Король шутов - де Нерваль Жерар - Страница 13

Они также должны были прослушать обедню в маленькой церкви св. Сатурнина, прилегающей к монастырю, куда должна была войти на девять дней герцогиня Неверская, чтобы помолиться об успехе экспедиции в Венгрию.

Экспедиция эта, о которой только теперь узнал Обер, не давала ему покоя.

– Cordieu! – сказал он Мариете, – если бы, сударыня, вашему счастливому супругу нечего было делать, то он непременно бы отправился туда воевать, чтобы испытать справедливость поверья.

– Какого поверья, мессир? – спросила супруга.

– Говорят, если христианин убьет неверного, то все черти ада уже не имеют над ним власти.

Храбрость сира Кони, как видно, всегда поддерживалась страхом сатаны.

Пока молодая чета разговаривала перед топившимся очагом, собрались слуги и вассалы поздравить с приездом нового владельца.

Впереди толпы шел человек небольшого роста, сухой, желтый, со сросшимися бровями, но добродушный тон которого противоречил его облику. Это был господин бальи.

Несмотря на его внешность, он любил доброе вино, и долг заставлял его выпить в честь сира де Кони.

– Да есть ли у меня вино? – спросил Обер ле Фламен.

Вина скоро достали, в соседнюю залу выкатили несколько бочонков, откуда-то принесли съестных припасов, и новый владелец замка имел удовольствие услышать те крики, которыми приветствуется всякое принятие власти.

Он почувствовал полное удовлетворение своей гордости. Герцог Орлеанский оказывался действительно великодушным и добрым принцем, а та злая шутка, жертвой которой стал Обер ле Фламен, была не что иное, как следствие зависти, возбужденной его блестящим успехом.

Теперь только одно обстоятельство поддерживало грустное настроение нового владельца, это запустение его дома.

Он обратился с расспросами к бальи.

– В этих залах, должно быть, давно никто не жил? – спросил он.

– Да, здесь никто не жил со смерти мессира Легоржю, а этому уже пятнадцать лет. Так как после него не осталось детей, то поместье снова поступило во владение сюзерена и оставалось необитаемым. Его светлость, конечно, прикажет отделать его, починить обрушившиеся стены, вставить двери и окна. Это, конечно, помешает чертям и колдунам собираться здесь каждую ночь и поднимать здесь гам, как теперь.

– Как! – вскричал колосс с нескрываемым ужасом, который передался и Мариете.

– Уверены ли в том, что говорите, господин бальи? – спросила она, дрожа.

– А кто же, сударыня, осмелится усомниться в том, что господин Сатана каждую ночь справляет шабаш в различных местах?

– Э, конечно, никто в этом не сомневается, – поспешил заявить Обер, из страха как бы не скомпрометировать себя перед чертом… – но отсюда еще не следует, чтобы шабаш непременно совершался здесь.

– Увы, мессир! Это слишком хорошо известно всем живущим в округе. Этот дом пользуется такой же славой, как Вовер или земля Mont le hery.

– Боже истинный! Если это так, то мы сейчас же возвратимся в Париж и будем ждать, пека починят это жилье. Но что это за человек в ливрее герцога Орлеанского? Уж не пришел ли он от имени сенешала предложить нам кров в замке де Боте?

– Мессир! – сказал новоприбывший, развертывая пергамент, – вы, вероятно, владелец поместья Кони.

– Я сам.

Посланный поклонился и прочел:

– «Именем его высочества Людовика Французского, герцога Орлеанского, владетеля кастелянства де Боте и причисленных к нему имений, Обер ле Фламен, как ленник его, обязан прислать ему третью часть вина, мяса и хлеба, купленных им для угощения своих людей, по случаю вступления во владение своим имением, каковая третья часть следует по праву сюзерену».

– Это такой обычай, господин бальи? – спросил Обер.

– Да, таков обычай, а во Франции обычай тот же закон,

– Ну, так нечего и возражать.

– Нечего; это столь же священно, как и десятина в пользу церкви.

