Проклятие древних жилищ
(Романы, рассказы) - Рэй Жан - Страница 73

— Ах, — прошептал мистер Брискомб, — какой прекрасной будет жизнь! Марта, жена дорогая, разожги огонь, пусть пылает пламя! О! Я чувствую запах кофе, какой аромат! Как тебе удается, моя дорогая, делать такой вкусный кофе! Деточка, девочка моя, сядь ко мне на колени. — Мистер Брискомб покраснел во тьме ночи, хотя его окружали только тени, тишина, звезды. — У нас родятся дети. Интересно, как я мог сорок лет прожить без нежности детишек. Девочка… которую я назову… Лили… Это нежно? Лили, дорогая, иди сюда, папа расскажет тебе сказку.

— Холодает, — пробормотал мистер Брискомб, — в сон клонит. Крепись. Засыпать нельзя… опасно… сон — враг. Заснуть, значит, умереть, а я завтра должен быть готов к новой жизни.

— Холодно! Холодно! — вновь прокричали дикие гуси.

— Кто мне протянет лапку, лапку! — прокричала водяная курочка, вырванная из сна треском промерзшего рогоза.

— Тсс… тсс… и еще раз тсс!.. — выкрикнула пара уток, укрывшихся в тепле громадного гнезда из сухой травы.

— Я не должен спать… — прошептал мистер Брискомб, — иначе… смерть… от холода…

Невероятным усилием он открыл глаза в немую тьму.

— Лили, послушай чудную сказку… и ты, Марта, любимая моя… сядь ближе… рядом с очагом все втроем…

Жили два маленьких ребенка в лесной хижине. Не засыпай, крошка Лили. Сказка хорошая. По вечерам они слышали, как черные сосны жалуются ветру, но у них в доме горел очаг… большое пламя… хорошее доброе пламя…

Глаза мистера Брискомба сомкнулись, безмолвный призрак спустился к нему со звезд.

— Холодно! Холодно! — стонали далекие гуси.

Мистер Брискомб не слышит их и не двигается… Последний сон смежил его веки.

Но какое чудесное сновидение любви и добра видел он!

Остановись мгновение… в 5.17

(Arrête l'instant… à 5.17)

У наследного принца гордости было ни на грош. Он пил у стойки вместе с портовыми грузчиками, слушал старого приятеля, когда тот жаловался на беды матросов, изгнанных из судовой команды, и каждый раз — само собой разумеется — о деньгах.

Принц был женат на принцессе, славной девушке, ровне ему.

— Вы скажете, что я грубо и непочтительно выражаюсь?

Вы просто пс знаете принца.

Он называл меня «проклятый мальчишка», а однажды подарил мне трубку из глины английской вересковой пустоши, а я в отместку обучил его игре.

Это игра, в которой выигрывают, когда твои партнеры пьяны. Вполне достаточно, чтобы я мог говорить о принце запросто, как это делают обычные люди, встреченные мной на жизненном пути.

Ах! Моя бедная душа и бедное сердце. Мне очень тяжело рассказывать эту историю о будущем, ведь она, вероятно, завершится самым худшим образом.

В то время столицу залил кровью отвратительный преступник. Он выпускал кровь из людей, как ее выпускают из скота на бойне. Это случалось и на углу улицы в предместье, и в коридорах жалких гостиниц, и на борту одиноких барж. К счастью, однажды ночью рука убийцы была не столь уверенной, как раньше. И безжалостный маньяк, автор пунцовой серии, был повержен кулаками гражданина в состоянии легитимной обороны.

Последовавший процесс стал золотым дном для репортеров и барменов заведений, расположенных рядом со зданием суда.

Убийцу звали Пул. У него была гнусная башка в виде сахарной головы, на нем был свитер велосипедиста и башмаки с серебряными пряжками буржуа.

Кто-то сравнил его с городским судебным приставом, и антипатия толпы к нему невероятно выросла. После шести дней дебатов его приговорили к смерти.

