Игра в «Потрошителя» - Альенде Исабель - Страница 25

У него полностью отсутствовала деловая хватка: друзья над этим подшучивали, родные осыпали упреками. Он ввязывался в самые фантастические предприятия: к примеру, посетив Бургундию, под влиянием мимолетной прихоти купил виноградник в Напе. Он был тонким ценителем, да и виноделие вошло в моду, но Алан Келлер совершенно не разбирался в нем, даже на самом элементарном уровне, так что его скудная продукция невысоко котировалась в раздираемом соперничеством мирке этой индустрии, и сам он зависел целиком и полностью от весьма ненадежных управляющих.

Он гордился своим имением, тонущим в розах; домом в мексиканском стиле, где хранилась коллекция латиноамериканского искусства, от глиняных и каменных фигурок эпохи инков, незаконно вывезенных из Перу, до пары средних размеров картин кисти Ботеро. Остальное он держал в доме в Вудсайде. Он был упорным коллекционером, способным проехать полмира, чтобы приобрести уникальный французский фарфор или китайскую яшму, но ему нечасто приходилось пускаться в подобные путешествия — для этого существовали поставщики.

Алан Келлер жил в сельском доме, который построил его дед в те времена, когда Вудсайд еще располагался за городской чертой, — за несколько десятилетий до того, как этот район превратился в приют миллионеров из Силиконовой долины, что произошло в девяностые годы. Снаружи особняк выглядел внушительно, но внутри все обветшало — на протяжении четырех десятилетий никто не заботился о том, чтобы покрасить стены или заменить трубы. Алан Келлер хотел продать дом, ведь земля стоила очень дорого, но родители, его законные владельцы, держались за эту собственность по необъяснимой причине, поскольку ни разу не бывали там. Алан желал им долгих лет жизни, но не мог не прикидывать, насколько улучшится его положение, когда Филип и Флора Келлер решатся наконец опочить с миром. Когда дом будет продан и он получит свою долю или унаследует часть родительского состояния, нужно будет купить современный пентхаус в Сан-Франциско, более подходящий для такого, как Алан Келлер, светского холостяка, чем этот древний деревенский дом, куда он даже не может пригласить друзей на коктейль из страха, что из-под ног гостей выскочит крыса.

Индиана не видела ни особняка, ни виноградника в Напе, поскольку Алан их ей не показывал, а она стеснялась попросить об этом. Она предполагала, что в свое время он это сделает сам, по собственной инициативе. Аманда, когда разговор заходил на эту тему, говорила, что Келлер стыдится ее матери и перспектива заполучить такого отчима ее отнюдь не привлекает. Индиана не обращала внимания: дочка слишком юна, слишком ревнива, чтобы оценить достоинства Алана Келлера — чувство юмора, культуру, утонченность. Не стоило толковать ей о том, что этот мужчина ко всему прочему был опытным любовником: Аманда все еще полагала, будто родители у нее бесполые, вроде бактерий. Девочка признавала, что Келлер, несмотря на преклонный возраст, имел приятную наружность — был похож на английского актера, густоволосого, вальяжного, которого застукали в Лос-Анджелесе, когда он развлекался с проституткой на заднем сиденье автомобиля; Аманда вечно забывала его имя, ведь в фильмах про вампиров он не играл.

Благодаря возлюбленному Индиана побывала в Стамбуле, научилась ценить хорошую кухню, искусство, музыку и старые черно-белые фильмы, а также фильмы иностранные, которые Келлер был вынужден объяснять, поскольку она не успевала прочитывать субтитры. С Келлером было интересно, он не сердился, когда его принимали за отца Индианы, и давал ей свободу, время и пространство для семьи и работы; открывал перед ней новые горизонты, был неизменно внимателен, всячески стараясь ублажить и доставить наслаждение. Другая давно задалась бы вопросом, почему этот человек не вводит ее в свой круг и до сих пор не представил ни одному из членов клана Келлеров, но Индиана, напрочь лишенная подозрительности, приписывала это разнице в возрасте, которая составляла двадцать два года. Она считала, что Алан, такой предусмотрительный, не хочет, чтобы она скучала в обществе стариков, и сам чувствует себя неловко в молодежной среде, в которой вращалась она. «Когда тебе исполнится шестьдесят, Келлер будет стариком восьмидесяти двух лет, с ходунками и болезнью Альцгеймера», — предупреждала Аманда, но Индиана вверяла себя будущему: может статься, что к тому времени он останется свежим как огурчик, а она будет страдать от сердечной недостаточности или впадет в старческое слабоумие. Жизнь полна иронии, лучше наслаждаться сегодняшним днем и не думать о том, что принесет с собой день завтрашний, о котором можно только гадать.

