Проклятие древних жилищ
(Романы, рассказы) - Рэй Жан - Страница 51

— Для нотариуса, — сказала она, — это очень важно.

И покинула контору. Мадемуазель Брис помолчала.

— Когда она ушла, — медленно продолжила она, уставившись на меня пронзительными черными глазами, — я вскрыла конверт.

— Ого!..

— Подождите возмущаться. У вас еще будет возможность. Запиской она полностью аннулировала прежнее завещание, лишала вас наследства, а все свое состояние передавала обществу защиты животных, особенно кошек.

Я промолчал и дал знак продолжать.

— Я не отдала письмо отцу, господин Сиппенс, а сохранила у себя. Ваша тетушка не вернулась, поскольку на следующий день умерла.

— Боже праведный! — вздрогнул я.

— Есть еще кое-что, господин Сиппенс. Похоже, вы любите иногда поигрывать в сыщика, но это умеют делать и другие. Если таковые появятся, быстро выяснится, что мадемуазель Аспазия Сиппенс была убита, а убийство оказалось ловкой мизансценой, как говорится по-французски, замаскировали под несчастный случай.

— Нет, не говорите этого! — воскликнул я, размахивая руками.

— И все же скажу! Более того, господин Сиппенс, вокруг дома прогуливалась некая персона… в вечер несчастного случая, и вы знаете, о ком я говорю!

Я вскинул руки и закрыл глаза.

— Да, это был я, допускаю это, — пролепетал я. — Я хотел позвонить, поговорить с тетушкой, ибо не хотел ждать следующего воскресенья. Но в дом так и не вошел.

— Это не важно, господин Сиппенс, я ничего никому не скажу, но при одном условии.

— Каком?

— Оно позволит вам сохранить состояние вашей тетушки, и вы останетесь вне подозрений.

— И что это за условие? — робко спросил я.

— Вы женитесь на мне и купите дом Ромбусбье, куда мы переедем после свадьбы.

Я был раздавлен, не мог собрать даже крохи мужества, чтобы дать отпор. Увидел себя бедняком, каким был прежде, и подумал о бесконечных и бесчеловечных допросах, каким подвергают людей в любимых мною романах, когда те становятся жертвами судебной ошибки…

— Можно подумать?

— Нет!

Я уставился на нее, из ее горящих глаз струилась настоящая магнетическая сила. Мелькнула мысль о змее, парализующей взглядом лягушку, чтобы проглотить ее. Я склонил голову и едва слышно прошептал:

— Да!

Злобное лицо подобрело впервые в жизни, и на губах появилось нечто вроде улыбки.

— Думаю, буду для тебя, Хилдувард, неплохой женой, — нежно сказала она. — Как только мы сыграем свадьбу, я уничтожу последнее завещание.

Свадьба состоялась через месяц, день в день. Церемония была простой. Нотариус лежал больной. Свидетелями были Патетье и Борнав.

Я снова промолчал об этой истории, не поделившись с верным другом о причинах столь поспешного союза. Признаюсь, он не удивился, когда я сообщил ему о решении взять в жены мадемуазель Брис, и не задал ни одного вопроса.

— Каждый имеет право поступать так, как ему нравится. Желаю вам счастья, мой мальчик.

Господин Борнав оказался столь же немногословным, прислав нам огромный букет роз.

После свадебной церемонии мы отправились в Швейцарию, пробыли неделю в Шамони в гостинице «Савой». Вспоминая сегодня о тех днях, должен признать, что Валентина оказалась неплохой супругой. Она даже избавилась от своего ореола злобы. Отказалась от черных одежд и выглядела почти очаровательной в новых розовых и сиреневых платьях.

В Дижоне, в древней гостинице «Колокол», в которой мы остановились на несколько дней, она сдержала слово и сожгла последние распоряжения тетушки Аспазии.

— Надеюсь, настанет день, когда ты меня полюбишь, — шепнула она.

Быть может, этот день настал бы, не распорядись судьба иначе…

В Шамони мы решили продлить медовый месяц, отправиться на поезде в Женеву, потом посетить Бернер-Оберланд, когда получили телеграмму от господина Борнава, что состояние мэтра Бриса резко ухудшилось. У меня не случилось оказии лучше узнать свою жену, но, на мой взгляд, она была менее злобной, чем старалась казаться, поскольку по получении дурной новости она разревелась, а я не нашел подходящих слов, чтобы утешить ее. Я считал, что она была равнодушна к отцу и всегда старалась усложнить ему жизнь.

