Жюльетта. Том I - де Сад Маркиз Донасье?н Альфонс Франсуа - Страница 9

Мы назначили день, и накануне драмы Дельбена затащила меня в свою келью провести ночь в ее объятиях. Как-то сам по себе наш разговор перешел на темы религии.

– Я боюсь, – сказала она, – как бы ты не совершила слишком опрометчивый поступок, дитя мое. Твое сердце, соблазняемое разумом, еще не достигло того состояния, в котором я хотела бы его видеть. Ты до сих пор напичкана суеверной чепухой, по крайней мере, так мне кажется. Послушайся меня, Жюльетта, доверься мне полностью и постарайся сделать так, чтобы в будущем ты, так же как и я сама, опиралась на надежные принципы в самых исключительных ситуациях.

Когда начинают болтать о религии, первым делом вспоминают догмат о несомненном существовании Бога, и, поскольку это и есть фундамент данного ветхого сооружения, называемого религией, я начну именно с него.

Поверь, Жюльетта, нет никаких сомнений в том, что фантастическая мысль о существовании Бога имеет своим истоком не что иное, как ограниченность ума. Не зная, с кого или с чего началась вселенная вокруг нас, беспомощные перед абсолютной невозможностью объяснить непознаваемые тайны Природы, мы, в своем глубочайшем невежестве, поставили над ней некое Высшее Существо, наделенное способностью производить все эффекты, причины коих нам неизвестны.

И вот этот отвратительный призрак стал считаться творцом Природы в той же степени, в какой считается творцом добра и зла; привычка полагать эту точку зрения истинной и очевидная польза от этой гипотезы, которая угождает человеческой лености и любопытству, быстро привели к тому, что люди поверили в сказку так же, как в геометрическое доказательство, и убеждение это стало столь глубоким, а привычка столь прилипчивой, что с самого начала требуется недюжинный ум, чтобы не попасть в эти пагубные сети. Всего лишь один маленький шажок отделяет факт признания Бога от его обожествления, ибо нет ничего проще, чем молить кого-то постороннего о помощи и защите, нет ничего естественнее привычки сжигать фимиам на алтарях этого фокусника и волшебника, которого превозносят одновременно как первопричину и как распорядителя всего существующего. Иногда его считали злобным, потому что из непреложных законов Природы вытекают порой весьма неприятные результаты. Тогда, чтобы ублажить его, приносили жертвы, с ними связаны посты, изнурение, наложение эпитимьи[14] и прочий идиотизм – плод страха многих и отъявленного мошенничества немногих. Или, если хочешь, извечные, неизменные плоды человеческой слабости, ибо пока человек считает слабость своим уделом, он будет надеяться на богов и в то же время будет страшиться их и оказывать им высшие почести как неизбежное следствие глупости, которая возвела этих богов на пьедестал.

Само собой разумеется, моя дорогая, мнение, согласно которому существует некий Бог и что он есть всемогущая сила, творящая и изобилие и нищету, лежит в основе всех мировых религий. Но какую из них следует предпочесть? Каждая выдвигает массу аргументов в свою пользу, каждая ссылается на какие-то тексты, священные книги, вдохновленные своим собственным божеством, каждая начисто отрицает все остальные. Признаюсь, разобраться во всем этом довольно трудно. Единственный проводник в ночной тьме – мой разум, и я высоко поднимаю этот светильник, помогающий мне критически посмотреть на все эти противоречащие друг другу кандидатуры на мою веру, все эти басни, которые я считаю нагромождением притянутых за уши несуразностей и банальностей, от которых содрогаюсь от отвращения.

