Муж мой - враг мой (СИ) - Ясная Яна - Страница 44

Лис выпустил меня и отстранился. И ничего не сказал.

Во время утреннего умывания с непривычно хмурой русалкой, я думала о том, что можно бы и поплакать —  Ан-Баир уберет все следы.

Но слёз по-прежнему не было.

Ни когда Анабель с Дайан затягивали на корсет, ни когда они в четыре руки расправляли на мне белое с зеленой отделкой платье, на котором даже очень пристрастный взгляд не нашел бы следов починки.

Не появились слезы и тогда, когда мои волосы укладывали в традиционную прическу.

А потом пришло время выезжать, и плакать стало поздно.

Посещение дворцового храма прошло, как в тумане: отеческие объятия его величества, благопожелания их высочеств, возложение ритуальных даров…

Я чувствовала себя обманщицей, кладя на алтари хлеб, вышивки, монеты. Опуская чашу с водой и ставя кубок с вином.

Все эти дары возносятся теми, кто ниспрашивает себе счастливого, многочадного брака. А я обманываю богов.

К счастью, возложение даров супругами совершается только вдвоем, без гостей и родственников, и мне не пришлось встречаться ни с Виториком и Оленной (они наведались в храм ранним утром), ни с ее светлостью матушкой, ни с вдовствующей герцогиней тэей Керолайн.

К сожалению, возложение даров совершается без гостей и родственников —  и увидеться с батюшкой и заранее переговорить с ним тоже не получилось.

А сразу после этого мы отправились в Лунь.

Естественно, в переход, установленный в подвалах замка Лунь, герцогскую чету Вейлеронских никто не пустил. Карета в сопровождении охраны въехала в большой переход на портальной площади Акрейна, а выехала уже в Гэнси.

А из Глэнси был виден Лунь, с его белыми стенами и алыми стягами, оседлавший гору Холка Грифона, и, казалось, что отсюда уже рукой подать до моего детства и безмятежности.

Дорога от города до замка казалась бесконечной, а закончилась —  в один миг.

Вот прогрохотали по подъемному мосту конские копыта и колеса кареты.

Вот кучер выдал протяжное “Тпру-у-у!”, останавливая движение.

Распахнулась дверца, Алиссандр вышел наружу, помог выбраться мне, сердце дернулось вперед, к батюшке и матушке… И снова замерло.

Строгий протокол встречи двух равных друг другу вельмож не предполагал бурных объятий.

Поклоны и церемонные приветствия.

Матушка приветствует меня, как взрослую. Как равную.

Тэя Оленна приседает, как перед более высокой по статусу.

Я очень стараюсь держать на лице приветливое и любезное выражение, но глаза почему-то щиплет.

Разговоры-разговоры-разговоры. Светские улыбки. Взаимные заверения в неземном счастье от визита…

Можно, я тихонько улизну в свою комнату, и просто подожду там, пока освободится его светлость батюшка?

Нельзя, конечно же: свою роль в спектакле мне надлежит отыгрывать со всем тщанием.

Отец, как радушный хозяин, обещал семейный ужин и экскурсию по Луню. Матушка ненавязчиво нахваливала тэю Оленну. Братец Виторик откровенно рассыпался в комплиментах и пел дифирамбы сестре Алиссандра.

Я гадала, насколько это всё настоящее.

С одной стороны, кажется, всё вполне искренне, и Оленна, хоть смущается, краснеет, но выглядит уверенной и спокойной. И радой брату.

С другой стороны… Вон, Алиссандр тоже меня превозносит с самым честным видом.

Я тайком посмотрела по сторонам, выискивая Рискин. Нигде нет. Надо будет потом улизнуть, и найти её.

—  У меня не было никаких оснований предполагать, что тэйр Мельгор будет против покупки этого гарнитура!  — энергично жаловалась на мужа одна из матушкиных подруг, приглашенных к визиту.

—  Тэя Мельгор, это был третий! Третий комплект украшений, и это только в этом месяце!  — тонко улыбнулась в ответ Оленна, поднося к губам чашечку с чаем.

—  Ах, милая, это его мужская обязанность —  достойно содержать меня!

Пока мужчины ушли осматривать Лунь (“Меряться замками”, как с невинным видом пошутила  одна из дам), женщины собрались в матушкиной гостинной.

