Эскапада - де Ренье Анри - Страница 18

Не только в замке говорилось о свадьбе, об этом болтали также на конюшнях и в кухнях. Кучером у г-на де ла Миньер был некий сьер Бигордон, родом из Бурвуазэна, где Аркнэн когда-то женился. Жена его оказалась столь гнусной и сварливой мегерой, что Аркнэн, отчаявшись выбить из нее дурь пощечинами и палочными ударами, решил дать тягу и поступить на королевскую службу. С тех пор Аркнэн мало беспокоился о своей экс-супруге и мирно жил в Эспиньолях, куда, несколько месяцев тому назад, один коробейник принес весть о кончине упомянутой супруги. И вот Бигордон, кучер г-на де ла Миньер, только что подтвердил Аркнэну, что он действительно отделался от своей фурии жены. Бездельница успокоилась навеки, и Аркнэн мог удостовериться в этом, отправившись в деревню Шазардри, расположенную в каких-нибудь восьми лье от Бурвуазэна в сторону Сен-Рарэ. Эти сообщения не ускользнули от слуха м-ль Гоготы Бишлон, и она со слезами потребовала, чтобы сьер Аркнэн немедленно предпринял путешествие в Шазардри. Ей казалось уже, что все желания ее исполнились, она стала г-жей Николя Аркнэн и окончательно поселилась в Эспиньолях подле м-ль де Фреваль.

Требования ее были так настойчивы, что г-н Аркнэн, почувствовав себя крайне польщенным ими, отправился к г-ну де Вердло просить разрешения отлучиться на несколько дней, чтобы съездить в Бурвуазэн и Шазардри и разузнать, действительно ли он стал вдовцом, причем по возвращении ему останется только составить счастье влюбленной Гоготы. Эта просьба была встречена г-ном де Вердло благожелательно, ибо он увидел в ней средство сохранить подле Анны-Клавдии особу испытанной преданности, услужение которой было ей приятно; поэтому было решено, что Аркнэн отправится в путь, когда пожелает, и будет гнать во всю мочь коня в Шазардри проверить правильность слов сьера Бигордона, который поклялся всеми святыми, что сведения его самые достоверные. Итак, в назначенный день можно было видеть, как сьер Аркнэн выводит из конюшни лучшего коня г-на де Вердло, садится на него верхом и исчезает, послав воздушный поцелуй м-ль Гоготе Бишлон, вышедшей провожать его в нижней юбке и ночном чепчике.

III

Из пятерых садовников, заботившихся о поддержании в порядке эспиньольских цветников и огородов, г-н де Вердло наиболее ценил сьера Филиппа Куафара. Этот Куафар находился на службе г-на де Вердло сравнительно недавно, но очень скоро снискал к себе благорасположение. Куафар отличался в искусстве выращивать превосходные овощи и вкусные фрукты. Он знал множество рецептов по части семян, пересадки, подстригания деревьев, прививок, обрезывания веток. Он был кроме того, хорошим цветоводом. Никто не знал хорошенько, откуда у Куафара эти познания, ибо он не любил говорить о своем прошлом. Он заявился однажды в Эспиньоли, и г-н де Вердло пригласил его на место старика Пьера Про, умершего от колик, иссушивших и скрючивших его до такой степени, что он стал похож на ствол виноградной лозы. Куафар был молчаливый и пунктуальный толстяк, с полным лицом и одутловатыми щеками, между которыми заострялся необыкновенно узкий и тонкий нос. По одной из его щек проходил широкий шрам, и он прихрамывал на одну ногу. Где Куафар мог получить эти изъяны, помимо которых он не представлял ничего замечательного? Куафару на вид было лет шестьдесят, и употребление, которое он сделал из них, оставалось покрытым тайной. Он говорил, что всю жизнь свою провел в деревне, но при таком образе жизни вряд ли представляется случай изрезать себе щеки, и вряд ли можно вывихнуть колено, рассаживая салат или подпирая тычинками сахарный горошек. Что же было причиной его шрама и хромоты; любовное похождение или ссора? Когда кто-нибудь намекал на это, г-н Куафар только странно улыбался и потирал руки. Жест этот, точно так же как немота садовника и благоволение, которым он пользовался у г-на де Вердло, страшно раздражали г-на Аркнэна. Куафар и Аркнэн терпеть не могли друг друга.

