Туманы Серенгети (СИ) - Аттэр Лейла - Страница 20

И теперь я была ответственна за то, чтобы Схоластика была в безопасности, и я втянула Джека, Гому и Бахати в это.

— Здесь ужасная сотовая связь, — сказал Джек. — Мне придется воспользоваться стационарным телефоном на стойке регистрации. Я дам знать Гоме, что не следует ожидать Джуму. У тебя есть что-нибудь в комнате?

Я покачала головой и похлопала по своей сумочке.

— Хорошо. Оставайся, заканчивай завтрак. Я пойду и выпишу нас.

Когда он вернулся, я разговаривала с Кеном и Джуди. Туман поднимался, и гости медленно перемещались в столовую.

— Если ты хочешь увидеть кратер, нам нужно выдвигаться, — сказал Джек.

— Слушай этого человека. Он знает, о чем говорит, — Кен налил чай себе и Джуди. — Вчера у нас был поздний старт, и было полно машин.

— Вот, — Джуди протянула мне визитную карточку. — Если вы когда-нибудь окажитесь в нашем уголке мира и все еще «не вместе».

Она сделала жест рукой, произнося «не вместе».

— Спасибо, — я засмеялась. — Наслаждайтесь остальной частью вашего визита.

Мы попрощались и направились к кратеру. Джек остановился у ворот, чтобы проследить за разрешениями и документами.

Когда мы поехали по извилистой дороге, которая спустилась в кальдеру, облака, покрывающие жерло, уступили место резкому сюрреалистическому ландшафту. Туман рассеялся, и мир снова приобрёл краски. Первые животные, которых я заметила, были…

— Коровы? — я удивленно повернулась к Джеку.

Красные клубы пыли на мягких пастельных лугах отмечали линию крупного рогатого скота, медленно двигающего вниз по крутой узкой дорожке на дно кратера. Тощая фигура направляла своё стадо в львиную обитель.

— Масаи, — объяснил он. — Они могут свободно перемещаться по заповедной зоне Нгоронгоро, но они не могут жить в кратере, поэтому перегоняют свой скот, чтобы пасти его здесь. Они должны ежедневно входить и выходить.

— Но что произойдет, если на него нападут? Или на одну из его коров?

— Крупный рогатый скот — величайшее богатство Масаи. Масаи сделает всё, чтобы поддержать или защитить свой скот. Он обучается этому с малых лет. Когда ребенок проходит окончательный тест на храбрость, он зарабатывает себе имя воина. Убийство льва было последним этапом в обряде, чтобы стать воином, но всё изменилось. Появились правительственные правила и положения, которые должны соблюдаться. Тем не менее, там, — Джек жестом указал на одинокого человека, движущегося под звон коровьих колокольчиков с копьём в руке, — это настоящий воин.

— Это то, что делал бы Бахати, если бы он жил здесь? Бахати — это его имя воина? — спросила я, когда мужчина остался позади нас.

— Бахати — его прозвище. Он никогда не получал имя воина.

— Что случилось? Он сказал мне, что его семья отреклась от него, но он не сказал, почему.

— Это то, о чем ты должна спросить его, — Джек переключил передачу, когда мы достигли дна кальдеры[18].

Участки леса шли по краю вокруг крутых утёсов, создавая резкий контраст с морем травы, пятнистыми стадами пасущихся буйволов. Зоркие стервятники высматривали добычу с высоты. Пугливый бородавочник пробежал по равнине, его хвост был поднят в вертикальном положении, пучок из щетинок на его конце развивался, как маленький чёрный флаг. Страусы рассматривали нас яркими глазами, их лысины поднимались и опускались. Вид был неизменным и чётким на многие мили.

Я сделала глубокий вдох. Так много земли. Так много неба. Огромного и бесконечного. Это было завораживающе и впечатляюще, как будто крыша была поднята, и я могла видеть рассвет мира.

«Это прекрасно, Мо, — подумала я. — Я бы хотела приехать сюда, когда ты попросила меня. Пока ты всё ещё была здесь».

— Там.

Джек выключил двигатель и указал на что-то позади нас в высокой золотой траве.