Принц из любопытства явился на последнее заседание и, несмотря на ужас совершенных злодеяний, хотел умолять короля, своего отца, использовать свое право на помилование, чтобы спасти это поганое отродье.

И тогда случилось незначительное происшествие, которое заставило принца изменить решение и которое стоило жизни Пулу.

Когда жандармы уводили смертника, согнувшегося под проклятиями толпы, как тополь под мощным ветром, убийца поднял глаза и встретил взгляд наследника трона. Это были два безмерно светлых глаза, бесчеловечно пустые, наполненные полярным ничто, которое живет в застывших зрачках кукол. Принц ощутил дыхание невероятной жестокости, которая встречается в джунглях и океанских глубинах. Он повернул голову к высоким охряно-кровавым окнам зала суда присяжных и обрек Пула на эшафот.

Еще нет 7.15, часа, когда…

Но Пул уже разбужен и жует галету, запивая ее черным кофе с ромом.

Еще нет 7.15, часа, когда…

Принцесса, бледная, но мужественная, улыбается в радостных страданиях и ожидании счастливого будущего. Ее муж ласково треплет ее по щекам, произносит нежные слова, а три королевских медика с почтительностью придворных слушают его.

Несколько дней назад матрос, который повидал много стран, твердо обещал принцу, что у него родится сын. Матрос, особенно если он старик и три четверти жизни провел в выпытывании тайн у звезд, не может ошибаться.

Значит, будет мальчик.

Пул глухо ворчит.

— Пул, — говорит директор тюрьмы, — будьте мужественны.

Принцесса стонет.

— Ваше высочество, — умоляет главный медик, — будьте мужественны.

Еще нет 7.15…

Серый свет зари прилипает к окну камеры, перекрещенному решеткой.

Заря не меняет туалетов, чтобы заглянуть в узенькие, почти тюремные окошечки королевских апартаментов.

Еще нет 7.15.

Заканчивающаяся жизнь следует по узким коридорам с тусклыми лампочками. Вздрагивают узкие плечи под рубашкой с оторванным воротником.

Жизнь, которая вот-вот появится, наполняет огромные покои дрожью и стонами.

Вверху среди громадных портретов на фоне облачного неба горит зеленый треугольник.

Глухой вскрик. В руках ученого мужа крохотное существо.

Кровь на белых простынях.

Глухой хрип.

Кровь.

Человек умер.

Человек родился.

В одно и то же мгновение… Не более двухсот шагов разделяют труп и новорожденного.

7.15.

— Ваше величество! Мальчик, — восклицают медики.

Наследный принц склоняется над маленьким липким и вопящим существом… которое вдруг открывает глаза. Захрипев от ужаса, принц вонзает свои глаза в ледяную бездну жестокого океана. Он узнает ужасающий взгляд. И в этом взгляде живут отвратительные воспоминания.

Крохотная жизнь, в которой сосредоточены все династические и народные ожидания, в секунду рождения впитывает преступную жизнь, которая завершилась в двухстах шагах…

— Однажды он будет властвовать, — с гордостью заявляет король.

— Да, — отвечает принц и выбегает из покоев, чтобы в одиночестве выплакать свое горе.

Роман о ржанке

(Roman du pluvie)

Один парижский издатель опубликовал в коллекции «Книги о природе» одно произведение прозрачной простоты, рассказ Сеттона-Томпсона «Жизнь зверей, на которых охотятся».

Прочитав его, я припомнил, с каким восхищением читал другие произведения Киплинга, Лондона, Кервуда, Колетт, Чарльза Деннера и несчастного и великого Луи Перго. Думаю, что, открывая новую книгу Жана Несми, зелено-золотое воспевание леса, я каждый раз желал, чтобы он чаще рассказывал мне об одиноких хозяевах леса.

Я вспомнил, что сам был охотником и целыми днями бродил по болотам в сопровождении прекрасного пойнтера Тампеста или очаровательного Шоу, чистопородного сеттера, как целые ночи проводил среди странных теней, мятущихся на лунном экране неподвижных вод.