Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Мальчик из Холмогор
(Повесть) - Гурьян Ольга Марковна - Страница 11


11
Изменить размер шрифта:

— А Федя где сидит?

— А вон за отдельным столом. Его на эту неделю от всех отсадили, потому что он запустил бумажных голубей в классе и попал в учителя. Учитель обозлился, хотел его тростью ударить, но Федя не испугался и закричал, что он Михайлу Васильевичу пожалуется, а учитель сам нажаловался Семёну Кирилловичу, и Федю так посадили, чтобы он не мог шалить. Но он говорит, что у него больше терпения нет быть добронравным.

— А как твоё имя? — спросил Миша.

— Косма.

— Такого имени нет, — сказал Миша.

— Нет, есть. По-простому это будет Кузьма, а по-учёному выходит Косма. Я обязательно буду учёный. А ты?

— Мне тоже очень хочется.

— А какая тебе наука нравится?

Миша признался, что ещё мало знает, какие бывают науки, и ему всё хочется узнать.

— А я буду химиком, — важно сказал Косма. — Ты знаешь, что такое химия?

— Я у Михайла Васильевича видел химическую лабораторию.

— Видел? Вот счастливый! Мне бы глазком взглянуть! Слушай, хочешь, я тебе мою лабораторию покажу? Только поклянись, что ты никому не скажешь.

— Чем клясться?

— Чем хочешь!

— Чем хочешь клянусь, никому не скажу.

— Слушай, когда классы кончатся, все побегут во двор гулять, а ты не беги, подожди меня. Я… Ай! — закричал он.

Учитель, уже давно заметивший, что новые соседи не пишут, а шепчутся, на цыпочках подкрался к ним. Весь класс затаив дыхание ждал, что будет.

Учитель схватил Косму за ухо и так, не отпуская, отвёл на другое место, а рядом с Мишей посадил совсем взрослого мальчика. Этот беседовать не стал, а хмуро показал Мише другую букву и время от времени говорил:

— Кверху тоньше веди, книзу толще!

Когда мальчики, толкая друг друга и прыгая через скамейки, выбежали из класса, Миша поотстал от них и оглянулся, отыскивая Косму. Но Косма уже подошёл к нему, держась рукой за распухшее ухо, и таинственно шепнул:

— Идём!

Он привёл его в небольшую комнату, где стояли четыре кровати, четыре стола и четыре табуретки, оглянулся, приоткрыл дверь, выглянул в коридор, запер дверь и сказал:

— Поклянись ещё раз!

Миша, замирая от любопытства, ещё раз поклялся, и в то же мгновение Косма нырнул под кровать. Он довольно долго возился там и наконец вылез, весь красный, таща за собой небольшой сундучок. Потом снова залез под кровать и снова появился, зажимая в руке очень большой ключ. Ещё раз оглянувшись, не идёт ли кто, он стал на колени перед сундучком, вставил ключ в замок и повернул его. С мелодичным звоном замок открылся, и Косма поднял крышку сундука.

— Иди сюда! — шепнул он.

Миша опустился на пол рядом с ним.

Крышка сундука была оклеена разными картинками, и среди них был портрет Михайла Васильевича, вырванный из его сочинений. На другой картинке было нарисовано, как человек в нарядном кафтане отшатывается, будто его ударили, а прямо на него летит большой белый шар.

— Это Рихмана отец, тебе Федя расскажет, — сказал Косма и начал вынимать из сундука свои сокровища.

Тут были аптекарские баночки и пузырьки, заткнутые бумажками и наполненные разными порошками и жидкостями, немного лабораторной посуды, похожей на ту, которую Миша уже видел, но щербатой и частично побитой, так что, вероятно, её выбросили, а Косма подобрал. На самом дне лежала хорошенькая медная ступка, в каких повара толкут корицу, гвоздику и тому подобное.

— Вот, — сказал Косма, со счастливой улыбкой разглядывая расставленное на полу хозяйство. — Я по воскресеньям, когда все уезжают по домам, целый день занимаюсь химией.

— А откуда ты знаешь, что надо делать?

— Я ещё не очень хорошо знаю. Мне немного рассказали старшие гимназисты. У одного есть книга по химии, и он мне иногда из неё читает, но в руки не даёт, жадничает. Говорит, что я всё равно не пойму. Но я пойму и без него добьюсь. Порох тоже нечаянно изобрели. Толкли в ступе всякую всячину, и вдруг всё взорвалось и оказался порох. Я, может быть, тоже буду вот так толочь, и вдруг окажется изобретение.