Итак, мы бросили беглый взгляд на абсурдные идеи, проповедуемые разными народами на земле, и теперь я подхожу, наконец, к доктринам евреев и христиан. Первые твердят о Боге, но никак не объясняют его происхождение, не дают никакого о нем представления, не рисуют его образ; стремясь постичь природу этого сверхбожества всех людей, я нахожу лишь детские аллегории, недостойные величия того Существа, которого меня призывают принять как Творца всего сущего; более того, законодатели этого народа рассказывают мне о своем Боге с вопиющими противоречиями и используют при этом такие слова и такие краски, которые скорее вызывают отвращение, нежели заставляют служить ему. Пытаясь объяснить его сущность, они утверждают, что в Священных Книгах звучит голос этого Бога, но меня поражает, почему, рисуя свой образ, Бог выбирает такие изобразительные средства, которые побуждают человека презирать его. Столкнувшись с этим вопросом, я решила внимательно прочитать эти Книги и не смогла отделаться от мысли, что эти писания не только не могли быть продиктованы разумом или духом божьим, но воистину они написаны много позже смерти персонажа, который осмеливается утверждать, что он дословно передает слова самого Бога. Ха! Ха! Вот так воскликнула я, изучив всю эту белиберду, и убедилась, что Священные Книги, которые хотят всучить мне под видом мудрых изречений Всевышнего, не более, чем выдумки мошенников и шарлатанов, и вместо того, чтобы увидеть там отблеск божественного света, я нашла дешевое трюкачество, рассчитанное на доверчивых глупцов. В самом деле, что может быть нелепее, чем описывать на каждой странице, как это делается в тех Книгах, богоизбранный народ, который Бог якобы сотворил для себя самого; что может быть глупее, чем рассказывать, налево и направо, всем прочим народам земли, что Всемогущий обращается лишь к этим кочевникам пустыни, что он озабочен только их судьбой, что лишь ради их блага он меняет движение звезд, перекраивает моря-океаны, спускает сверху манну небесную, как будто этому Богу не было бы гораздо проще проникнуть в их сердца, просветить их разум, нежели вмешиваться в безупречный промысел Природы, как будто благосклонное отношение к темному, ничтожному, нищему и почти неизвестному народу соизмеримо с высшим величием того Существа, которому приписывают способность всетворения. И как бы я не хотела принять разумом то, что эти абсурдные Книги стараются вдолбить в голову читателя, мне пришлось задуматься над единодушным молчанием историков всех сопредельных народов, которые обязательно должны были отметить в своих хрониках чрезвычайные события, коими кишит Священное Писание, и этого факта оказалось достаточно, чтобы зародить во мне сомнение относительно чудес, описанных в этих баснях. Скажи на милость, что должна я думать, когда именно среди этого самого народа, так усиленно восхваляющего своего Бога, больше всего неверующих? Как возможно, что этот Бог осыпает свой народ благодеяниями и чудесами, а возлюбленный народ этот не верит в своего Бога? Как возможно, что этот Бог, на манер самых ловких лицедеев, трубит c вершины горы свои указы, с вершины горы диктует свои высшие законы законодателям этого народа, который в это самое время там внизу, в долине, сомневается в нем, и в той долине сооружаются идолы, памятники цинизма, будто нарочно для того, чтобы мудрый Бог, неистовствующий наверху, получил щелчок по носу? И вот, наконец, он умирает, этот исключительный человек, только что предложивший евреям, чудесного Бога, испускает дух, и его смерть сопровождается чудом; уже самим обилием невероятных событий величие этого Бога должно было навечно запечатлеться в памяти той расы, которая была свидетелем его величия, но самое интересное в том, что отпрыски свидетелей того спектакля упорно не желают признать его величие. Они были менее легковерны, чем их предки, и несколько лет спустя идолопоклонники разрушили хрупкие алтари Моисеева Бога, и несчастные угнетенные евреи вспомнили химеры отцов только тогда, когда вновь обрели свободу. Посте этого новые вожди начинают петь старые песни, но, к сожалению, их проповеди не подтверждаются деяниями: евреи, заявили эти новые вожди, будут процветать до тех пор, пока останутся верны заветам Моисея, никогда еще евреи не высказывали ему большего уважения, как в ту эпоху, и никогда столь безжалостно не преследовали их несчастья. Избежав гнева воинов Александра, они избежали затем македонских цепей только дли того, чтобы попасть под иго римлян, и те, потеряв, в конце концов, терпение от бесконечных восстаний евреев, разрушили их храмы и разбросали обломки по всей пустыне. Так вот, значит, как Бог помог им! Вот как этот Бог, любящий их, поправший ради них священный порядок Природы, поступил с ними, вот как он сдержал свое обещание!