Круги на воде (СИ) - "Lone Molerat" - Страница 30

— Но зачем мисс Данфорд его консультация? — удивлённо спросил мистер Бёрк, которому всегда и до всего было дело.

Берроуз понял, видимо, что сморозил лишнее, и быстренько свернул тему — но тут бы даже тупой догадался, из-за чего весь переполох. А мистер Бёрк тупым не был.

Отреагировал он так, как Ленни того и боялся. Нет, до Рейвен-Рок добрались нормально: работодатель не стал бы устраивать скандал при посторонних. Да и на базе сначала всё было гладко. Наскоро отчитавшись перед полковником Отемом о событиях в Подземелье, мистер Бёрк вернулся в свою комнату, и только там, за закрытыми дверями, как следует выбранил Ленни за игру в молчанку — а потом вдруг взял да и разрыдался, горько и безутешно, как обиженный ребёнок.

— Это ведь ужасно, Леннарт, — всхлипывал он, пока Ленни в растерянности топтался на пороге: то ли за носовыми платками бежать, то ли за «Джеком Дэниелсом», то ли просто слинять по-тихому. — Ужасно. Как она могла так со мной поступить?

Вопрос явно был риторическим. Ленни сомневался, что Эмили хоть на миг задумывалась о нежных чувствах мистера Бёрка, пока они с Хароном постигали ars amandi². Но с чего это работодателя так развезло? Он ведь не далее чем вчера утверждал, что не настолько жесток, чтобы обзаводиться детьми… Или это всё в теории, а на практике он не отказался бы поработать над генофондом Пустоши на пару с миссис Эмили Бёрк?

Потом работодатель вроде бы успокоился и взял себя в руки. Ну, это Ленни так думал, пока не наступил вечер.

Начиналось всё достаточно идиллически. Бёрк отдыхал от трудов праведных с очередной книжкой в руках, Ленни гладил его рубашки донельзя винтажным утюгом. Мистер Помощник из прачечной Рейвен-Рок справился бы как минимум не хуже, но работодатель не доверял бездушной технике. Харон, заняв свой вечный пост у двери, неотрывно смотрел на письменный стол мистера Бёрка. Ну да, там было на что посмотреть.

«Пип-бой» Эмили лежал на столешнице с того самого дня, как Отем вручил мистеру Бёрку ключ-карту от этой комнаты. И хотя положение компьютера всегда оставалось неизменным, Ленни готов был поклясться: время от времени, когда никто не видит, работодатель протирает «Пип-бой» от пыли. Здесь же рядом, на бархатной подложке примостился обшарпанный «Магнум». Музей имени Эми Данфорд, так Ленни называл эту композицию. Называл про себя, естественно: шутить про Эмили в присутствии мистера Бёрка было всё равно что курить на бензоколонке.

— Да, Харон, это её вещи, — мистер Бёрк заговорил так неожиданно, что Ленни чуть не выронил утюг. — Было непросто их раздобыть, но воспоминания о былой любви того стоят, верно?

Ну, понеслась, горестно подумал Ленни, с превеликим трудом подавив желание умчаться куда подальше от недоглаженных рубашек и семейных разборок: может, в присутствии своего горе-адъютанта работодателю будет проще держать себя в руках?

— Тебе, наверное, хочется знать, что же было между мной и мисс Данфорд, — Бёрк не спеша захлопнул книгу и отложил её в сторону. — Как же так получилось, что я выбрал именно её для выполнения задания, доверил ей свои деньги и своё доброе имя? И, возможно, тебе интересно, откуда Эмили знает код от моих апартаментов. Вы же в них побывали, верно?

На Харона страшно было смотреть. Вот правда — страшно. И Ленни склонился над гладильной доской, поневоле прикидывая, сколько весит утюг и можно ли его использовать для самообороны. А мистер Бёрк тоже хорош, нечего сказать. Нашёл же тему для беседы!

— Той осенью мисс Данфорд очень хотела вернуться к нормальной жизни. И мы с ней неплохо продвинулись в этом направлении. Ты же знаешь, как у неё сияют глаза, когда с ней говорят на её языке? Ну конечно, знаешь. В этом мы с тобой похожи — любим умненьких девочек, которые слишком хороши для этого мира. Знаешь, Харон, есть такая итальянская поговорка: «Если черт прикроет рога, его выдаст хвост; если он подберет хвост, его узнают по копытам». А мы с Эмили узнали друг друга по строчкам из Уайльда. «Баллада Редингской тюрьмы». Когда она вошла в этот грязный салун Мориарти — такая хрупкая, нежная и совершенно неуместная, как фарфоровая статуэтка на скотобойне, — я процитировал ей вслед пару строк, ни на что особо не надеясь:

Легко ступая по камням,

Шагал он среди нас,

Но никогда я не встречал

Таких тоскливых глаз…

А она вдруг закончила фразу, еле слышно, но закончила:

Нет, не смотрел никто из нас

С такой тоской в глазах

На лоскуток голубизны

В тюремных небесах.

