Последний спектакль (СИ) - "Безупречное алое цветение" - Страница 35

— За три месяца вы научились многому, мисс Грейнджер. Но только не играть. И это нам на руку, не так ли? — промолвил он сухо и сделал шаг назад. Гермиона сжала кулачки, давясь фальшивой улыбкой. Теперь плакала не скрипка, а ее душа, обливаясь слезами. Отныне только играть и не фальшивить!

Вихрь тени взвился пред глазами. Она зажмурилась, пряча слезы, не смея двигаться, дрожа. Теплая мантия опустилась на плечи. Крепкие руки укутали девушку и притянули к себе, словно по-настоящему. Горячие дыхание тронуло непокорный мягкий локон, выбившийся из прически. Прежде чем сказать, Северус вдохнул побольше воздуха, уткнулся носом в волосы. Никто не видел, как он прикрыл глаза.

— Не мёрзнете, я уже ухожу, — прошептал профессор насмешливо, а его губы почти тронули ушко. Он был так близко, что стоило Гермионе вздрогнуть, как мужские губы прикоснулись бы к ее разгоряченной нежной коже.

Оба знали, что не холод виновен в дрожи девичьего тела. Ей померещилось, что небо над ними сверкнуло несколько раз. То, как выяснится в будущем, оказалось вспышками камер. Профессор хмыкнул и отдалился. Не выдержав, она распахнула глаза и с болезненным румянцем бросилась прочь. Пары расступались. Она толкнула главную дверь.

В тот момент, когда все самое жестокое в насмешках пало на плечи Гермионы, ей было безразлично на скрипящую дверь, на переговоры, на гнилые улыбки Лаванды и Джинни. Слезы катились по щекам. В это мгновение её охватывал даже не ужас, а нечто более страшное, чем ужас. Она вся дрожала. Слова бессильны передать то необычайное, что таила в себе эта дрожь и отчего замирало сердце. В ее глазах появилось что-то отчаянное. Ей казалось, что она не сможет противостоять желанию снова прийти к профессору завтра и флиртовать вновь. Тяжелая мантия слетела в одном из коридоров. Но легче не стало. Гермиона бежала без оглядки. Рыдания не давали дышать. Слезы тушили свет, освещавший путь. Её окружил мрак, как забитую зверушку в темной пещере. В комнате она упала на мягкий ковер и зарыдала.

Он понял. Все понял и — раньше неё. Она влюблена! Потому им и на руку: она ведь сможет сыграть Клеопатру! И теперь он жалел студентку, как это обычно бывает в школьной среде, и издевался так, как умел только он. Гермиона закричала, вынося наружу вопль души.

Она, как и многие люди, не принимала разнообразие мира, не брала в расчет то, что существует дуальность, двусмысленность, что, вполне возможно, профессор вкладывал в слова иной смысл. Но кто знает, что было на уме Северуса Снейпа? Издевательства — его конек.

Однако мало кто учёл, что ранним утром, некто взял сонную сову, привязал письмо к лапке и с приторным печеньем в маленьком клюве без раздумий кинул в окно. Бедняжка только и успела проснуться да расправить крылья перед самым пушком снега.

***

За каникулы в Хогвартсе навели порядок. Гость не нашел бы в углу ни одной паутинки, ни крупинки пыли на портретах и ни пятнышка на флагах, развешанных вдоль коридоров. Домовики старались и даже ночами не прекращали трудиться. Едва ли встретился студент, который узнал бы родную школу. Даже таинственная и зловещая мрачность куда-то подевалась. Многим изменения не понравились. Отныне на стенах теснились канделябры и даже в самой темной нише не сыскать укрытия от Филча. На время фестиваля все романтические прогулки после отбоя лишились очарования: исчезла темнота. Как и клептоману, хулигану неинтересно нарушать правила при свете. Только двум девицам хотелось входить в исключения. Соответственно, их юные бойфренды, с которыми флирт перетекал в низкую пошлость, не отставали.

Гриффиндорки раздражали преподавателей ветреностью, и даже сама директриса снимала слишком много баллов с любимого факультета. В связи с этим Северусу Снейпу пришлось выждать глубокой ночи, чтобы прийти к двери Гермионы и подложить сверток. Он не собирался отменять свои слова и устраивать отработки в каникулы. Молча засчитывал и предоставлял отдых. И Гермиона больше не искала с ним встреч. Когда под дверью остался подарок, сон уже властвовал в спальне старосты. А утром сверток исчез, и девушка даже не узнала, что кто-то долгими минутами стоял у ее двери.