Куафар отличался еще одной странностью. Если он ненавидел Аркнэна, то не в меньшей степени ненавидел и свое ремесло, хотя владел им с изумительным искусством. Копать землю, полоть сорные травы, сеять, сажать, подрезывать, убирать урожай, казалось ему низким, грязным и скучным занятием, о котором он говорил не иначе, как с самым крайним отвращением. Нужно было видеть его гримасу, когда он брал в руки заступ или грабли. Он относился к земле как к врагу, рассекал и подстригал ее с яростью. Он грубо и ожесточенно бил ее каблуком и с презрением плевал на нее. Он со злостью рассекал глыбы и, разрыхляя их, ощущал какое-то злобное удовлетворение. Ненависть его распространялась в одинаковой степени на цветы и на фрукты. Он гнушался их запаха и вкуса. Он затыкал нос перед розовым кустом, а вид персика вызывал у него тошноту. Аркнэн утверждал, будто видел однажды, как он мочился от злости на грядку с гвоздиками. Когда хвалили его искусство, Куафар пожимал плечами и глядел на вас исподлобья. Нужно же, чтобы люди были так глупы, чтобы получать столько удовольствия от уголка земли и прилагать к нему столько забот! Почему он, Куафар, прикован цепью к этой галере, и почему теряет он за своей работой время, которое он мог бы употребить иначе? И вот он жестоко завидовал сьеру Аркнэну, которому он мог бы помогать во множестве вещей, но разве каждый раз, как он пытался делать это, г-н де Вердло не отсылал его обратно к садовым работам, для которых он не был создан, тогда как ему очень хотелось бы ходить за лошадьми, наблюдать за гардеробом и даже прислуживать за столом? Добавьте к этим несправедливостям, что, как брадобрей, он мог бы заткнуть за пояс жалкого скребуна Аркнэна.

Но разве когда-нибудь принимают в уважение достоинства людей темного происхождения? Куафар считал себя живым доказательством этой истины, и ко всем его огорчениям прибавилось еще одно, к которому он был не в меньшей степени чувствителен. Приезд в Эспиньоли Гоготы Бишлон был большим событием в жизни Куафара. Он сразу же почувствовал к м-ль Маргарите Бишлон восхищение, быстро перешедшее в страстное обожание. Когда он созерцал ее, рубец на его щеке багровел, и весь он преисполнялся волнением тем более мучительным, что м-ль Бишлон выказывала к нему жестокое равнодушие. Багровение Куафара и его восторги не производили на нее никакого впечатления, равно как и его похотливые и дерзкие взгляды. Тогда как Куафар из сил выбивался, чтобы обратить на себя внимание, Бишлон только и глядела, что на прекрасного Аркнэна, которому она не переставая расточала нежные и жеманные улыбки, причем упомянутый сьер принимал их крайне небрежно и тем доводил до белого каления вспыльчивого Куафара. Но Аркнэн сделал ошибку, отлучившись из Эспиньолей. Пока он ездил собирать известия о своей ведьме-жене, он, Куафар, сделает последнюю попытку вытеснить его из сердца м-ль Бишлон, подобно тому, как в данный момент он заменял его – и с каким превосходством! – в роли слуги г-иа де Вердло.

И вот г-н Филипп Куафар, променявший таким образом службу Помоне на службу г-ну де Вердло, через два дня по отъезде Аркнэна, часов около семи вечера, предстал пред лицом г-на барона, предварительно деликатно постучавшись в дверь комнаты, где этот последний находился в обществе м-ль де Фреваль. Погода целый день стояла дождливая, и после легкого просвета снова полило как из ведра. Через окна видно было серое небо над верхушками деревьев сада и уголок пруда, изборожденного дождевыми струями. Так как погода мало подходила для прогулки, то г-н де Вердло попросил Анну-Клавдию почитать ему что-нибудь. М-ль де Фреваль держала еще книгу в руке, когда к ним подошел Куафар. Куафар казался сбитым с толку и смущенным, и м-ль де Фреваль заметила, что рубец на его щеке был чрезвычайно бледен. Куафар хромал сильнее чем обыкновенно.

Г-н де Вердло спросил его:

– Что случилось, Куафар? Почему ты здесь? Куафар потирал руки и, казалось, не решался ответить:

– Надобно доложить вам, господин барон, что во дворе находится один дворянин, который просит приютить его на ночь; он говорит, что дороги размыло, и что лошадь его притомилась.