— А вдруг взорвётся? — сказал Миша и опасливо отодвинулся.

— Вот ещё! — ответил Косма. — Если бы все взрывались, то и химиков бы ни одного не осталось.

Он бережно убрал свои банки и склянки, запер сундук и снова где-то под кроватью спрятал сперва ключ, а потом сундучок.

…Неделя прошла незаметно. Миша уже знал немецкие буквы и начал учить слова. По арифметике он оказался лучше многих и уже начинал подумывать, что хоть он и моложе всех годами, а всё не из последних гимназистов. В воскресенье рано утром за ним приехала карета и повезла его на Мойку.

Здесь его встретили радостными восклицаниями, и за завтраком Михайло Васильевич сам положил ему на тарелку большой кусок пирога и сказал:

— Молодец! Мне Семён Кириллович говорил о твоих успехах.

До самого обеда Миша бегал по всему дому и всем рассказывал, как хорошо в гимназии. У лаборанта он выпросил для Космы несколько ненужных склянок. Игнату Петрову пересказал всё, чему за неделю научился. Но после обеда, когда Михайло Васильевич уехал на весь вечер, ему стало скучно, и он обрадовался, когда пришло время возвращаться в гимназию.

В гимназии в его комнате ещё не был зажжён огонь. Федя Рихман лежал на кровати и просил ему не мешать, потому что он сочиняет стихи. Саша Хвостов ещё не вернулся от родителей. Косма Флоринский сидел в темноте у окна. У него была завязана рука.

— Взрыв? — шёпотом спросил Миша.

— Глупости! — сердито ответил Косма. — Кислоту переливал и капнул на руку.

Миша отдал ему склянки, и Косма, пожав ему руку, спрятал их на время под подушку.

Федя зашевелился и сказал:

— Ничего не выходит, когда вы шепчетесь! Я в другой раз сочиню до конца. Давайте болтать!

Все помолчали.

— Давайте рассказывать каждый про себя, — сказал Федя. — Ты самый младший, Миша, начинай!

Миша зажал руки меж колен, задумался, улыбнулся и начал рассказывать про Холмогоры. Оба друга слушали не перебивая, а когда он кончил, Федя вздохнул и сказал:

— Сколько ты уже успел увидеть! Как это хорошо!.. Рассказывай теперь ты, Косма.

— Мне нечего рассказывать, — ответил Косма. — Отец у меня священник в Москве. Приход бедный. Хотели меня в Спасские школы отдать, но я отца умолил, он последнее продал, повёз меня в Петербург, ходил, кланялся и поместил сюда. У меня ничего не было, всё впереди.

— И у меня ничего не было. А впереди что? — мрачно сказал Федя. — Я лентяй. Из меня большого толка не будет. Я лучше вам про моего отца расскажу.

— Расскажи, — попросил Миша.

И Федя тотчас начал:

— Отец с Михайлом Васильевичем очень дружили — как братья. Они даже родились в один год и месяц. Правда, удивительно? И они вместе изучали электричество. — Тут Федя нахмурился, помолчал и продекламировал:

Вертясь, стеклянный шар даёт удары с блеском,
С громовым сходственны сверканием и треском…

Вот оно, электричество. Михайло Васильевич говорил, что его можно произвести без грозы, но отец только во время грозы делал свои опыты.

Он был на заседании в академии, когда вдруг увидел, что вдали начинается гроза, а небо совершенно ясное. Он поспешил домой вместе с гравёром Соколовым. Когда они вошли в сени, отец показал Соколову свои приборы и сказал, что сейчас опасности нет никакой. И пока он говорил, вдруг Соколов увидел, как от железного прута без всякого прикосновения отделился бледно-синеватый огненный шар с кулак величиной и медленно пошёл по воздуху прямо ко лбу отца, и отец беззвучно упал назад. В то же мгновение раздался страшный удар, будто выпалили из пушки, и Соколов упал плашмя и почувствовал у себя на спине удары, а после этого оказалось, что проволока изорвалась и по всему кафтану прожгла полосы.

Когда Соколов поднялся, то все сени были полны дымом и он не смог рассмотреть отцова лица и подумал, что отец тоже, как он, упал от удара и сам встанет. А так как он боялся, не зажгла ли молния дом, то выбежал на улицу звать на помощь. А матушка, когда услышала этот страшный удар, выбежала в сени, сквозь дым увидала отца, лежащего навзничь, и бросилась к нему. Но отец был бездыханный, а на лбу у него было вишнёво-красное пятно, там, где пришёлся смертельный удар…