У верхушки травы произошло почти незаметное движение. Затем трава покачнулась, и выскочил, хлопая по бокам хвостами, прайд львов, они пошли вниз по дороге, по направлению к нам. Я наблюдала за их приближением в зеркале заднего вида и затаила дыхание, когда они прошли мимо нас большими, мощными шагами. Там было десять львов, включая двух самцов с густыми черными гривами. Их массивные мягкие лапы ступали бесшумно, когда они проходили мимо машины. Один из детенышей отделился, но его мать пошла за ним. Она подняла его за загривок и не отпустила даже после того, как они догнали остальной прайд. Он качался взад-вперед, свисая из её пасти, мяукая извинения.

— Не очень величественные проводы для принца, — засмеялась я, когда львы снова вошли в кусты.

— Это были я и Гома, когда я был маленьким, — сказал Джек, заводя машину. — Я всегда гонялся за чем-то, и она всегда возвращала меня назад.

— Что случилось с твоими родителями?

— Мой отец любил летать. Родители возвращались домой, когда их двухместный самолёт разбился. Мне было семь. Гома заперлась в своей комнате на неделю. Когда она вышла, она была такой же сильной. Хотя иногда я думаю, что это было больше для меня. Она не могла позволить себе расклеиться. Как я сделал с Лили.

«Она не винила себя за то, что случилось с ее сыном, как ты это делаешь из-за Лили», — подумала я, но держала язык за зубами.

— Твоего дедушки не было рядом?

— Он умер до моего рождения, но я чувствую, как будто знал его. Вероятно, из-за рассказов Гомы о нём. Я думал, что она их выдумывает, но я все ещё встречаю людей, которые говорят о нём. Он был больше, чем жизнь. Экстраординарный человек.

Мы проехали стада гну и зебр. Джек объяснил, что зебры пасутся на более скудных участках растительности, в то время как гну предпочитают более плодородные части, поэтому они были вместе. Совместное скитание по равнинам усиливало защиту от хищников, а полосы зебры запутывали больших кошек.

— Там, где мы видим белое и чёрное, лев видит только узорчатые полосы, потому что он почти дальтоник. Если зебра стоит неподвижно в волнистых линиях травы вокруг неё, лев может совершенно не замечать её.

Меня всегда привлекали мужчины, у которых были мозги, подкреплённые мускулатурой. Джек идеально отвечал всем требованиям, но я только наполовину слушала его слова. Меня очаровал его голос. Он не говорил много, но здесь, в огромном, свободном пространстве, он, казалось, открывался мне. И его голос был восхитителен. Это заставило мою кожу вибрировать, как камертон[19] — идеальный шаг, идеальный тембр, так что крошечные волоски на моей шее вставали дыбом. Я хотела, чтобы он продолжал и продолжал.

Может, он почувствовал изменение в воздухе, потому что замолчал и посмотрел на меня. Прямо на меня. И в этом не было мягкости его утреннего взгляда. Все было иначе. Сердце билось по-другому.

Существует негласное правило о том, как долго вы можете так смотреть на другого человека. Никто этого не говорит, но мы все это знаем. Существует быстрый взгляд, которым мы окидываем незнакомцев, признание, которым мы обмениваемся с людьми, которых мы знаем, шуточки, безмолвное согласие, влюблённый взгляд, родительское беспокойство. Наши глаза всегда разные, всегда говорят. Они встречаются и отворачиваются, тысячи нюансов выражаются без слов. И потом есть ещё это. Что-то происходило между Джеком и мной в середине этой древней кальдеры. Возможно, это было потому, что мы не знали точно, где наше место, — два человека, связанные солнечным трагическим днем, отступающие от края притягательности жизни, которые были океанами, дыханием, которое задержалось в пространстве между нами.

Джип с включённой на полную громкость музыку пронесся мимо нас, оставив на лобовом стекле мелкую пыль. Джек отпрянул и завел машину.

— Они начинают заезжать. Мы должны отправиться к озеру до того, как оно станет слишком переполненным. В центре кратера есть соленое озеро, не слишком далеко.

Я выдохнула и кивнула. Что-то всегда потрескивало между нами, пребывая в нетерпеливом ожидании, некие вспышки огня. Это не то, чего хотел бы один из нас, и поэтому мы держали дистанцию и прибегали к отвлечению внимания.