Игра в «Потрошителя» - Альенде Исабель - Страница 48

Он был, казалось, в таком отчаянии, что ей не хватило твердости настаивать на своем решении; воспользовавшись ее колебаниями, Брунсвик распрощался до следующего вторника как ни в чем не бывало и поспешно удалился.

Индиана заперла дверь на ключ, чувствуя, что ее провели как последнюю дурочку. Чтобы утишить гнев, она ополоснула лицо и руки, с тоской припоминая джакузи в отеле «Фэрмонт». Ах, душистая вода, большие хлопчатобумажные полотенца, холодное вино, изысканная еда, умелые ласки, любовь Алана Келлера, его чувственность и чувство юмора! Однажды, посмотрев по телевизору «Клеопатру» — три часа в обществе упадочных египтян с подведенными глазами и брутальных крепконогих римлян, — Индиана заявила, что в фильме ей больше всего понравилась ванна из молока. Алан Келлер вскочил с кровати, оделся, вышел, ни слова не говоря, а через полчаса, когда она уже засыпала, вернулся с тремя пакетами молока в порошке и развел его в горячей воде джакузи, чтобы Индиана отмокала там, как голливудская фараонша. Вспомнив это, она рассмеялась и спросила себя с болью в груди, как жить без человека, доставлявшего ей столько радости, и сможет ли она полюбить Райана Миллера так, как любила Алана.

К бывшему солдату она испытывала столь сильное физическое влечение, что сравнить его можно было лишь с той страстью, которая в средней школе толкнула ее в объятия Боба Мартина. Это была горячка, постоянный жар. Индиана спрашивала себя, как могла она не замечать этого властного желания или противиться ему, ведь наверняка оно давно уже исподволь зрело, и единственным ответом было то, что любовь к Алану Келлеру значила для нее больше. Она знала свой темперамент, знала, что не может любить всерьез одного, а с другим просто так ложиться в постель, но, побыв с Райаном в маленькой гостинице, сотрясаемой порывами бури, она лучше понимала людей, предающихся безумию страсти.

С тех пор, уже почти две недели, она проводила с Райаном каждую ночь, кроме субботы и воскресенья, когда встречалась с Амандой. А сейчас, в этот самый момент, еще не обслужив последнего пациента, она представляла себе, дрожа от нетерпения, как обнимет его, войдя в лофт, где Аттила, смирившись, уже не выражал воем своего неудовольствия. С теплым чувством припоминала спартанскую простоту комнаты, грубые полотенца, холод, из-за которого приходилось заниматься любовью в свитере и шерстяных носках. Ей нравилось большое, мужественное тело Райана, сила, которая от него исходила, суровость героя-воина, которая в ее объятиях оборачивалась ранимостью. До какой-то степени ей нравилась и его мальчишеская поспешность, ведь Райан никогда не любил по-настоящему, никто не научил его, как доставить удовольствие женщине. Все изменится, когда пройдет первый любовный пыл и у них будет возможность познать друг друга не спеша, решила Индиана. То была приятная перспектива. Райан был удивительным человеком, гораздо более мягким и сентиментальным, чем можно было вообразить, но им не хватало общей истории, всякая связь требует истории, но у них еще будет время лучше узнать друг друга и забыть об Алане.

Индиана прибралась в массажном кабинете, вынесла использованные простыню и полотенца и приготовилась к последнему на неделе сеансу: песику, ее любимому пациенту, такому ласковому, цвета карамели, старенькому, хромающему, который принимал лечение с явной благодарностью. Поскольку оставалось несколько минут, она заглянула в карточку Брунсвика, в которой, к сожалению, не был указан час рождения, без чего не составить точного гороскопа, и набрала номер Селесты Роко, чтобы спросить у нее имя тибетца, который чистит карму.