Все самое хорошее проходит быстро, а каникулы — штука слишком прекрасная, чтобы длиться долго. Молниеносных по своему характеру, их сменили учебные будни. Однако вместо уныния в Хогвартсе стоял ажиотаж. В грядущий месяц приедут другие школы, и первые гости будут из Чармшира***. Они звались очаровательными, и каждый желал поскорее обзавестись знакомством с милым актером или обворожительной актрисой.

Гермиона часами репетировала перед зеркалом. Улыбка натягивалась как у марионетки. Искренние морщинки у глаз проступали при каждой игре. Но взгляд выдавал. Любому человеку грустно обнаруживать в самом себе чувство, на которое в априори не найти ответа. Глупо и наивно с ее стороны поощрять эту душевную болезнь. Если бы она не отвлекалась на руны и игру, а анализировала, то, наверное, ещё тогда ей бы удалось залатать маленькую пробоину в сердце. Но момент упущен. Теперь требовалось больше времени на обработку ран.

И все же влюбленность — не любовь. Не падать духом! С этим девизом девушка воодушевилась. Даже лицо ее осветилось радостью, и именно такой настрой помог переносить молчаливые отработки. О рунах бесед более не вели. Можно сказать, их кружок распался. Под странным и внимательным взглядом профессора Гермиона молча перечитывала книги, которые он ей давал. Иногда случалось, что Снейп рассеянно спрашивал о формулах зелий или о том, какой ингредиент даст наисильнейшую реакцию, а какой послужит катализатором. Гермиона отвечала, не поднимая глаз.

Она старалась чаще сидеть в пустующей библиотеке и в тишине думать о рунах, соединять полученные сведения. Где-то вдали раздавалось тиканье часов. Шуршали страницы книг. Потянуло ветхими фолиантами, и этот запах Гермиона ни на что бы не променяла. Наверное, амортенция имеет сходный привкус, только смешанный с горьким ковылём. Гермиона принюхалась и свела брови. Сейчас витал именно такой аромат. Пряные травы и постаревшая пергаментная бумага.

— Добрый вечер, профессор Снейп, — раздался тихий голос Гермионы, которая продолжала вести запись.

Он обернулся. Его рука застыла у одного фолианта. Пальцы ласкали корешок.

— Зачем вы поставили эту книгу на библиотечную полку, мисс Грейнджер? — поинтересовался лениво Снейп, — Не понравилась?

— О чем вы говорите, профессор? Всё нужное мне на столе.

Неожиданно перед девушкой легла книга. Коллекционная, в кожаном переплете и с выжженными магией символами. «Дневники волшебников XVI столетия» — гласила надпись. Издание 1892 года и всего в десяти экземплярах. Наверно, он искал ее не одну неделю.

— Вы открывали? — послышалось позади. Профессор подошёл к спинке стула и прищурился. — Мисс Грейнджер, вы опять меня боитесь…

— Нет.

А вот обида ужалила ее. Издевается. Девушка с вызовом запрокинула голову и посмотрела на надменного мужчину, который скользнул взглядом по хрупкой шее. Нежная, наверняка бархатная на ощупь, кожа манила его темнеющий взор, и Гермионе думалось, что он вполне мог бы стать вампиром. Словно считав вызов, профессор оперся руками о стол, навис над девушкой и приблизил лицо к ее. Она рассматривала бесстрастие в чёрных глазах, тонкие, слегка приоткрытые губы.

— В книге, мисс Грейнджер, вы найдете много интересного не только о хозяйке витражей, но и для себя, — прошептал низкий бархатный голос. Зрительная перепалка затянулась. Опять повисла тонкая вуаль тишины. Будто они ждали не чтения книги. Гермиона захлопала ресницами и сдалась. Она не готовилась воевать или держаться. Пора вернуться к книге, или она не Гермиона Грейнджер!

То ли девушка резко села, и Снейп не успел отдалиться, то ли он попросту находился слишком близко — макушкой она задела его подбородок и застыла. Профессор некоторые секунды не двигался. Он вдыхал запах волос и смотрел куда-то в стену.

— Мисс Грейнджер, а что, если Миден стремилась остановить убийцу, и именно она создала руны? — профессор наклонился вперёд и быстро пролистал страницы. Гермионе ничего не оставалось, как последовать за ним и прогнуться, ибо иначе её голова попросту упрётся в его грудь. Гермиона вынужденно облокотилась локтями о стол. Румянец впервые за неделю осветил ее лицо, и даже мочки ушей покраснели.