– Видите ли, господин бальи, у меня никогда не было поместья. Я совсем не знал, какие повинности…

– На вас лежат еще многие другие, как на вавассоре (vavasseur), т. е. на таком вассале, у которого есть свои вассалы. Но, с другой стороны, вы также имеете известные права относительно ваших подданных; это вознаграждает одно другим.

– А-а! Так у меня есть и права…

– Да, право рубки лесов (drout de taille), барщины, мелкое судопроизводство, а изредка и виселицы.

– Гм… виселицы. Это отлично, но я слышал, что после речи университетского канцлера к Карлу VI, нашему государю, все эти права были отменены.

– Для Парижа – весьма возможно, но только не для провинций, здесь все по-старому. Таким образом, как я уже докладывал вам, вы имеете право вешать. Если на земле вашей совершено преступление, вы можете требовать повешения виновного.

– Ах, Боже мой! Какой ужас! – вскричала Мариета.

– Почему же, сударыня? Это еще принесет вам честь в глазах тех, кому придется проезжать эти места.

– У вас хорошая логика, господин бальи, – заметил Обер, – впрочем, если я буду уж слишком строг, то жена моя будет пользоваться своим правом помилования.

Затем, обратясь к слугам, он сказал:

– Исполняйте приказания его светлости герцога Орлеанского.

IX

ПРАВО СЮЗЕРЕНА.

Обмануть фиск считалось издавна большим удовольствием. Поэтому лакеи и чернь припрятывали для себя столько же вина и мяса, сколько и отдавали, и хохотали во все горло, когда их ловили в плутнях. Более никаких последствий не было, всем было весело и только.

Но не весело было в той зале, где Обер ле Фламен, при всей своей храбрости, не мог удержаться от какого-то тяжелого предчувствия, чем ближе подходила ночь в той зале, где Мариета слишком много думала о герцоге Орлеанском, по мере того как приближался момент, когда ей нужно будет думать только о муже, и где бальи, глядя на новобрачных, размышлял о некоторых правах, предъявить которые мог герцог Орлеанский, не зная того, что герцог уже заранее воспользовался ими.

– Метр бальи, – начал сир де Кони, – здесь невозможно остаться на ночь. Нельзя ли где-нибудь поблизости нанять дом до завтра?

– Невозможно, мессир… Здесь поблизости только жалкие лачуги.

– Следовательно, все эти люди будут до завтра здесь плясать и веселиться, но ведь не спать две ночи – это тяжело, неправда ли, madame де Кони?

– Что же делать, мессир, я готова покориться необходимости.

– Но я на это не согласен, моя прекрасная супруга, вы ведь, действительно, моя жена, хотя я до сих пор еще не имел случая в этом убедиться… Но что это! Опять лакей из кастелянства! Чего еще тут забыли?

Действительно новый посланный, опять в ливрее герцога, вошел в залу, в сопровождении нескольких крестьян, которые, видимо, чуяли носом, что сейчас произойдет нечто весьма для них интересное.

Как и прежний посланец, он развернул пергамент, к которому была прикреплена печать герцога Орлеанского, и, после почтительного поклона, прочел внушительным голосом следующее:

«Именем его высочества Людовика Французского, герцога Орлеанского, сюзерена кастелянства де Боте и причисленных к нему владений, Обер ле Фламен, ленник его по поместью Кони, обязуется немедленно прислать в замок де Боте Мариету д'Ангиен, на которой он женился, при благосклонном покровительстве герцога Орлеанского, которому, согласно обычаю, он должен предоставить право первой ночи».

– Кровь и смерть! Ты лжешь! – заревел Обер.

– Я не лгу: я исполнил свое поручение. Мариета в ужасе подалась назад.

– Герцог неспособен на такую мерзость, – продолжал Обер.

– Позвольте, мессир, – вмешался бальи внушительным тоном, – подобные разговоры здесь совсем неуместны. Это обычай столь же древний, как и монархическая власть, и вы можете пользоваться им в отношении ваших вассалок… одно другим вознаграждается.