Проклятие древних жилищ
(Романы, рассказы) - Рэй Жан - Страница 45

В нашей кухне, рядом с бочонком соли, висел громадный железный ключ, весящий не менее фунта. Этим ключом можно было отпереть дубовую дверь, если вдруг заявится какой-нибудь посетитель. Но такой посетитель никогда не появился. Отец пару раз снимал ключ с гвоздя, чтобы показать мне древнее жилище. Но мне оно настолько не понравилось, что я больше не просил вновь посетить его, а мать была всегда против открытия этой двери и утверждала, что крысы и прочие гнусные твари из брошенного дома выберутся оттуда и завоюют наш домик. У меня осталось смутное воспоминание об этих посещениях: мрачные коридоры со зловещим эхом, пыльные гулкие залы, едва освещенные слабым светом, проникавшим через окна со стеклами цвета зеленого яблока, комнатушки без воздуха и света, лестницы, вечные лестницы, ведущие в другие залы, другие комнаты, другие ниши…

Жилище было выставлено на продажу много лет назад, о чем свидетельствовала небольшая табличка и пожелтевшая афиша, которую ежегодно на Сретенье менял Ипполит Борнав, ибо возможные покупатели должны были обращаться в контору мэтра Бриса.

Ничего не могу сказать о владельцах, но предполагаю, что речь шла о потомках Ромбусбье, а об этих потомках я не узнал ничего хорошего. В XVI веке многие благородные негодяи закончили жизнь на колесе или на виселице, а веком позже один Ромбусбье ходил в море помощником страшного гентского пирата Йохана де Местре, который наводил ужас на семи морях.

Благодаря Патетье я смог кое-что узнать об этом пирате. Нередко случалось, что мой бравый друг закрывал в субботу вечером свое заведение и отправлялся рыться в ящиках с книгами на блошиный рынок. Иногда он с триумфом возвращался, потрясая связкой мятых и грязных книжиц. Одна из них рассказывала о корсарах и пиратах прошлых веков. В ней можно было прочесть, что «Йохан де Местре, красивый, как Бог, и злобный, как дьявол, выбрал в помощники чудовище, больше похожее на дракона, а не на человека по имени Ромбусбье, которого прозвали Бусебо, что может быть искаженным именем Вельзевула». Ему приписывали множество гнусных дел. Однажды он устроил пир для экипажа, на котором потчевали жареным львом, поскольку ему нравилось необычное мясо: колбаса из акульего мяса, паштеты из змей и даже фрикадельки из человечины! Все эти преступления, в том числе и каннибализм, привели его на виселицу в Лондоне, но перед повешением его подвергли ужасающей пытке: лондонский палач по одному выдрал у него все зубы!

К счастью, когда я читал эти строки, я был уже жильцом у Патетье, иначе я бы не осмеливался выглядывать в окно кухни, из которого были видны зеленый двор и ужасный каменный Бусебо.

Однажды я решился заговорить о доме в бюро.

Это был летний удушливый поддень. Особых дел не было. Все устали и лениво глядели на мух, бившихся о стекла. Я хотел оживить атмосферу и пробудить интерес присутствующих и начал рассказывать ужасающую историю пирата Ромбусбье. Закончить мне не дали.

— Ради бога, прекрати свои бредни! — вдруг воскликнул господин Хаентьес.

— И слышать не желаю! — застонал Тюит, заткнув уши.

Господин Борнав промолчал, но длинная черная сигара, которую он курил, выпала у него изо рта. Он уставился на меня полными ужаса глазами.

— Никогда не говори об этом нотариусу, — посоветовал мне Хаентьес. — Он и слышать не хочет дурного о Ромбусбье, чьи интересы всегда защищал.

В архивах было досье Ромбусбье, которое вел старик Тюитсшевер. Оно было толстым: пачка документов в зеленой картонной папке, перевязанной веревкой. Мне никогда не приходила в голову мысль ознакомиться с ним. И даже не подвернулось оказии, ибо на следующий день после моего неудачного выступления зеленая папка исчезла из архива, чтобы, несомненно, перекочевать в сейф.

Конечно, я все рассказал Патетье.

— В каждом доме есть свой скелет, — заявил он, — я прочел это в чудесной книге Чарльза Диккенса. Это относится к семейным тайнам. Логово вроде этого, — он указал на стену напротив, — не может обходиться без нее, а может, она худшая из всех.

