Туманы Серенгети (СИ) - Аттэр Лейла - Страница 29

Я прислонила голову к окну и слушала болтовню Бахати. Это странным образом успокаивало, как знакомый фоновый шум. Гома, должно быть, чувствовала то же самое, потому что она задремала, и её голова качалась из стороны в сторону, когда мы проезжали мимо пестрых полей и лачуг с гофрированными железными крышами.

Когда мы добрались до фермы, Бахати поставил Сьюзи в гараж. Это была наклонная конструкция, простирающаяся от дома, открытая со всех сторон, но укрывающая автомобили под крышей. Шланг лежал рядом с машиной Джека, и поток мыльной пены стекал по направлению к сливу в полу.

— Вы вернулись. — Джек был в своей машине, одна длинная загорелая рука высунулась в окно.

— Ты собираешься куда-то? — спросила Гома.

— Нет. Мы со Схоластикой мыли машину, и внезапно она начала плакать. Я думаю, она скучает по дому, ей не хватает её отца. Теперь она в порядке, но измучена. Несколько минут назад она заснула.

Я заглянула в машину и увидела, как она свернулась на пассажирском сиденье, положив голову на колени Джека.

— Как тебе удалось успокоить ее?

— Я рассказал ей историю, которую любила Лили. — Он рассеянно погладил её по волосам, словно напевая любимую забытую колыбельную.

— Я отнесу её внутрь, — Бахати вытащил ее из машины, стараясь не разбудить.

— Думаю, я тоже ненадолго прилягу, — сказала Гома. — Эти ужасные дороги растрясли мои кости.

Мы смотрели, как они открывают дверь и исчезают в доме.

— Я не знаю, как кто-то может отказаться от своей дочери, — мягко сказал Джек. — Если бы я мог вернуть ещё один момент с Лили — один крошечный, мимолетный момент, — я бы сделал это. Независимо от стоимости. Я бы продал свою душу дьяволу ради этого.

— Я не думаю, что Габриэль бросил Схоластику. Это не имеет смысла. Вот он доставляет всех этих детей быть в безопасное место, подвергая себя риску в процессе, а потом он просто уходит и оставляет свою дочь? Это в голове не укладывается.

— Откуда мы знаем, что он действительно обеспечивал безопасность этих детей? Всё, что мы знаем наверняка, это то, что он собирал детей-альбиносов, используя твою сестру. Она когда-нибудь говорила, что они действительно доставили детей в детский дом в Ванзе? Они физически проводили их через двери, регистрировали их, заселяли?

Мо никогда не говорила об этом раньше, но я никогда не сомневалась в мотивах Габриэля.

— У него у самого есть дочь-альбинос.

— Да, но это не делает автоматически его помощь безвозмездной. Мы ничего не знаем о нём как о человеке. Мы предполагаем, что он хороший парень. Что, если нет? Что, если он просто использовал Схоластику, чтобы заставить семьи других детей ему доверять? Мы знаем, что он предложил семье Джумы какую-то компенсацию. Это из его собственного кармана или он работает на кого-то другого?

— Ты говоришь, что Габриэль может быть охотником на альбиносов? Что он обманом заставил мою сестру помогать ему? — я почувствовала себя жутко при мысли об этом.

— Я не знаю, но это возможность, которую мы должны рассмотреть. Мы не будем знать наверняка, пока не доберемся до Ванзы. Как только мы окажемся там, мы сможем проверить записи и выяснить, действительно ли он доставил этих детей в приют.

— Почему бы нам просто не позвонить им?

— Я не хочу выдавать свои намерения никому — на случай, если у Габриэля есть кто-то, кто шпионит для него. Я бы лучше просто появился там и сам посмотрел.

— А как насчет полиции? Гома попросила Хамизи найти его.

— Хамизи держит рот на замке. Его осмотрительность — это то, что приносит ему дополнительный доход.

Я кивнула, но казалось, что земля уходит у меня из-под ног. Всё, на чём я основывала свои решения, казалось, было иллюзорным, как далекий мираж.

— Сегодня я останавливалась у торгового центра.

Мы разговаривали через окно, и Джек всё ещё сидел в машине. Впервые с нашего обмена взглядами перед сараем ранним утром наши глаза встретились и взгляды задержались. В его взгляде было что-то неопределенное, что-то, чего он не хотел видеть. А потом он протянул руку и ладонью коснулся моего лица. Грубая подушечка его большого пальца коснулась моей щеки жестом, который был таким нежным, что дыхание сжалось в моей груди.

