На поле Фарли - Боуэн Риз - Страница 2

Бен вежливо улыбнулся в ответ.

– Да, у нас они тоже побывали. Привезли груду рифленого железа и чертежи. Это моему отцу-то, который в жизни ничего не построил! Да он радио совсем недавно научился включать.

Полковник скептически оглядел Бена:

– Ну а вы, молодой человек? Тоже в летчики?

Бен смущенно улыбнулся.

– Я бы не прочь, сэр, но не могу себе позволить платить за уроки. Придется подождать призыва – может быть, и меня возьмут в авиацию.

Полковник кашлянул, только сейчас, похоже, сообразив, что у сына деревенского викария, который только-только окончил Оксфорд и лишь недавно начал преподавать в скромной приготовительной школе, вряд ли водятся деньги. Он повертел головой, словно стараясь отыскать новую тему для разговора, и воскликнул с удивлением:

– Ого, гляньте-ка, кто к нам пришел. Это же леди Памела. Я и не знал, что она интересуется крикетом!

Бен почувствовал, как лицо заливает краска, и разозлился на себя. Памела шла к ним грациозно и легко – воплощенная свежесть и элегантность, в шелковом платье персикового цвета. Прядка пепельных волос упала ей на лицо, Памела убрала ее и тут заметила Бена. Оба мужчины вскочили.

– Как хорошо, что вы пришли нас поддержать, миледи, – сказал полковник, уступая ей свое место. – Садитесь тут, рядом с Крессвеллом. Мне уже скоро на выход. Да и ноги размять пора.

Памела наградила его ослепительной улыбкой и опустилась на скамью.

– Привет, Памма, – сказал Бен. – Не ожидал тебя тут увидеть. Я думал, ты в Париже с сестрой.

– Так и было, но Па велел мне возвращаться домой. Точнее, велел привезти домой Марго. Он уверен, что война разразится с минуты на минуту, и боится, что она застрянет на материке. Но Марго отказалась сдвинуться с места.

– Неужели учеба на модельера настолько ее захватила, что она не испугалась даже войны?

Памела взглянула ему в глаза.

– Подозреваю, что на самом деле она отказывается уезжать из-за некоего французского графа, – ответила она с ироничной улыбкой.

– Вот те на, – произнес Бен, тут же мысленно отругав себя за школьное выражение. – Значит, твоя сестра влюбилась во француза?

– Им не откажешь в обаянии, – заметила Памела, все еще глядя ему в глаза. – Так внимательны к дамам, ручки целуют и тому подобное. Кто же перед таким устоит?

– Надеюсь, ты устояла, – выпалил он.

– Лично я не поклонница галльского типажа, – ответила Памела и обвела взглядом окрестности. – А Джереми сегодня не играет?

Это было как удар под дых – Бен понял, что она пришла вовсе не к нему, а к Джереми. Ну конечно, чертов Джереми. Перед его глазами невольно вспыхнула картина. Много лет назад, таким же летним полднем, он, Памела и Джереми карабкались на огромный дуб у Фарли-Плейс – особняка, принадлежавшего отцу Памелы, графу Вестерхэмскому. Как всегда, Джереми лез первым, Памела за ним, все выше, выше, пока ветка под ней не стала опасно раскачиваться. «Дальше не надо!» – крикнул Бен. Она ответила озорной улыбкой. Внезапно раздался чудовищный треск. Мимо них проплыло, будто в замедленной съемке, удивленное лицо Памелы, и через мгновение она с глухим стуком рухнула на землю. Он сползал по стволу целую вечность. Первым до Памелы добрался Джереми, спрыгнул и приземлился рядом с ней. Бен, как обычно, поспел последним. Она лежала без движения, но вдруг открыла глаза, скользнула взглядом по озабоченному лицу Бена, потом перевела взгляд на Джереми и словно ожила. «Не бойтесь, я цела-невредима», – сказала она. И солгала. Памела сломала руку. Но именно тогда Бен осознал, что она любит Джереми, а вовсе не его. Еще он понял, что и сам любит ее до чертиков.

Столько воспоминаний, столько летних дней прошло с тех пор…

Кто-то крикнул «Как так?»[5], и зрители неодобрительно загудели.

– Чертов мальчишка, остолоп несчастный, – проворчал полковник Хантли. – Все-таки не смог удержаться и размахнулся. Снова подчистую выбит.

Он поднялся на ноги. Но не успел выйти из здания клуба и направиться к выбывшему бэтсмену, как с неба донеслось глухое жужжание. Все подняли головы. Из-за холмов показался низко летевший аэроплан, жужжание перешло в гул. Аэроплан продолжал снижаться.

– Он что, намерен приземлиться прямо здесь? – воскликнул полковник. – Идиот, о чем он вообще думает?