Прошли дни, недели превратились в месяцы, а месяцы в годы. Мой образ жизни не менялся. Я стал стройным молодым человеком. Время, похоже, не тронуло тетушку Аспазию и Патетье.

В конторе было все иначе. Физические и умственные силы мэтра Бриса слабели на глазах. Иногда ему отказывала память, и он часто прибегал к помощи господина Борнава, чтобы решить дела. Я считал мадемуазель Валентину пожилой женщиной: ее лицо стало выдубленным и желтым, она похудела, и кости ее буквально торчали наружу, волосы посерели, но это ничего не меняло. Она по-прежнему носила черные одежды в обтяжку без каких либо лент и пряжек. И характер ее не улучшился: голос стал более крикливым, глаза излучали еще больше злобы. Она каждые три месяца меняла служанок.

В тот год мне исполнилось двадцать четыре года.

Глава вторая

Мои первые подвиги сыщика

Я сидел в личном кабинете Бриса напротив нотариуса и писал акт на французском языке. Хозяин очень изменился. Глаза погасли, бакенбарды стали цвета ослиной шерсти и не были тщательно ухожены, как в былые годы, кожа на дрожащих пальцах сморщилась. Он часто ронял каплю чернил рядом с подписью. Перестал обращать внимание на одежду, и она обтрепывалась день ото дня.

В дверь постучали, и Тюитсшевер объявил о посетителе.

— По поводу дома в Темпельгофе, господин нотариус, — пробормотал он.

— Э… что… что ты сказал? — пролепетал господин Брис.

— По поводу дома в Темпельгофе. Это… хм, господин, который говорит по-французски. Можно пригласить его?

Нотариус кивнул. У него был ошарашенный вид.

Посетителя впустили.

Я сразу понял, почему старый Тюит колебался, прежде чем назвать его «господин». Мужчина с тусклыми глазами, грубым багровым лицом. На нем был слишком просторный темно-серый костюм, словно купленный у старьевщика, он мял в громадных мозолистых руках дешевую жокейскую каскетку.

— Я пришел по поводу того дома, который продается, — сказал он по-французски.

Речь его была далеко не идеальной, что означало, тип был не французом, а валлонцем.

— Несомненно, желаете его осмотреть? — вежливо предложил господин Брис. — Я, естественно, не могу вам отказать.

— Конечно, схожу и рассмотрю поближе, — ответил мужчина, — ведь я пришел покупать его.

— Покупать?! — воскликнул нотариус.

— Он продается или нет?

— Конечно, конечно, — поспешно ответил мой хозяин.

— Сколько стоит этот барак?

Мэтр Брис подскочил. Он не привык так вести дела, но быстро спохватился.

— Могу ли я спросить, с кем имею честь? — спросил он.

— Фомм. Меня зовут Натан Фомм. Натан, но это не значит, что я еврей, хотя полагаю, вам все равно. Натан Фомм. Я приехал из Турнэ.

На стене кабинета висела географическая карта Бельгии. Посетитель подошел к ней.

— Если вы не знаете, где это находится, я вам покажу, — резко заявил он. — Вот, в деревне около Турнэ. Эстамбург, там я живу.

Я едва сдержал крик изумления. Эстамбург! Местечко, где я провел первые пять лет своей жизни, и хутор еще не покинул окончательно мою память.

— Теперь совсем простой вопрос. Сколько за этот дом?

Господин Брис откашлялся.

— Это господский дом, древний, но знаменитый, — начал он, — замок знатной семьи Ромбусбье и…

Натан Фомм бесцеремонно оборвал его.

— Мне плевать, я вас спрашиваю только стоимость! — нетерпеливо потребовал он.

Мой хозяин замолчал на несколько минут.

— Очень высокая цена, господин Фомм, — наконец сказал он, — семьдесят пять тысяч, это очень большая сумма…

Фомм пожал плечами:

— Значит, вы сказали семьдесят пять тысяч, вполне мне по средствам…

— Минуточку, господин Фомм, дело в том, что я уже предложил дом одному из моих клиентов. Мне надо дождаться его решения.

Эти слова, похоже, вызвали недовольство посетителя.

— Сколько времени вы дали вашему клиенту на ответ?