Мои ресницы затрепетали от непролитых слез, хотя я точно не знала, почему мне хотелось плакать. Возможно, это было от увиденного в торговом центре, или от того, что я, возможно, полностью недооценила Габриэля. Частично это тоже было из-за этого. Это чувство так легко вписывается в изгиб ладони Джека, правильность этого, зрелость этого подобна фрукту — сладкого и тяжелого, ожидающего, чтобы его сорвали. Я знала, что мне придется оставить его висеть на ветке, незапятнанным, неповрежденным — как совершенно круглое повторение того, что могло бы быть.

Я не знаю, как попрощаться с сестрой, а затем с любовником, всё на одном дыхании.

И поэтому я отступила, а Джек отдернул руку. Он закрыл окно и вышел из машины.

— Ты пропустил пятно, — сказала я, указывая на точку на стекле.

— Это не пятна, — сказал он. — Это отпечатки пальцев Лили. В тот день она ела шоколад. Когда мы добрались до торгового центра, зазвонил мой телефон. Она подошла с моей стороны и приложила руку. Так… — он держал кончики пальцев над отметинами. — Один, два, три, четыре, пять. Видишь? Пять идеальных маленьких шоколадных отпечатков. С тех пор я их не смывал. Каждый раз, когда я смотрю в окно, я вижу там Лили, прижавшую свою ладонь к стеклу, корчащую мне рожицы.

Всякий раз, когда Джек говорил о Лили, весь его профиль смягчался. В эти моменты его врожденное очарование было похоже на пламя, зажженное изнутри. На секунду я очень сильно приревновала, потому что я никогда так не жила в чьём-то сердце. А я хотела. Я хотела, чтобы кто-то когда-нибудь так же светился, когда думал обо мне.

Когда Джек отложил шланг, я поняла, что это неправда. Мне не нужен кто-нибудь, когда-нибудь. Я хотела сейчас. Сегодня. И я хотела этого с Джеком.

Независимо от того, сколько причин я нашла для себя, чтобы не делать этого, я всё больше и больше влюблялась в Джека Уордена, с каждым прошедшим днём.

Глава 11

День на ферме начался рано. Лучшим временем для сбора кофе считалось то, пока не становилось слишком жарко. Сбор осуществлялся вручную, потому что кофейные плоды на одной и той же ветви находились на разных этапах созревания. Потому сборщики собирают только зрелые плоды и помещают их в свои корзины одно за другим.

— Для приготовления одной чашки кофе требуется около семидесяти плодов, — сказала Гома, когда я спросила её.

— Ого, — я держала чашку с новым чувством благодарности.

— Хапана, Схоластика. Не для тебя, — сказала Гома, когда Схоластика стащила её кофе.

— Ватото вана кунива мазива, — она указала на стакан молока на столе.

— Ситаки мазива, — Схоластика отодвинула его и недовольно посмотрела на нас.

Задняя дверь скрипнула, открываясь, а затем последовали два тяжелых удара: Джек снял сапоги.

— Что здесь происходит? — он посмотрел на Схоластику, а затем на Гому.

— Противостояние, — сказала Гома. — Она капризничает, отказываясь пить своё молоко. Она хочет кофе.

— Конечно, она хочет кофе. Она на кофейной ферме. Он вокруг неё. Он есть у вас у всех. Естественно, что она хочет попробовать. Я подозреваю, что она тоже ищет причину, чтобы вас разозлить. Вероятно, она думает, что это заставит нас отослать её в Рутему. Это единственный дом, который она знает.

Он обошёл стол, распространяя запах зелёных листьев и земли вокруг себя.

— Ты хочешь кахаву? Кофе?

Схоластика кивнула.

— Харуфу нзури сана.

— Да, он хорошо пахнет, не так ли? Как насчет того, чтобы ты съела всё на своей тарелке, и я покажу тебе, как сделать свою собственную чашку кофе? — Джек повторил свое предложение на суахили и получил ещё более восторженный кивок.

— Возьми с собой Родел, — сказала Гома. — Мне хотелось бы побыть одной какое-то время. Я не могу одновременно занимать столько людей.