Право на возвращение (СИ) - Крутских Константин Валентинович - Страница 11

В Москве есть еще много памятников, поставленных в самом начале эпохи роботов. Например, великому издателю Ивану Сытину или не менее великому редактору Владимиру Попову, без которого, кстати, могло бы и не быть Беляева. Вот если б каждому писателю своего Попова! В Петербурге установлены памятники столь же знаменитым издателям Маврикию Вольфу и Петру Сойкину. Ну а в Париже, конечно, установлен памятник, наверное, самому великому издателю в мире — Жюлю Этцелю, который открыл людям Жюля Верна, а вместе с ним и дорогу в мир безграничных фантазий. Кстати, еще мой папа пытался когда-то пробить установку всех этих памятников, но лишь зря потратил время — при людской-то бюрократии.

Впрочем, мы ставим памятники не только людям, но и знаменитым роботам — Вертеру, Электронику, Астробою, Терминатору, Робокопу, Джонни № 5, хотя последний совсем не похож на нас. Конечно, всё это — вымышленные персонажи, но зато они сыграли основную роль в том, чтобы люди позволили появиться нам.

При виде башни я подумала о том, что мой папа ее еще не видел, и что надо поскорее это исправить. Подобные мысли придали мне сил. Я должна вернуть людей во что бы то ни стало, уже хотя бы потому, что я жду своего папу, как никто другой. А за это не жалко отдать и мою кибернетическую жизнь.

Осмотревшись по сторонам, мы не заметили никакого оцепления. Не то, что вооруженной охраны, даже какой-нибудь предостерегающей ленты. Я понимаю, что лаборатория не охранялась раньше, пока ничего не случилось, но то, что никто не озаботился теперь хотя бы оградить место преступления, это уже было как-то совсем странно.

Мы решительно двинулись к центральному входу. Как вдруг, путь нам преградил какой-то доспелый со стандартным лицом.

— Кто такие? Что надо? — произнес он вроде бы с напускной твердостью, но все же с некоторой неуверенностью. Видимо, поручение охранять башню стало для него неожиданностью, и он еще не освоился с этой ролью. Ну конечно — едва получив мир в свое распоряжение, роботы перестали охранять что бы то ни было. Никто попросту не ожидал, что среди нас могут найтись злоумышленники.

— Мы тренеры, — объявила я, не задумываясь. — Курсы исторического фехтования. Открываются здесь с завтрашнего дня, согласно программе Восстановления Исторической Справедливости. Разве ты не знаешь, что в Сухаревской башне с самого ее основания и почти до самого разрушения обучали фехтованию?

Он закатил глаза, явно подключив свой мозг непосредственно к интернету — у некоторых доспелых есть такая возможность. Наконец, найдя нужные сведения, коротко кивнул:

— Проходите, — и посторонился.

Моя нехитрая уловка полностью дезориентировала его. Он совсем забыл об убийстве профессора. Его счастье. Все равно один андроид не справился бы с двумя вооруженными.

Внутри башни царил полумрак, нарушаемый лишь лунным светом, лившимся из небольших окон. Скорее всего, убийца профессора повредил электроснабжение всего здания. Интересно, пытался ли кто-нибудь за прошедший день провести хоть какие-то работы?

Я тут же включила свою встроенную подсветку — ведь наши глаза могут как поглощать световую энергию, так и отдавать. Правда, дети-роботы пользуются этим свойством нечасто, например, когда в доме вышибет пробки.

Оглядевшись по сторонам, мы поняли, что весь первый этаж, похоже, занят складами. Значит, здесь делать нечего. Мы уверено направились к лестнице, ведущей на второй этаж.

Вот здесь точно располагалась лаборатория. В ней царил полнейший разгром. На месте остались, разве что, многочисленные столы, тянувшиеся вдоль стен. Все остальное — компьютеры, микроскопы, всевозможные пробирки и прочее оборудование были разбросаны, где попало. Под ногами то и дело хрустело стекло. Вобейда временами взвизгивал, наступая на осколки.

Я снова задумалась над тем, что же мы собираемся искать? Не отпечатки же пальцев — понятно, что у роботов их не бывает. Если бы конструкторы предвидели, что может получиться андроидный детектив, то, наверное, заложили бы в нас что-нибудь такое. Скажем неповторимый химический или изотопный шифр. Или нет, это, наверное, было бы опасно для окружающих людей. Ох, какая глупость лезет в голову!

