Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Жена Хана (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 44


44
Изменить размер шрифта:

- Хан, Хаааан, трахни меня! Порви!

- Я буду твоей покорной рабой. Возьми меня!

Но он их даже не видел. На нее смотрел, сидящую на своем кресле и бледную от ужаса. Она одна не испытывала удовольствия от боя. Она одна кусала губы и вскакивала каждый раз, когда противник наносил ему удары.

И он просветил эту победу ей. Разложил противника на полу в глубоком нокауте, так что того выносили с ринга и вокруг бегал врач. А Хан поднял окровавленные руки вверх и заорал:

- Ангаахай!

Никто не понял, что это значит, но все орали следом за ним. Только женщина, сидящая в первом ряду, с ярко красными губами и красивыми раскосыми глазами, резко встала со своего места и покинула ринг. Хан даже не спросил ее имя. Насрать. Сегодня эта высокомерная сучка оставила здесь миллионы.

***

Она заплакала ночью. Во сне. Захлебываясь и цепляясь за одеяло и Хан тут же проснулся, чтобы прижать ее к себе, притянуть на грудь, зарыться сбитыми ладонями в длинные волосы, укачивая ее успокаивая. А она глаза распахнула и его за лицо обхватила обеими руками.

- Пообещай, что больше не станешь драться. Никогда. Поклянись мне, пожалуйста.

Ангаахай так трогательно боялась за него, так дрожала и плакала из-за каждой ссадины, трогала их пальчиками, промывала и по ее щекам катились слезы, а он думал о том, что никто и никогда по нему не плакал. И он становился уязвимым, он таял от этих слез, он жадно их поглощал, осушал губами и вытирал руками.

И ее волосы так пахнут, так благоухают, что его дурманит, завораживает этот запах.

- Улыбнись мне.

- Как я могу улыбаться, когда твое лицо в синяках? Как я могу улыбаться, когда вижу твою грудь в кровоподтеках?

- Так зарабатываются большие деньги.

- К черту деньги! Золото презренный метал и жизнь на него не купишь!

- Ошибаешься, маленькая птичка. Но я хотел бы, чтоб это было правдой.

- Мне страшно, что они убьют тебя…там, на ринге.

- Поверь, меня могут убить где угодно, но только не там.

- Никогда так не говори. Тебя не убьют!

И никто, кроме нее не боялся. Только она могла заплакать о нем, только ее лицо искажалось болью от его боли, только от нее он не ощущал смрада лжи.

И он начал верить в существование того самого слова. Нет, он не произнес его вслух. Оно казалось ему ничтожным. Но он теперь представлял, как оно выглядит, у него были голубые глаза, золотые волосы, белая кожа и нежный голос, руки-крылья и сладкие губы. И напоминала ему боль. Щемящую, острую, то яркую, то нежную.

Ангаахай научила его чувствовать, научила ощущать и стать зависимым от этих ощущений. Быть любимым ею. Видеть в ее глазах то, чего никогда не существовала это все равно, что узреть Бога или Дьявола. Все говорят, но никто не видел…а он нашел, он даже держал в своих руках. Его личную религию, своего идола. И он ревностно берег его, прятал от чужих глаз, не позволял трогать руками. Чтобы не разбилось, не поранилось, не исчезло вдруг…Его счастье. Первое счастье в жизни. Невесомое, призрачное, тоненькое, как паутинка.

Хан ощущал эту паутинку кончиком языка на ее губах, страстными выкриками его имени, отражением своего лица в ее глазах.

Но это не умаляло бешеной похоти, адской страсти и постоянного голода. Хан набрасывался на нее, как голодное животное, как одичалый человек, которого долго не кормили, и он готов жрать сырое мясо голыми руками.

А вместо этого целовать ее скулы, шею, плечи, вылизывать каждый миллиметр ее тела.

- Тамерлан…, я приготовила тебе подарок.

- Вижу, чувствую, - со стоном пробираясь горячими ладонями под тонкую ткань платья, сжимая ее спину и представляя, как сейчас овладеет ею. Как вонзится в нее, всматриваясь в голубые бездны, полыхающие тем же огнем, что и он сам.

- Ты не видел…давай ты сначала посмотришь.

- Нееет, сначала я хочу оказаться в тебе.

