Королева вестерна (СИ) - Резникова Оксана - Страница 62

Мы перебираемся в спальню, оставляя наших четвероногих друзей наедине. Спустя несколько часов безумства, к нам в дверь поскреблись собачьи когти.

— Собакам скучно, пора выходить, — улыбаюсь я, глядя на красивое лицо разомлевшего мистера Гаррисона. Он обнимает меня руками и ногами, словно давая понять, что никому не отдаст, и я всецело принадлежу ему. Не смотря на подозрительный хруст своих костей, я была не против такого собственничества.

— Давай хотя бы их впустим? — полупридушенно пищу я.

Генри кивает, не раскрывая глаз, и отпускает меня из железных объятий. Я грациозно встаю с постели, подхожу на цыпочках к двери и толкаю ее. Оборачиваюсь и вижу открытый глаз мистера Гаррисона.

— Подглядываешь за мной? — погрозила ему пальцем.

— Не смог удержаться от того, чтобы еще раз посмотреть на твою аппетитную фигуру.

Я смущаюсь и ныряю обратно в постель, зарываясь под одеяло. Сильная рука Генри тут же подминает меня под себя. В комнату, мягко ступая лапами, осторожно заходят собаки. Ника ложится у кровати с моей стороны, а Рой располагается возле хозяина.

Это была одна из самых теплых и уютных моих ночей в Москве.

На следующее утро на правах хозяйки я предложила мистеру Гаррисону несколько прогулок по городу, но он вежливо отказался. А вот на торжественное открытие моего фонда помощи он вызвался сопровождать меня по собственной инициативе.

— Там будет пресса, — закусываю губу, — они растрезвонят о нас на всю страну.

— Пусть. Это благородное дело. Хочу быть рядом с тобой в такой ответственный момент, — сжимает мою руку и целует пальцы мой любимый мужчина, — я тобой горжусь, Хелен.

Мне отрадно это слышать. Волнуюсь до безумия, но надежность, которой так веет от Генри, меня успокаивает. Я много думала о том, как назову свой благотворительный фонд, и остановилась на «Помоги мне», в английском варианте — «Save me». По-моему, неплохо, особенно, если фонд будет международным.

Генри выглядит безупречно. Смокинг, белая рубашка, галстук, дорогие часы и жемчужная улыбка. От «канадской» бороды он избавился, и теперь я могла любоваться на его точеный гладкий подбородок, с ямочкой посередине. Чтобы соответствовать такому красавцу, разоряюсь на дорогое сногсшибательное красное платье. Вот, теперь ему не стыдно будет показаться со мной на людях. Завершаю образ крупными локонами и красной помадой, надеваю кое-что из золотых украшений, а вообще лишняя помпезность здесь ни к чему! Мы идем не на красную ковровую дорожку Голливуда, а всего лишь открываем фонд помощи инвалидам.

Я арендовала помещение и наняла штат сотрудников, состоящий всего из двух человек — бухгалтера и делопроизводителя. Думала, буду сама здесь управлять, но в связи с последними событиями, все меняется. Придется брать еще одного ответственного человека.

В сопровождении Генри Гаррисона я вхожу туда, где меня ждет небольшая группа людей. Они как по команде раскрыли рты, когда увидели, кто сюда пожаловал. И я их не винила, так как прекрасно понимала, что чувствуют сейчас эти люди. Генри шикарно и доброжелательно всем улыбался. Репортеры первые пришли в себя и защелкали затворами своих фотоаппаратов — скучное мероприятие неожиданно приобрело для них возможность добыть ценный материал для своей редакции. Я толкнула заготовленную заранее речь, и с официальной частью было покончено. Далее следовал фуршет, и все происходящее на нем вызывало у меня улыбку. Дамы, то бишь мой бухгалтер и секретарша не отходили от моего мистера Гаррисона, зазывно ему улыбались, просили автографы и хвалили его актерское мастерство напропалую. О том, с какой целью мы здесь собрались, было напрочь забыто. Журналисты атаковали Генри, и мне пришлось буквально вырывать его из их цепких лап.

— Уходим, мистер Гаррисон.

— Наконец-то, — выдохнул он.

В арендованном по такому случаю лимузине мы катаемся по ночному городу и пьем шампанское. Если бы не Генри, я конечно бы, обошлась без проката авто, но мне захотелось немножко перед ним пофорсить. Мы опустили ширму, которая скрыла нас от водителя, и принялись целоваться. Преизбыток эмоций довел нас до того, что мы занялись любовью прямо в машине, полураздетыми и трясущимися, как в лихорадке.