Чай, сладости и непринужденная беседа.

Я сидела по правую руку от герцогини Аласской, на почетном “гостевом” месте, и чувствовала себя именно так, как сидящей на этом месте полагалось — дорогой гостьей. Только почему-то ощущение это отнюдь не было приятным, а совершенно наоборот.

Дамы вели беседу — живую, непринужденную. Им было о чем поговорить друг с другом. Время от времени всеобщее внимание согласно этикету обращалось на меня, и тогда я отвечала на какой-нибудь отвлеченно-вежливый вопрос, и беседа возвращалась в свое журчащее русло.

Конечно, если бы мне захотелось, я бы смогла принять не менее активное участие в обсуждении.

Но мне не хотелось.

Герцогиня Аласская всегда была строга к дочери, а вместе с ней было строго и ее окружение. Оно как самое верное зеркало отражало чувства тэи Эмелиссы к той или иной персоне, даже если по самой матушке это не всегда можно было понять.

В мой адрес эмоции сейчас были неопределенными. С одной стороны, я все та же юная тэйрим, за благочестивостью которой они привыкли рьяно бдить. С другой — герцогиня и ровня матушке. Это вызывало легкий конфуз и замешательство у почтенных тэй.

Зато отношение к Оленне было совершенно определенным.

Ее любили.

И это почему-то оказалось неожиданно обидным.

Нет, я вовсе не желала сестре Лиса плохой жизни в замке Лунь. И уж совершенно точно была только рада, что она чувствует себя здесь хорошо. И что с Виториком, кажется, они счастливы. И что мама и дамы ее приняли.

Но всякий раз, когда герцогиня Аласская одаривала невестку благосклонным и одобрительным взглядом, у меня внутри что-то болезненно сжималось.

Оказывается, она это умеет. Смотреть так.

А я как была белой вороной здесь, так и осталась.

Зеленой. Зеленой вороной.

Я машинально поправила кулон с крупной жемчужиной в обрамлении изумрудов — подарок Алиссандра в честь помолвки. Виторик, помнится, тоже подарил Оленне что-то столь же дорогое и символично-семейных цветов.

Теперь, получив некоторый опыт взаимодействия с недовольным женским коллективом, я понимала: страшно представить, что они мне устроят, когда я вернусь домой с разводом...

—  Я хотела бы отдохнуть, —  обратилась я к матушке, вставая и прерывая мирное щебетание.

—  Да, конечно, — благосклонно кивнула тэя Эмелисса. —  Оленна тебя проводит!

Она протянула ко мне руку.

Равенство положений —  равенством, а её светлость герцогиня Аласская по-прежнему остается моей матерью.

Я подавила раздражение (зачем мне провожатые в родном замке?), и послушно наклонилась, позволяя себя приобнять и подставляя щеку под поцелуй.

—  Я загляну к тебе, когда ты отдохнешь, дорогая.

Оленна, извинившись перед собеседницами улыбкой,  встала из-за стола:

—  Прошу вас, ваша светлость!

Мы вышли из матушкиной гостинной, и почти сразу свернули не туда, куда я ожидала, и на мой вопросительный взгляд тэя охотно откликнулась:

—  Вас разместили в морских покоях, —  приветливо отозвалась она. — Её светлость решила, что вам там будет удобнее всего.

Да, действительно, глупо было предполагать, что супружескую пару из герцога и герцогини устроят в апартаменты для одной персоны, но… Мне хотелось увидеть свои комнаты.

—  А мои бывшие покои? —  небрежно спросила я.

—  Там сейчас меняют обстановку, —  легко откликнулась Оленна. — Тэя Эмелисса выписала из Акрейна краснодеревщика и каталоги с модными фасонами обоев, и хочет переложить туда фейский ковер, привезенный вашим дедушкой из странствий. Её светлость считает, что он будет там чудесно смотреться — по утрам в тех комнатах совершенно изумительный свет...

Да. Я знаю.

А мне и в голову не пришло тронуть покои Оленны и вдовствующей герцогини.

Спокойно, Ниса.

Оленна не виновата, что тебя здесь не ждут.

Давай ты лучше поговоришь с ней о чем-то другом.

—  Скажите, тэя Оленна, а вы не хотели бы забрать вашу оранжерею? —  пожалуй, даже я сама удивилась, что мне хватило смелости этот вопрос задать.