Однажды вечером, когда мы любовались величественным Монбланом, купавшимся в серебристых лучах луны, она вдруг схватила меня за руку и прошептала:

— Вард, мы однажды заведем девочку, тогда…

— Тогда что? — спросил я.

Она покачала головой:

— Скажу позже.

Это позже никогда не представилось, и я не нашел удовлетворительного ответа на свой вопрос.

Мы поспешно сели в поезд, идущий в Гент, и нашли господина Бриса на смертном одре. Я не стал откладывать в долгий ящик обещания, данного супруге, и срочно оформил акт о продаже господского дома в Темпельгофе. Это была последняя подпись нотариуса Бриса. Думаю, он уже не соображал, что делает. Через два дня он угас.

Мы с супругой переехали в дом на Верхней улице. Барбара отсутствовала. Я предоставил ей отпуск на три недели. Нам помогала служанка нотариальной конторы.

Я расскажу в нескольких словах об ужасной драме, разыгравшейся на следующий день после похорон тестя, ибо воспоминание о ней столь тягостно, чтобы я не мог долгое время говорить о ней.

Мы с Валентиной сидели в гостиной первого этажа, окна которого выходят на улицу. Было десять часов вечера. На улице свирепствовала собачья погода. На пустой улице ревел ветер, а по закрытым ставням колотил дождь. Мы дрожали от холода. Валентина разожгла в очаге тамбурную печку. Мы молчали. Супруга была погружена в глубокие мысли. Она сидела у очага. Я видел, как она изредка подносила к глазам носовой платок.

Я устал, глаза мои смыкались, когда я услышал шум у окна. Я поднял голову. Нет, это не был грохот дождевых капель. Само событие казалось необычным: ставни уже не были накрепко закрыты, поскольку я видел свет фонарей через щель в них. Я хотел сказать об этом Валентине, когда раздался короткий хлопок и одно окно разбилось. Моя супруга вскрикнула и опрокинулась на спинку кресла.

— Что случилось?! — завопил я.

Она не отвечала. Я увидел, что из ее левого виска течет струйка крови. Пуля прошила голову и убила ее.

Полицейские быстро составили протокол. Вот его содержание.

Убийство, совершенное неизвестным лицом, с помощью карабина или пневматического пистолета. Выстрел произведен с улицы через окно. Ставни были приоткрыты с помощью ножниц или клещей. Следы отчетливо видны.

Через два дня вернулась Барбара и вновь заняла свое место в доме.

Патетье не упомянул ни о господине Лекоке, ни об одном другом вымышленном сыщике, не вспомнил о живом Токантене, ни о будущем сыщике Хилдуварде Сиппенсе. Я был признателен ему. В следующие дни вновь зашла речь о наследстве. Моя супруга наследовала покойному отцу, а я — убитой супруге. У Бриса были долги. Я их оплатил из наследства тетушки Аспазии.

Попутно, к своему величайшему удивлению, узнал, что дом в Темпельгофе не принадлежал потомкам Ромбусбье или кому-то другому по праву, а был владением, ни больше ни меньше, моего тестя.

Господин Борнав не мог дать никакого объяснения, а я не настаивал. Я пытался отыскать в архиве досье Ромбусбье, но оно бесследно исчезло. У нотариальной конторы появился новый директор.

Я вернулся к прежней жизни, но что-то внутри меня надломилось, не знаю, сердце или нет. Думаю, со временем я мог бы по-настоящему полюбить Валентину.

Глава четвертая

Лицо в окне

— В тебе есть задатки сыщика!

Сколько раз я вспоминал слова Патетье, и каким саркастическим тоном он их произносил!

Расследование о драматической смерти моей супруги вел квартальный офицер полиции, младший комиссар Кершов, человек умный и симпатичный, который не жалел сил, был начеку днем и ночью, но в конце концов признал, что не мог сделать окончательного вывода. Он задавал мне ритуальные вопросы: у кого-нибудь был интерес устранить мою супругу? Были ли у нее враги?