Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Король шутов - де Нерваль Жерар - Страница 20


20
Изменить размер шрифта:

Только приход Этьена Мюсто, явившегося уведомить своего кузена, что все приготовления для представления кончены, вывел короля шутов из столбняка, в который привело его появление монаха.

Не менее изумлена была и Мариета появлением незнакомца.

Он вошел с угрожающим видом. Но затем последовало быстрое объяснение, которое не успокоило монаха, но обратило гнев его в другую сторону.

Мариета не могла ответить на все его вопросы. Она не знала ни имени, ни общественного положения той, которая сыграла роль ее покровительницы, а монаху, может быть, только и нужно было знать это имя. Мариета даже не могла объяснить ему тайну подвижной картины, ибо слова ненависти и мести, вырвавшиеся у монаха, заставили madame Кони подумать, что покровительница ее могла, в свою очередь, прибегнуть к защите таинственной двери, чтобы скрыться от страшной опасности.

Тем временем, король шутов и кузен его Этьен пошли к своим людям, стоявшим позади Адовой пасти, а слуга Гумберт доложил сенешалу, что герцог, узнав, что ему готовится такой приятный сюрприз, сейчас пожалует в банкетную залу в сопровождении всех служащих в замке.

– Как всех? – спросил в изумлении сенешал.

– Точно так, мессир, кроме раненых, которые не могут пошевелить ни рукой, ни ногой. О, герцог так добр, он хочет, чтобы все повеселились.

– Так значит и слуги, и стрелки, и жандармы? – переспросил сенешал.

– Все, без различия. Герцог даже распорядился, чтобы стрелки сложили оружие в караульной комнате, чтобы бряцанье не мешало сценическому представлению.

– О, как добр принц! Какой он добрый! Можно ли думать, чтобы какой-нибудь вассал или вассалка осмелились отказывать ему в праве, столь законном… столь естественном? Нет, это просто непонятно. Если я когда-нибудь женюсь, я первый буду требовать этой чести для моей жены. Для этакого-то доброго принца! Неправда ли, Гумберт? Ведь и ты тоже?..

Слуга притворился, что не понял, и пробормотал сквозь зубы:

– Наш сенешал сделан из того же дерева, что и волынки.

XIV

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ.

«Благодаря сатане, сегодня я увижу исполнение моей надежды».

В одной из комнат первого этажа этого разукрашенного гербами, убранного арабесками и окруженного балкончиками замка, в комнате, роскошь которой соответствовала внешним украшениям, отдыхал на восточном диване молодой человек в задумчивой позе, облокотившись на подушку. Он с грустью смотрел на удивительной красоты молодую женщину, спавшую в креслах, в нескольких шагах от него. Эта женщина подвергалась смертной опасности страшной мести, между тем как счастливый любовник, для которого она жертвовала веем, в эту минуту испытывал по отношению к ней лишь то, что ощущает каждый мужчина, хотя бы даже Дон-Жуан, в присутствии истинно-прекрасного создания, тело которого – целая поэма для чувственности.

Мысли мечтателя витали теперь среди развалин дома Кони, черноватая масса которого едва виднелась на далекой вершине, а старая башня выделялись на светло-голубом небе, словно сероватое облачко.

Красоте молодого человека особую привлекательность придавала тихая и мягкая печаль, которая сказывалась на его обыкновенно улыбающемся лице. Всегда скептик в любви, в настоящую минуту он находился под обаянием мечты, вызванной воспоминанием об исчезнувшей действительности.

Борода и волосы у него были не причесаны. Обыкновенно столь заботливый относительно своей особы, не терпевший ни малейшего беспорядка в своей одежде и вообще внешности, теперь он не обратил внимания на свой туалет.

Его высокий лоб, большие сине-серые глаза, с необыкновенно кротким выражением, почти не встречающимся у гордых сынов запада, производили неотразимое впечатление на женщин, которым он изменял совершенно спокойно, убежденный, что любовь – не что иное, как азартная игра, в которой выигрыш приходится на долю самого смелого и самого непостоянного. У него перебывало много любовниц, но он никогда еще не любил.

В его гибком стане, в его безупречном телосложении было много грации, силы и пылкости. Но в данную минуту грация была вялой, сила утомилась, только пылкость терзала его, в его мечтаниях, при мучительной мысли, что его дорогая Мариета теперь в объятиях сурового солдата, которому он уступал ее только затем, чтобы с большим удобством отнять.

