Игра в «Потрошителя» - Альенде Исабель - Страница 3

Индиана притормозила на минуту попить воды из бутылочки, опершись ногой о землю, но не слезая с велосипеда, когда Райан Миллер пробегал мимо с Аттилой на поводке. Пес возник перед ней так неожиданно, что Индиана со страху рухнула вместе с велосипедом. Рассыпавшись в извинениях, Миллер помог ей подняться, стал хлопотать над погнутым колесом — а она, стряхнув с себя пыль, принялась разглядывать Аттилу, который заинтересовал ее куда больше, чем собственные царапины. Никогда в жизни она не видела такого кошмарного зверя: весь испещренный шрамами, с пролысинами на груди, в пасти нескольких зубов не хватает, зато торчат, как у вампира Дракулы, два металлических клыка; одно ухо короче другого, будто его обкорнали ножницами. Индиане стало жалко пса, она погладила его и хотела поцеловать в нос, но Миллер ее удержал:

— Нет! Не наклоняйся к нему. Аттила — боевой пес.

— Какой он породы?

— Малинуа, бельгийская овчарка, с хорошей родословной. Собаки этой породы, если они в отличной форме, изящнее и сильнее, чем немецкие овчарки, плюс к тому у них прямая спина и крепкие лапы.

— Что же стряслось с этим бедным псом?

— Подорвался на мине, — сообщил Миллер, намочив платок в холодном ручье.

Как раз на прошлой неделе он видел здесь, как лососи прыгали против течения, идя на нерест. Мокрым платком Миллер протер ссадины на ногах Индианы. На нем были длинные тренировочные штаны, футболка и что-то вроде бронежилета, который, как Миллер объяснил, весит двадцать килограммов и служит для тренировки: если потом, на соревнованиях, бежать без него, кажется, будто летишь по воздуху. Они уселись поговорить между могучих корней дерева, а пес их сторожил, глаз не сводя с хозяина, будто ожидая команды, и время от времени деликатно обнюхивал Индиану. Вечер был теплый, пахло сосной и прелыми листьями, солнечные лучи стрелами пронзали кроны, чирикали пташки, зудели комары, ручеек журчал между камней, а в ветвях шелестел ветер. Прямо как в романе: идеальная сцена для первой встречи.

Миллер служил в подразделении папу seal, «морских котиков», которое посылали на самые секретные и опасные задания. Он принадлежал к шестому взводу, тому, который в мае 2011 года будет штурмовать резиденцию Усамы бен Ладена в Пакистане. Один из его бывших однополчан убьет лидера «Аль-Каиды», но Миллер, разумеется, не знал, что через два года это произойдет, да и никто не мог бы такое предсказать, разве что Селеста Роко, изучая свои планеты. Миллер вышел в отставку в 2007 году, потеряв в бою ногу, но это не мешало ему участвовать в состязаниях по триатлону, о чем он и рассказывал Индиане. Та, до сего момента больше внимания обращавшая на собаку, заметила наконец, что на одной ноге у мужчины был шлепанец, а другая заканчивалась чем-то вроде изогнутой лопатки.

— Это Флекс-Фут-Чита, в основе его лежит механизм движения гепарда, самого быстрого зверя в мире, — сказал Миллер, показывая протез.

— Как он крепится?

Миллер закатал штанину, и Индиана рассмотрела хитроумное приспособление, прикрепленное к культе.

— Эта штука — из углеродного волокна, легкая и такая совершенная, что Оскару Писториусу, южноафриканцу, у которого обе ноги ампутированы, чуть не запретили участвовать в Олимпийских играх, потому что с такими протезами у него было преимущество перед здоровыми атлетами. Эта модель — для бега. У меня есть и другие: для ходьбы, для велосипеда, — похвастался бывший солдат и добавил, что все они сделаны по последним технологиям.

— Тебе больно?

— Иногда больнее другое.

— А именно?

— Прошлое. Но хватит обо мне, расскажи и о себе что-нибудь.

— У меня нет ничего такого интересного, как искусственная нога, а мой единственный шрам никому не покажешь. В детстве я упала на колючую проволоку, — призналась Индиана.