Какой сочной стала ее грудь, какой упругой, тяжелой. С каждым днем она все красивее, как будто из бутона розы раскрывается аномально прекрасный цветок.

- Я хотела, чтоб ты увидел, Тамерлаааан…

- Ты сама виновата…ты дразнишь меня моим именем.

Распластав под собой и разворачивая спиной к себе, наклоняя вперед, поднимая вверх платье и вбиваясь в ее тело одним толчком.

Изливаться в нее бесконечно долго, а потом валяться на ковре, притянув к себе и не думая ни о чем.

- Пойдем… я покажу тебе свой подарок. Пожалуйста.

- Ты серьезно?

 Кивнула и у него сдавило в груди. Ему ничего не дарили. Никто. Никогда.

Более растерянным и смущенным Хан себя не ощущал с детства.

- Закрой глаза.

- Закрыл.

- Не подсматривай!

- Не подсматриваю!

Она вела его за руку, куда-то во двор, затем в сад. Он шел следом и улыбался, как идиот. Пока они куда-то не пришли, и она не прошептала:

- Открывай.

Приподнял веки и остолбенел в вольере резвились тигрята. Два черных и один белый. Они катались клубками возле Эрдэнэ, а та гладила их и весело смеялась.

Перед глазами появился силуэт Киары и от боли свело судорогой все тело. Вырвал руку из ладони Ангаахай.

- Пусть их унесут.

- Куда? Я выкупила их в зоопарке. Он сгорел, их мама погибла, а малышей хотели распродать в цирки.

- Чтоб сегодня их здесь не было. Это не приют.

Развернулся и пошел к дому, чувствуя, как печет глаза и дерет в горле.

ЭПИЛОГ

Мои глаза не повиновались мне, они то и дело обращались в его сторону и останавливались на нем. Смотреть на него доставляло мне глубокую радость - волнующую и вместе с тем мучительную, драгоценную, как золото без примеси, но таящую в себе острую боль. Удовольствие, подобное тому, какое должен испытывать погибающий от жажды человек, который знает, что колодец, к которому он подполз, отравлен, но все же пьет божественную влагу жадными глотками. 

Шарлотта Бронте

- Я буду драться за тебя только тогда, когда ты станцуешь для меня стриптиз, но при этом твои сиськи не будут так обвисать, задница станет чуть поменьше, а вставные зубы не будут блестеть лакированной эмалью, старая сука!

Это звучало так зловеще, что даже у меня застучали зубы. Я испугалась. Лицо Хана стало звериным, заострились все черты, и он напоминал мне ощетинившегося зверя перед смертельным прыжком.

- Ты…ты…ты! – глаза Алмазбека не просто округлились они выпучились и вылезли из орбит, он кинулся к Тамерлану, но тот отшвырнул его с такой силой, что он вылетел к столам и прокатился по мраморному полу. На Хана набросились охранники, но он размел их как надоедливую мошкару. Двинулся к женщине, которая отступала назад и трусливо оглядывалась по сторонам. Она думала, что ее статус и высокое положение ее мужа позволяют говорить все что вздумается, но это никогда бы не сработало с Ханом. Ему плевать кто перед ним, его не волнуют должности, чины, количество нулей на банковских счетах. И сейчас я видела необратимость в его взгляде. Он кажется мог размазать по стенке и эту женщину.

- Тамерлан, не надо, - я повисла у него на руке, пытаясь остановить это торнадо до того, как разрушения будут несовместимы с жизнью. Думала он и меня отшвырнет, но Хан остановился. Тяжело дыша смотрел на Сунгар, сжимая кулаки.

- Твои воины бездарные, жирные туши, которых тренировали тупые, ленивые свиньи. Только глупая баба могла набрать горы мускулистого мяса для боев. Они годятся лишь для обложек журналов по бодибилдингу. Я не стал бы у тебя драться даже если бы подыхал с голода. А теперь пошла на хер отсюда, шавка!

Повернулся к охране:

- Банкет окончен. Выведите господина Алмазбека и его…сучку из зала. Если не захотят уходить гоните палками, как вшивых собак.

- Сукин сын! – прошипела женщина, - Ты еще об этом пожалеешь! Плебей! Тупой, вонючий плебей! Твое место в звериной яме! Мы тебя закопаем…запомни мои слова – закопаем! Ты окажешься в могиле раньше, чем успеешь глазом моргнуть!