В первый раз в жизни Людовик Орлеанский ревновал, значит, он любил или был близок к этому.

Само собой разумеется, что эту любовь нельзя сравнивать с любовью Абеляра к Элоизе, хотя ученый и стоял гораздо ниже своей возлюбленной, но между ненасытной Изабеллой Баварской и чересчур сентиментальной Маргаритой Гено, образ кающейся Мариеты сохранял или вновь получал прелесть целомудрия и принц жаждал обладать ею, как бы снова впервые.

Герцог Орлеанский, выдавая Мариету замуж за Обера ле Фламена лишь для того, чтобы спасти честь и дать имя ее будущему ребенку, был далек от мысли расстаться с ней надолго, хотя бы даже на один день. Приказав своему сенешалу похитить ее, он рассчитывал оставить ее для одного себя, очень хорошо зная, какие принять меры, чтобы в случае надобности устранить экс-капитана своих стрелков от его супружеского крова.

Но вооруженное сопротивление Обера, поражение стрелков, из коих пятеро опасно ранены и, наконец, в довершение всего, бегство Мариеты – совершенно испортили его планы.

Маргарита все сказала ему, по крайней мере думала, что сказала все, не поскупясь при этом на горькие упреки. На упреки влюбленной женщины он отвечал ласками, а сентиментальные женщины всегда легковерны. Маргарита успокоилась под его поцелуями и уснула, убаюканная его доводами, а Людовик все валялся в меланхолическом настроении, когда вдруг точно молния промелькнула у него в голове: кажется сенешал готовит какой-то сюрприз. Чуть ли даже он не обещал музыку?

Легкомысленный человек очнулся от своей задумчивости и разбудил Маргариту. Она показалась ему прелестной, и, упившись ее глазами, он опять оттеснил в самый отдаленный уголок своего сердца образ Мариеты де Кони. Герцогиня закуталась длинным покрывалом, и скоро затем любовники, неосторожные, как все высокопоставленные люди, вошли в банкетную, теперь обращенную в зрительную залу.

Публика, состоявшая из 12-15 человек, приветствовала их восклицаниями, и заиграла музыка.

Для XV столетия, эта была музыка довольно сносная. Она послужила прелюдией: Адская пасть растворилась и оттуда вышел странно одетый мальчик.

– Это пролог! – заметил сенешал.

– Недурен! – ответил герцог. Присутствующие выразили свое удовольствие единодушным восклицанием: «Ах»!

Дверь кабинета растворилась, высунулись головы монаха и Мариеты, которых нельзя было видеть, так как зрители сидели к ним спиной.

– Вы знаете, кто эта женщина? – взглядом спросил монах.

– Нет, – отвечала движением головы Мариета.

Madame де Кони поспешила спрятаться, монах же остался и пролог начался.

Пролог жонглера в аду.
«Вельможи, воины, вассалы!
Чудес услышите не мало,
Когда сейчас
Внимательно прослушаете нас.
Сам Люцифер сию минуту,
Благодаря фигляру-плуту,
Сюда придет.
Потом, наоборот,
К нам ангел спустится небесный
И, фокус выкинув чудесный,
Его, как липку, обдерет
И проведет.
А жонглер, говорят,
К сатане в самый ад
Чрез раскрытые двери
Вступил.
Он, когда еще жил
Между нами, то был
И бродяга,
И плут,
И ленивец,
И мошенник,
И лжец,
Нечестивец,
В картах шулер и вор.
О позор! Может быть, наконец,
Но, признаюсь вам в том,
Что во всем остальном
Был он честен кругом.
– «Приходи, милый мой!»
Сатана закричал,
Я давно уж скучал,
Дай обняться с тобой,
Дорогой!
Есть работа у нас:
Вишь – огонь то погас
Под котлом,
Ты раздуй-ка живей:
Души грешных людей
Варят в нем,
Я ж на землю лечу,
Прогуляться хочу.
Но смотри, не зевай!
Грешных душ из котла не пускай
Если ж ты хоть одну потеряешь,
То… надеюсь, меня понимаешь,
А покуда – прощай!
Господа! Мы кончаем вступленье
Начинаем свое представленье».