Индиана и Райан сидели в парке, болтали о том о сем под пристальным взглядом Аттилы и не замечали, как летит время. Назвав себя, она сообщила, то ли в шутку, то ли всерьез, что восемь — ее счастливое число, что родилась она под знаком Рыб в фазе Нептуна, что ее стихия — вода, а носить ей полагается прозрачный лунный камень, указующий путь прозрений, и еще аквамарин, направляющий видения. Она не собиралась соблазнять Миллера, потому что уже четыре года была влюблена в некоего Алана Келлера и оставалась верна ему, но если бы собралась, то упомянула бы в разговоре Шакти, богиню красоты, любви и новых рождений. Одно перечисление этих атрибутов подрывало защиту любого мужчины, если, конечно, он гетеросексуал, даже в тех случаях, когда яркая внешность Индианы не производила должного впечатления; но целительница опускала другие характеристики Шакти: божественная мать, первозданная энергия, священная женская сила — они, наоборот, представителей сильного пола расхолаживали.

Вообще-то, Индиана редко говорила о своем целительстве, слишком часто ей встречались циники, которые, со снисходительным видом слушая, как она вещает о космической энергии, пялились в декольте. Но «морской котик» внушал доверие, и она вкратце изложила свою методику, хотя слова, в какие эту древнюю премудрость приходилось облекать, звучали не так уж убедительно и для самой Индианы. Миллеру все это показалось больше похожим на вуду, чем на медицину, но он изобразил огромный интерес: воистину повезло, что она пытается лечить, прекрасный предлог для новой встречи. Он рассказал о судорогах, которые мучают его по ночам, а иногда так донимают во время состязаний, что он просто застывает, каменеет на бегу; и Индиана посоветовала лечебный массаж и молочный коктейль с бананом и киви.

Они так увлеклись, что солнце уже заходило, когда Индиана спохватилась, что опаздывает на паром до Сан-Франциско. Она вскочила, стала торопливо прощаться, но у Миллера перед входом в заповедник был припаркован грузовичок, и он предложил подбросить даму, раз уж они живут в одном городе. У машины был мощный мотор, огромные колеса, решетка на крыше с креплением для велосипедов, а внутри — розовая плюшевая подушка с помпончиками, предназначавшаяся для собаки. Эту штуковину, какую никогда не выбрали бы ни Миллер, ни Аттила, им, с чувством особого китайского юмора, преподнесла любовница Миллера Дженнифер Ян.

Через три дня Миллер явился в Холистическую клинику, просто чтобы увидеть даму с велосипедом, которую никак не мог выбросить из головы. Индиана ничем не походила на обычные объекты его эротических фантазий. Он предпочитал миниатюрных азиаток типа Дженнифер Ян, к которой можно было приложить целую серию разных клише — кожа цвета слоновой кости, шелковые волосы, хрупкие косточки, — к тому же она работала в банке и имела свои амбиции. Индиана, напротив, была типичной высоченной американкой, пышущей здоровьем и полной благих намерений; обычно такие качества наводили на Миллера тоску, но на этот раз оказались неотразимыми. Он описал ее Педро Аларкону как «сдобную и соблазнительную», вроде какого-нибудь десерта с высоким содержанием холестерола, как не преминул заметить приятель. Чуть позже, познакомившись с нею, Аларкон решил, что чувственная прелесть Индианы немного забавна, как у любовниц чикагских гангстеров в фильмах шестидесятых годов: пышная грудь оперной дивы, волна белокурых волос, чересчур крутые бедра и длинные, загнутые ресницы. Миллер, однако, не знал ни одной кинозвезды из тех, что царили на экране до его рождения.

Холистическая клиника Миллера обескуражила. Он ожидал увидеть что-то смутно буддистское, а оказался перед уродливым четырехэтажным строением, выкрашенным в цвет авокадо. Он знать не знал, что здание воздвигли в 1930 году и в свою лучшую пору оно привлекало туристов архитектурой ар-деко и витражами под Климта, однако все великолепие накрылось во время землетрясения 1989 года: два витража разбились вдребезги, а два сохранившихся были проданы с аукциона. В окна вставили зернистые стекла цвета куриного помета, какие можно видеть на пуговичных фабриках и в казармах, а в ходе очередной бездарной перепланировки пол из белого и черного мрамора с геометрическим рисунком заменили линолеумом, который легче мыть. Декоративные колонны зеленого гранита, привезенные из Индии, вкупе с двустворчатой дверью черного лака продали тайскому ресторану. Остались кованые перила на лестнице и две люстры: будь они подлинной работой Лалика, их постигла бы та же судьба, что дверь и колонны. Из холла, первоначально просторного и светлого, выгородили помещение для вахтера и несколько офисов, превратив его в сумрачную штольню. Хотя, когда Миллер пришел, солнце било прямо в желтоватые окна, и на волшебных полчаса пространство наполнилось янтарным светом, стены заискрились и растеклись жидкой карамелью, и можно было уловить в этом холле неясный след былого величия.