Сотник. Кузнечик - Красницкий Евгений - Страница 16

– Вот что, наставник, забирай-ка ты этот почечуй ходячий в крепость. Нечего ему тут перед всем Ратным светиться. Присмотри за ним. Рассказчик, говоришь, знатный? Вот пусть и рассказывает, только не все чтоб слушали. А вот ты чтоб ни слова не пропустил. Он нам такого расскажет, не девки – сами млеть будем. Только доверие его не потеряй. Он к нам как к своим отнесся? Вот и нам к нему так отнестись надо. В Ратном такого не выйдет, как ни крути – чужак он. А вот у вас в крепости можно. Да и ещё, лешак этот… Ждёт он нас на болоте. Вот и проведай его, пусть видит, что поняли мы его. Придём, поговорим.

К крепости подъехали уже затемно. Тимка, когда понял, что Макар не оставляет его в Ратном и решение это, судя по всему, окончательное, заметно расслабился. По дороге немного похлюпал носом, вспоминая похороны деда, а потом начал задавать бесчисленные «А что? А как? А почему?». Макар, чуток про себя забавляясь, отвечал обстоятельно, продолжая принятую игру во взрослого. Сам спрашивать не стал, Тимкины вопросы рассказывали о нём самом куда больше. Непоседливого и предприимчивого мальчишку интересовало буквально всё: и порядки в крепости, и почему отроки в кольчугах, и чему их учат, и правда ли, что его теперь тоже научат стрелять? От избытка впечатлений, а скорее всего, просто вымотавшись от всего с ним происшедшего, Тимка побегал вокруг телеги, гоняя зайцев, потом забрался обратно и быстро угомонился, закопавшись в солому. Будить его наставник не стал – слишком много всего навалилось на мальчишку, и поспать ему сейчас – самое первое дело.

Перебравшись на пароме через реку, Макар с сомнением посмотрел на спящего в телеге Кузнечика. Нет, конечно, если отвезти его в крепость, там пристроят, но уже отбой, а значит, и самому задержаться придётся, пока мальца с рук на руки сдаст. В кузню его снова вести ночевать отчего-то не хотелось – поспать бы мальчишке по-людски, намаялся же… Сам он всё равно собирался сегодня на посаде заночевать – Верка, небось, уже заждалась. Макар прищурился на нагло развалившуюся промеж облаков луну и направил телегу к недостроенной пока усадьбе на посаде, решив забрать мальца на ночь к себе в дом.

Верка появилась в дверях при скрипе открывающихся ворот, но выходить из дому не стала, поджидая мужа на крыльце. Макар не спеша завел под уздцы лошадь, но распрягать не стал. Вместо этого подошёл к телеге, чуток постоял возле неё, о чем-то раздумывая, а потом подобрал уснувшего мальчишку на руки и направился к дому. Верка, пошире распахнув дверь, отошла в сторонку. Порыв осеннего ветра взъерошил и без того растрепанные волосы мальчишки. Кузнечик, не просыпаясь, зябко поежился, посопел и покрепче ухватился за шею Макара, уткнувшись носом ему в плечо. Макар на мгновение замер, пытаясь удержать равновесие на больной ноге.

– А ну, мать, постели где-нибудь, мальца уложить.

Отступление 2

Питер, закрытая лаборатория Конец лета 20ХХ года

Максим Леонидович открыл дверь в лабораторию, вошёл и остановился, взглянув на своего пациента. В глубине комнаты, возле самого окна, в инвалидном кресле сидел черноволосый мальчишка, ну, никак не выглядевший на свои девятнадцать лет. Максимум, шестнадцать, и то, если будет очень стараться, изображая из себя взрослого. Парнишка взрослого, впрочем, не изображал, а сидел у окна, внимательно разглядывая предмет, который держал в руках. Профессор закрыл за собой дверь, замок тихо щелкнул. Юноша обернулся, строгие серые глаза внимательно посмотрели на гостя, и лицо, заострённое болезнью, внезапно осветилось улыбкой, как будто лампочку кто внутри включил. Он тронул ручку джойстика и кресло послушно развернулось.

– Вот, возьмите, дядя Максим, – паренёк протянул профессору предмет, который только что рассматривал.