Суббота, 18 февраля

Педро Аларкон и Райан Миллер, но пятам за которым следовал Аттила, позвонили в дверь Индианы ровно в половине девятого в субботу; сразу за ними пришли Матеуш Перейра, Юмико Сато и ее подруга жизни Нана Сасаки. Индиана созвала их по просьбе Дэнни Д’Анджело и теперь явилась перед ними в строгом черном шелковом платье и в туфлях на высоком каблуке: то и другое ей подарил Алан Келлер во времена, когда пытался превратить ее в великосветскую даму; мужчины, увидев Индиану в таком наряде, встретили ее восхищенным свистом. Никогда еще она не представала перед ними такой элегантной, она вообще не любила черного цвета, считала, что он притягивает отрицательную энергию, и редко носила черное. Аттила с наслаждением принюхивался к аромату разных эссенций, которым пропиталась квартира. Пес ненавидел синтетические запахи, но перед естественными не мог устоять, поэтому и питал слабость к Индиане, которую выделял среди других человеческих существ. Миллер схватил Индиану и поцеловал ее в губы взасос, в то время как прочие гости делали вид, будто ничего не замечают. Потом хозяйка открыла бутылку «Праймуса», красного вина, изысканной смеси карменера и каберне, тоже подаренную Келлером, — не могла же она позволить себе купить бутылку вина, которая стоила больше, чем ее зимнее пальто, — а Миллеру налила его любимой газировки. Раньше «морской котик» считал себя знатоком вин, а когда бросил пить, превратился в тонкого ценителя кока-колы, предпочитая маленькие бутылочки — банки ни в коем случае — мексиканского производства, потому что в них больше сахара, и пил ее безо льда.

Накануне Дэнни пригласил Индиану на свое субботнее представление. Случай особый: у Дэнни был день рождения, и хозяйка клуба, чтобы отметить торжество, поручила ему главную роль, которую он старательно готовил. «Какая мне радость в том, что я буду звездой шоу, если это никому не интересно? Приходи посмотреть на меня, Инди, и приводи своих друзей, пусть поаплодируют». Поскольку Дэнни пригласил ее в самый последний момент, не было времени сколотить внушительную толпу, как бы Индиане хотелось, и пришлось удовольствоваться этой пятеркой верных друзей. Все приоделись для такого случая, даже Матеуш: кроме вечных джинсов, запачканных краской, на нем была накрахмаленная рубашка в полоску и шейный платок. Все в Норт-Бич сходились во мнении, что бразильский художник — первый красавец в околотке, и он об этом знал. Очень высокий, худой, на лице глубокие, скульптурные морщины, желтовато-зеленые кошачьи глаза, чувственные губы и волосы, заплетенные в африканские косички. Его внешность так бросалась в глаза, что туристки часто останавливали его на улице и фотографировались с ним как с местной достопримечательностью.

Юмико и Нана подружились в детстве, в префектуре Иватэ, в Японии, вместе эмигрировали в Соединенные Штаты, вместе жили и работали и предпочитали одинаково одеваться. Этим вечером на них была выходная форма: черные брюки и белый шелковый жакет в стиле Мао. Они поженились 16 июня 2008 года, в тот самый день, когда в Калифорнии были узаконены браки однополых пар, и справили свадьбу в галерее «Мохнатая гусеница», с неимоверным количеством суши и саке и в присутствии всех целителей души из Холистической клиники.

Матеуш помог Индиане с ужином — разные деликатесы из тайского ресторана, на картонных тарелках, с палочками. Друзья расположились на полу, потому что стол служил лабораторией для ароматерапии. Разговор, как всегда в эти дни, вертелся вокруг того, проиграет ли Обама президентские выборы и получит ли «Оскар» фильм «Полночь в Париже». Они выпили бутылку вина, съели на десерт мороженое со вкусом зеленого чая, принесенное японской парой, и расселись в автомобиле Юмико и в грузовичке Миллера; Аттила на переднем сиденье, которое никто не осмелился у него оспорить.

Они доехали до улицы Кастро, припарковались там, оставив в машине пса, который с буддийским терпением был готов часами ждать хозяина, и прошли два квартала до клуба «Нарцисс». В этот час в квартале было оживленно: молодежь, некоторые туристы, ведущие ночной образ жизни, и геи заполняли бары и фривольные театры. В заведение, где выступал Дэнни, вела дверь с голубой неоновой вывеской; ее можно было и не заметить, если бы не очередь и не стайки геев, которые курили и болтали неподалеку. Аларкон и Миллер отпустили парочку шутливых комментариев по поводу ориентации клуба, но покорно последовали за Индианой; та поздоровалась с амбалом, сторожившим дверь, и заявила, что и ее, и ее спутников лично пригласил Дэнни д’Анджело. Внутри заведение оказалось просторнее, чем можно было себе представить, и все же там было душно, клиенты, почти все мужчины, набились как сельди в бочку. В темных углах можно было различить парочки, обнявшиеся или танцующие медленный танец, отрешенные от окружающего, но остальная публика бродила по залу, гомонила, толпилась вокруг стойки, где подавали алкоголь и мексиканские тако.