Любовь Алана Келлера и Индианы протекала ровно, огражденная от обыденных неприятностей и скрытая от посторонних глаз, но в последние месяцы его денежные дела осложнились, здоровье пошатнулось, и это нарушало как распорядок его жизни, так и безмятежность отношений с Индианой. Своей некомпетентностью в финансовых вопросах Келлер даже немного гордился, поскольку этим он отличался от всех своих родных, но не мог и дальше игнорировать неудачные вложения, убытки, которые приносил виноградник, падение акций и тот факт, что ценность его коллекции не столь велика, как он воображал. Алан Келлер только что обнаружил, что принадлежащие ему яшмы вовсе не такие старинные и не стоят так дорого, как его уверяли. Кроме того, при медицинском осмотре, который Келлер проходил ежегодно, врачи заподозрили рак простаты, что повергло его в ужас на целых пять дней, пока уролог не избавил беднягу от этой агонии, сделав новый анализ крови. В лаборатории признали, что в первый раз его перепутали с каким-то другим пациентом. Келлеру исполнилось пятьдесят пять лет, и опасения по поводу здоровья и мужской силы, заглохшие в ту пору, когда он познакомился с Индианой и снова почувствовал себя молодым, все чаще посещали его. Келлер впал в уныние. В его прошлом не было ничего выдающегося, из чего можно было бы составить эпитафию. Позади остались две трети жизненного пути, и Келлер подсчитывал, сколько лет осталось до того, как он превратится в копию отца; его страшил распад тела и ума.

Накопились долги, но было бесполезно обращаться к брату и сестре, которые распоряжались семейными фондами как единственные владельцы всего состояния и практически не допускали Алана к причитающейся ему доле под предлогом, что от него одни убытки. Келлер умолял их продать имение в Вудсайде, это допотопное чудище, которое невозможно содержать, но в ответ услышал упреки в неблагодарности — пусть будет доволен, что имеет даровое жилье. Старший брат предложил выручить Алана, купив у него виноградник в Напе, но мотивы прожженного дельца были далеки от альтруизма: он всего лишь хотел приобрести имение по бросовой цене. С банками испортились отношения, кредит был исчерпан, и уже нельзя было, сыграв в гольф с управляющим, решить дело полюбовно, как это удавалось раньше, до экономического кризиса. Жизнь его, недавно столь завидная, неожиданно усложнилась; он, словно какая-нибудь мошка, запутался в паутине неприятностей.

Психиатр нашел у него легкий экзистенциальный кризис, что не редкость в таком возрасте, и прописал тестостерон и усиленную дозу успокоительных. На фоне стольких забот он не мог уделять Индиане много внимания, и теперь ревность терзала его безостановочно, не давая вздохнуть, что тоже было нормально, по мнению психиатра, которому Келлер не признался, что снова нанял Сэмюэла Хамильтона-младшего, частного детектива.

Терять Индиану Келлер не хотел. Мысль о том, что он останется один или начнет все сызнова с другой женщиной, удручала: не в его годы назначать романтические свидания, ломать голову над тем, как завоевать сердце дамы, пускаться во все тяжкие, чтобы не ударить в грязь лицом, когда дело дойдет до интимных отношений… какая тоска. Отношения с Индианой его вполне устраивали; даже то, что Аманда, эта дурно воспитанная девчонка, терпеть его не может, Келлер почитал удачей: это снимало с него какую бы то ни было ответственность. Вскоре Аманда отправится в университет, и ее мать сможет посвящать ему больше времени. Но Индиана вдруг стала рассеянной, как-то отдалилась: уже не назначала сама любовные свидания, а то и ссылалась на занятость, когда он желал встречи. Куда только подевалось прежнее восхищение: Индиана противоречила на каждом шагу и пользовалась любым предлогом, чтобы вступить в пререкания. Келлеру не нужна была покорная рабыня, он бы с такой смертельно скучал, но не мог же он все время ходить по тонкому льду, избегая ссор с возлюбленной: довольно ему скандалов со служащими и родней.