Пришли в себя только, когда лимузин остановился, и водитель тактично связался с нами по внутренней связи. Поправляю дорогущее помятое платье, испорченную прическу и выбираюсь наружу. У Генри криво сидит галстук и от рубашки отлетела одна пуговица. Выглядели мы очень колоритно — эдакие два любовничка и, слава богу, что не нарвались на соседей. Но я счастлива, счастлива с ним по-настоящему!

С разрешения Генри я публикую наш совместный снимок с церемонии открытия в свой Инстаграм, а наутро просыпаюсь знаменитой. Второй раз в жизни. Но на этот раз у меня совсем другие эмоции. Теперь это не фото, сделанные исподтишка и слитые в сеть, а совместное посещение мероприятия. По звездным меркам это говорило о том, что у нас все серьезно. Да, Генри теперь мой мужчина! Как же жить с этим счастьем-то? Его так много, оно льется через край, и я вся пропитана счастьем насквозь, как сахарным сиропом.

В мой фонд стали поступать немалые средства, и я уже отдала первые распоряжения бухгалтеру, насчет того, кому в первую очередь оказать помощь. В реабилитации нуждались молодые люди, больные рассеянным склерозом. Им и будут направлены деньги.

Не обошлось и без потрясений. Меценатом моего фонда стала Зоя Ковец, которая перечислила неплохую сумму денег.

— Зачем ей это, как думаешь? — спрашиваю у Генри, отрывая взгляд от ноутбука. Он лежит рядышком без футболки, отвлекая меня своими чудесными формами.

— Думаю, что она осознала всю вину, которую понесла перед тобой и хочет получить от тебя прощение, — пожимает плечами мистер Гаррисон.

— Я не верю ей, Опасность опять что-то задумала.

— Я же тебе рассказывал, что она хорошо о тебе отзывалась.

— Это какая-то очередная игра. Я больше не куплюсь на ее уловки с дружбой.

— Как знать, Хелен, может, она действительно изменилась. Дай ей последний шанс.

— Только потому, что ты просишь.

— Хелен, принеси мне, пожалуйста, воды.

Я сую ноги в домашние тапки и иду на кухню, но тут же бегу обратно и зову Генри:

— Дорогой, иди сюда.

— Что случилось?

— Иди, иди, посмотри, — хихикаю я.

Генри прошлепал босиком по коридору и замер на месте, увидев Роя, который недвусмысленно стоял позади Ники. Медленно ползущая вверх бровь и Генри выдает:

— Кажется, у нас ожидается пополнение в семействе.

— И когда она только успела, ну быть готовой к оплодотворению. Я не заметила у нее признаков.

— Очень часто так бывает. Как думаешь, им нужна помощь или сами справятся?

- Думаю, что сами. Природа знает свое дело. Пошли Генри. Или тебе все еще хочется водички?

— Нет, пошли обратно в спальню.

Мистер Гаррисон заталкивает меня в комнату и прижимает к стене. На нем только одни джинсы. Босой и без футболки. Желание переполняет меня, собирается в комок где-то внизу живота, а потом течет через край. Хотите верьте, хотите нет, но это — любовь! Любовь — это где двое могут выпустить своих истинных «я». Звезда Голливуда остается за дверьми этой спальни, и со мной остается наедине чуткий, добрый и любящий мужчина.

— Я люблю тебя, — едва слышно говорит он.

— Что ты сказал? — у меня аж во рту пересохло от такой новости. Генри впервые признался мне в любви! Ох уж эти англичане — сначала предлагают брак, а только потом говорят о любви.

— Я без ума от тебя, мистер Гаррисон. Я люблю тебя, Генрих. Я очень сильно тебя люблю! — чеканю каждое слово, чтобы он тоже прочувствовал этот важный момент.

Серьезный разговор я оставила на потом. Когда наше желание было удовлетворено, а питомцы разошлись по разным углам, я приникла к Генри и тихо произнесла.

— Есть еще кое-что, не знаю, поймешь ли ты меня… Как вообще к этому отнесешься.

— Говори, — насторожился мистер Гаррисон.

— Я немного рассказывала тебе о детях, которые мне небезразличны, — осторожно начинаю я, — месяц назад я подала документы на опекунство, ни на что не надеясь, но неожиданно мне позвонили вчера из детского дома и сообщили, что готовы отдать мне Никитку и Тему. Думаю, репортеры постарались на славу и пропиарили меня на всю Россию-матушку. Что же мне делать теперь? — закусываю губу и жалобно смотрю на любимого мужчину.