кудлатую голову, что-то наигрывал. Ветер доносил до пана Иохана только отдельные аккорды, которые не складывались в цельную мелодию, но, вероятно, мужчина заиграл плясовую, поскольку одна из женщин вдруг вскочила и, потряхивая плечами и взметая цветными юбками, прошлась перед сидящими товарками в жарком диком танце. Остальные женщины вскинули над головами смуглые руки, подбадривая танцовщицу хлопками в ладоши. Ритм все ускорялся, музыкант поднял голову и смотрел теперь на танцовщицу, которая кружилась уже вовсе неистово, так что юбки ее разлетелись по воздуху, обнажив по колени смуглые стройные ноги.