Максим Леонидович неторопливо подошёл, забрал вещь и опустился в стоящее рядом кресло. Кортик был хорош. Строгий, без обилия позолоты, присущей современным декоративным клинкам, он выглядел богато, но совершенно определённо создавался как оружие. Ножны, обтянутые тонкой тиснёной кожей, были украшены стилизованным под древнюю Русь орнаментом, слегка оттенённым золотой проволокой. Такая же проволока еле заметно поблёскивала на рукояти и тем же орнаментом спускалась до середины лезвия из узорчатой стали. Профессор повертел кортик в руках и щелкнул по лезвию, которое отозвалось еле слышным звоном. Максим Леонидович улыбнулся: в семье старого башкира прилагательного «дрянная» применительно к существительному «сталь» не признавали.

– Русь?

– Эклектика, – отмахнулся мальчишка. – Всякого наворочено. Если вы про древнюю Русь, так тогда таких не было.

– Спасибо Дим, щедрый подарок, – профессор ещё раз взглянул на клинок. – Сам делал? Не жалко?

– Ну, типа сам, – Димка пожал плечами. – Только отец всё равно над душой стоял, да и дед курировал. Это мой первый клинок, я его для себя хранил, на память. А теперь он мне вроде не нужен. Вот, решил вам подарить.

– Эклектика, говоришь, – профессор внимательно посмотрел на племянника. – И словечки какие знаешь.

– Мама научила, – улыбнулся тот. – Это у неё любимая прическа такая.

– Вообще-то эклектика – это смешение в одном предмете совершенно разных времён и стилей, – профессор отложил кортик в сторону и взялся за свои очки. – Ваше поколение такой терминологией редко оперирует.

– А что такое время, дядь Максим? – Димка тут же воспользовался шансом перевести разговор на интересующую его тему.

– Не знаю, – неопределенно пожал плечами профессор. – Да и никто не знает.

– Ну, я слышал, что время – это четвёртое измерение. Во всяком случае, очень похоже. Только непонятно, почему мы можем двигаться по времени лишь вперёд.

– Хм… Если так рассматривать… – Максим Леонидович задумался. – Если хочешь понять что-то очень сложное, сведи к простому. Например, возьми какого-нибудь жучка, который живёт на плоскости. Тогда ты можешь представить наше третье измерение в различных для него вариантах. Вот, к примеру, видишь, на потолке паучок?

Димка глянул на жирнющего паука, примостившегося в углу, и кивнул.

– Это Коша, один из наших самых ценных сотрудников, – улыбнулся профессор. – Он помогает нам размышлять.

Димка хихикнул.

– Смотри, его мир – это плоскость. Он живёт на плоскости, двигается на плоскости, кормится на плоскости.

– Но он же может перебраться на стену? – возразил Димка.

– Может. Но это будет просто другая плоскость, а угол между ними – просто эффект кривизны пространства. А вот теперь представь, что паучок сорвался? Что будет?

– Ну, вниз полетит… Ага, – сообразил Димка, – он будет двигаться по третьему измерению только в одном направлении.

– Верно, и изменить это направление он может лишь в том случае, если имеет специальные органы – например, крылья или специальные приспособления.

– Ага, а поскольку органов у нас нет, то вы пытаетесь сделать приспособления.

– Тут всё сложно, Дим. Вот, к примеру, паук, который живёт на потолке, силу третьего измерения ощущает одним образом, который на стене – другим, который на подоконнике – третьим. У каждого из них своё ощущение пространства и сил, которые в нем действуют. У них разное понятие об устройстве Вселенной. Даже логика у них разная. Для одного прыжок – смерть, для другого – риск, для третьего – обычный способ охоты.

– Как там твои анализы? – после паузы спросил задумавшегося паренька профессор.

– Да как… – Димка поморщился от внезапно накатившей боли и поёрзал в кресле, пытаясь расслабиться. – Три месяца они мне обещают.

– Немного, – профессор спрятал очки в карман и посмотрел на племянника. – Значит, времени нам с тобой терять нельзя.

Глава 3. Тревога

Михайловская крепость. Край болота между Ратным и землями Журавля. Начало сентября 1125 года

Чья-то сильная рука встряхнула Кузнечика за плечо, выдёргивая из сна, как репку из грядки. Тимка чуть не подскочил на постели и ошалело захлопал глазами.