И наградила меня той своей неуверенной доверчивой улыбкой, от которой у меня всегда сердце замирало. А дальше — что ж, дальше всё было достаточно банально, — Бёрк невесело усмехнулся. — Я счёл её восхитительной, а она меня — приемлемым. Не более того. И ей, бедняжке, так стыдно было за её простодушное притворство. Она ведь видела, что я не на шутку увлёкся, что готов на всё, лишь бы ей угодить… А ей по-настоящему хотелось только одного — оставить прошлое в прошлом. И я, как мог, старался ей помочь.

Двадцать первого октября, — ты удивишься, но я до сих пор помню дату, — мы решили скрепить наш союз окончательно. Это, кстати, была её инициатива — переспать со мной. Я-то не хотел торопить события, мы познакомились меньше месяца назад. Но разве мог я отказаться, когда Эмили, моя милая Эмили попросила меня научить её быть счастливой? В тот вечер она подготовилась. Для меня, Харон. Раздобыла где-то чудесный комплект белья — что-то чёрное, кружевное… — Бёрк мечтательно прикрыл глаза. — Хотя я до сих пор считаю, что ей больше подошёл бы белый цвет.

Харон стоял, неподвижно глядя в одну точку — только сжал кулаки так, что пальцы побелели. Физическое насилие аннулирует контракт, вспомнилось Ленни. А вот о моральном насилии в договоре ничего не говорилось, ни полслова.

— И в назначенный час я пришёл в спальню, — продолжал Бёрк размеренно и неторопливо. — Мы выпили немного вина и приступили к делу… Она старалась, Харон. Правда, так старалась. Но довольно скоро выяснилось, что она совсем не готова. Она расплакалась, начала извиняться…

— Да хватит уже! — не выдержал Ленни. — Хватит!

— И я не стал настаивать, — мистер Бёрк сокрушённо вздохнул. — Я же не чудовище. Оделся и ушёл, оставив нашу милую Эмили в неприкосновенности. Переночевал у Сьюзен Ланкастер, а утром, вернувшись к себе в номер, не обнаружил ни-че-го. Ни денег, ни прощальной записки, ни даже какой-нибудь трогательной вещицы на память, вроде тех кружевных трусиков. Такая вот история, — Бёрк подмигнул Ленни. — Видишь, защитник, вовсе и не страшно… Так что ты, Харон, был у неё первым. Мы же не считаем тех ублюдков из Убежища, верно? Кстати, одного из них убил я, ещё в сентябре. Эмили я об этом не говорил. Не хотел, чтобы она чувствовала себя обязанной.

Вот зачем это он? — Ленни сердито уставился на работодателя. Не понимает, что ли, насколько плохая затея — играть с огнём?

— И знаешь что? — спросил Бёрк, не сводя с Харона покрасневших глаз. — Я ведь мог её окончательно сломать. В ту ночь это было так нетрудно. Но я не стал. И вот чем она отплатила мне, вот чем вы оба… — его голос надломился, и Ленни понял — пора.

— Мистер Бёрк, — решительно начал он, отставив в сторону утюг. — А вот ту рубашку, с синими полосками — мне её сейчас гладить или пока не надо?

Бёрк ошеломлённо уставился на Ленни.

— Что? — спросил он голосом, не предвещающим ничего хорошего.

Да и хрен с ним, решил Ленни. Ну наорёт — в первый раз, что ли? Что угодно лучше, чем эта морально-этическая дыба.

— Она же шёлковая, рубашка эта, а шёлк мнётся быстро, — разъяснил он. — Если вы её завтра надевать не собираетесь, так давайте я её лучше в шкаф повешу, а когда надо будет, ещё раз за утюгом в каптёрку схожу…

— Вон отсюда! — завопил работодатель, окончательно потеряв лицо. — Пошёл вон, идиот! И ты тоже!

Ленни ещё ни разу так охотно не исполнял приказы мистера Бёрка, как в эту минуту. Он пулей выскочил в коридор вслед за Хароном, хотя, наверное, делать этого не следовало — пусть бы сначала чёртов гуль успел отойти подальше. А вот что следовало бы, так это промолчать… но у Ленни всегда плохо было с «промолчать».