Однако аэроплан действительно готовился к посадке. Он перелетел через высокий медный бук и сел на поле, распугав игроков и едва не наехав на зеленую площадку для крикета.

Ярко-желтая с черным раскраска делала аэроплан похожим на гигантскую осу. Он еще немного проехал по инерции, подскакивая на траве, и остановился у клуба. «Какого черта!» – пробормотал полковник, но Бен не стал отвечать. Не успел пилот снять очки и шлем, а он уже узнал его. Это был Джереми. Он оглядел толпу, заметил Бена, широко ухмыльнулся и замахал рукой, призывая его подойти.

– Только что купил! – заорал он. – Правда, красавец? Давай прокачу!

Бен опомниться не успел, как Памела сорвалась с места и подбежала к аэроплану.

– А меня возьмете? – спросила она.

– Привет, Памма! – обрадовался Джереми. – Вот уж не ожидал тебя увидеть на крикете. Я думал, ты в Париже. Прости, но не получится. Тут только два сиденья, а ты, конечно, прелестно выглядишь, но это платье не годится, чтобы лазать по кабинам. – Он немного помолчал и добавил: – Если ты не против, я попозже зайду к вам. И если хочешь, спрошу у твоего папы, можно ли покатать тебя на этой пташке.

– Ладно, – резко оборвала его Памела и, круто повернувшись, раздраженно пошла обратно к павильону, задев Бена боком. – Вечно в этом мире все решают мужчины! У папы он спросит, видите ли. Ну давай, иди к нему, развлекайся!

– Я не хочу оставлять тебя одну, – промямлил Бен. – Я уверен, что будут еще другие…

– Прекрати, ради бога, – досадливо прервала она его. – Я же знаю, тебе до смерти хочется прокатиться. Вот и иди. Да иди же!

И она дружески подтолкнула его.

Смущаясь от того, что на него уставилась вся деревня, Бен подошел к самолету. Джереми сиял от радости. Бен знал это выражение. Обычно оно появлялось на лице Джереми, когда тому удавалось совершить что-то категорически запрещенное.

– Выдержал, значит, свой экзамен, – сухо констатировал Бен.

– Причем блестяще, дружище. Инструктор сказал, что я просто рожден летать. И ничего странного – зря, что ли, у меня сокол на семейном гербе? Ну что ж ты стоишь, полезай в кабину!

Бен уселся на пассажирское сиденье.

– А разве мне не нужен шлем или что-то в этом роде?

Джереми рассмеялся.

– В случае аварии никакой шлем тебе не поможет. Не волнуйся. Я за пять минут разобрался, что тут к чему, а теперь вообще без проблем.

Мотор завелся, аэроплан запрыгал по траве, набирая скорость, и наконец поднялся в воздух. Они сделали круг за павильоном, с гулом пронеслись еще раз над площадкой для крикета и пролетели в считаных футах над высоким медным буком в саду викария. Под ними расстилалась деревня Элмсли, выстроенная вокруг луга с крикетной площадкой посередине. С одной стороны был хорошо виден стоявший на возвышении памятник павшим на Великой войне, с другой – церковь Святой Марии с великолепной колокольней. Правое крыло прошло ровнехонько над безупречными садами Нетеркота, усадьбы, где жил Джереми. Аэроплан заложил вираж, и Бен увидел Севенокс, за которым простиралась долина Шорхэм с полукруглой грядой холмов Норт-Даунс на юге. По левую руку блестела серебристым росчерком река Медвэй; где-то вдалеке, почти у горизонта, еще ярче сверкала Темза. Ветер трепал волосы Бена. Он чувствовал неописуемый восторг.

Джереми обернулся к нему:

– То, что надо, правда? Только бы поскорей началось! По-моему, война такой и должна быть – чтобы играть по правилам, по-джентльменски. Воин против воина, и пусть победит достойнейший. Сдавай-ка ты тоже экзамены, старина, и вместе запишемся в авиацию.

Бен предпочел умолчать, что ему нечем платить за обучение. Джереми никогда не понимал, как это – когда нет денег. В Оксфорде вечно звал Бена присоединиться к недешевым поездкам в Лондон на представление или в ночной клуб, а то и прошвырнуться в Париж на выходные. Джереми с удовольствием заплатил бы и за него, но гордость не позволяла Бену принимать такие подарки, и он каждый раз выдумывал, что ему якобы нужно дописать сочинение. В итоге Бен прослыл зубрилой, которым вовсе не был, и чуть ли не гением, на что тем более не тянул. Выпустился он с твердым «хорошо». Джереми еле-еле выдержал экзамены на «удовлетворительно», но в его случае это не имело никакого значения. Как единственный сын, он наследовал отцовский титул и состояние.