— Как думаешь, тело профессора увезли? — нарушила молчание Варька.

— Увидим, — откликнулась я. — Вроде бы, в книжках писали, что место, где лежит труп, обводят мелом.

— Все-то ты знаешь со своими книжками, — недовольно хмыкнула бывшая робо-певица.

Меловой контур и впрямь нашелся напротив одного из столов. По очертаниям я сразу поняла, что тело профессора рухнуло прямо, не изгибая суставов. У него сохранилась шея и, пожалуй, нижняя челюсть. Все остальное разнесла разрывная пуля.

— По-моему, они ограничились тем, что унесли тело, — заметила Варька.

— Да и кто "они"? — добавила я. — Наверное, это были санитары, забирающие любого робота, погибшего при аварии, и отвозящие на склад запчастей. И, вроде бы, кроме нас не нашлось никого, кто захотел бы поиграть в Калле-сыщика.

— В кого? — удивилась Варька.

Я махнула рукой и подумала — вот ведь, даже старушка Линдгрен писала порою довольно жесткие вещи, писала про боль и смерть, приучала детей к жизни, так почему же потом детская литература захлебнулась в каких-то тошнотворных розовых соплях? Мой папа пытался с этим бороться, но его голос, кажется, мало кто услышал.

Я окинула взглядом помещение. Лучи, бьющие из моих глаз, обшарили все окружавшее нас пространство. Да, похоже, после случившегося, тут никто не разбирался, не пытался выяснить, не осталось ли что-то из записей профессора. Интересно, а что сейчас делает доктор Тибо? Уж, казалось бы, он, как никто другой, мог бы разобраться хоть в чем-то…

Ладно, придется делать первое, что придет в голову. Я подозвала Вобейду, указала ему на обведенный контур. Он прекрасно понял меня и принялся водить носом вдоль меловой линии.

— Ищи, Вобейда, ищи! — негромко приказала я.

И наш мохнатый друг резво двинулся по просторному помещению, даже не обращая внимания на снова захрустевшее под ногами стекло. Вот он замер перед преградившим ему путь огромным разбитым монитором. Мы с Варькой мгновенно кинулись ему на помощь и расчистили проход. Пес побежал дальше, не отрывая носа от пола. Вот он на мгновение застыл, затем сделал петлю, свернул вправо и оказался в самом углу помещения. Остановился, уселся на пол и победно залаял. Мы тут же оказались рядом.

— Умница, умный пес, — Варька опустилась на одно колено и принялась гладить его по загривку.

Я же наклонилась и, при свете собственных глаз, стала разглядывать то, к чему привел нас Вобейда. Это был самый обыкновенный письменный стол с несколькими ящиками, запиравшимися на ключ. Типичный казенный стол заунывного желтого цвета, встречающегося только в рабочих помещениях.

Я наивно попыталась выдвинуть верхний ящик, но он, конечно, оказался на замке. Тогда я поднялась на ноги и, выхватив из-за пояса шпагу, втиснула ее кончик в щель. Дешевый замок поддался, и ящик сам выпрыгнул мне навстречу. Там оказалась красненькая книжечка с альбомной версткой — японский разговорник с переводом сразу на английский, французский, немецкий, итальянский и русский. Я, не раздумывая, сунула его в карман — подарю папе в честь возвращения. Вытащила ящик полностью, даже зачем-то повертела в руках и отбросила в сторону. Точно так же взломала второй ящик, оказавшийся пустым, потом третий. Наконец, я принялась за последний ящик, но он почему-то не хотел поддаваться. Я налегла на эфес изо всех сил, и клинок, наконец-то проник внутрь ящика, взломав преграду.

Сунув шпагу на место, я вытащила ящик с каким-то особым трепетом. Да, в нем и вправду что-то было. Я увидела какой-то темный прямоугольный предмет и взяла его в руки. Это оказалась толстая тетрадь. Ее картонная обложка была страшно замусолена, примерно, как у горемычной книги, которую угораздило попасть в публичную библиотеку.

Я быстро пропустила страницы меж пальцев. Тетрадь была исписана на две трети, от задней по европейским понятиям обложки — именно так до сих пор принято у японцев. Строки тянулись сверху вниз и располагались справа налево.