Хранитель пограничной крепости (СИ) - Голотвина Ольга - Страница 36

И верно, ради такой добычи стоило стать преступником, ходить по краю пропасти, рисковать не только жизнью, но и спасением души из Бездны.

Даже не верится, что было время, когда Орешек не понимал, какое это счастье – слияние руки и разума с клинком. А ведь не так давно это было...

* * *

Лагерь не лагерь – так, наскоро разбитая на лесной поляне стоянка. Навес из ветвей, зола потухшего кострища, мокрая от росы трава. Орешек, продрогший, голодный и злой, возится с доставшимися в добычу сапогами. Подколенный ремень никак не желает затягиваться, торчит, как заячье ухо. Обрезать бы край, да нож где-то обронил. И попросить не у кого: парни дрыхнут под навесом. Не спит лишь один – сидит, обхватив колени руками, пристально смотрит перед собой. Но как раз к нему обращаться не хочется.

Все называют этого мрачного, замкнутого типа Аунк – «клинок». Никто ничего не знает о его прошлом, но это как раз дело обычное: в разбойничьем отряде не принято задавать лишних вопросов. Любознательный человек может доболтаться до скромного погребального костра. Непонятно другое: все в шайке, включая атамана, явно побаиваются Аунка и стараются его не задевать. Причины этого Орешек узнать не успел, но при одном взгляде на Аунка пропадает желание с ним беседовать.

Хмурый, молчаливый, всегда держится в одиночку. Долговязый, худой. Взять скелет, обвить сухожилиями, обтянуть потуже смуглой кожей – вот это Аунк и будет. Похож на наррабанца. Но у человека, в котором течет хоть капля наррабанской крови, не может быть таких серо-стальных бесстрастных глаз, один взгляд которых способен убить веселье в самой буйной компании.

Но надо же что-то делать с этими проклятыми сапогами!

– Эй, приятель, не одолжишь нож? Мне ремень подрезать...

Узкое, длинное лицо повернулось на голос, серые глаза глянули с холодной неприязнью, кисть сделала едва заметное движение – и прямо в физиономию Орешку полетел тяжелый метательный нож.

Позже выяснилось, что это была одна из милых шуточек Аунка. Лезвие должно было пройти мимо щеки юноши и вонзиться в ствол дуба, под которым он сидел. Но в тот миг Орешек не размышлял. Рука сама вскинулась наперехват, пальцы четко сомкнулись на рукояти, кисть слегка рвануло... получилось! А ведь все лето не тренировался, после порки отлеживался... Орешек кивком поблагодарил Аунка. Говорить ничего не стал: побоялся, что дрогнувший голос выдаст его испуг. И склонился над своей работой, будто ничего не произошло.

Что-то заслонило жиденький утренний свет, на траву упала тень. Вскинув голову, Орешек увидел, что над ним стоит Аунк. Когда только успел пересечь поляну? До чего мерзкая, бесшумная походка, как у лисы возле курятника!

– Аршмирская выучка, да? – полюбопытствовал Аунк. За четыре дня, проведенных в отряде, Орешек впервые услышал его голос – низкий, хрипловатый. – Очень интересно. А ну, встань...

Юноша неохотно поднялся. Разбойник провел рукой по его плечам, спине, животу. Орешек хотел сказать, что они не на рынке и что Аунк его не покупает. Но промолчал: в темном лице Аунка было нечто такое, что заставляло его собеседников быть предельно осторожными.

– Мускулы хороши, но в последнее время ты явно не занимался тяжелой работой – болел, похоже... – задумчиво сказал разбойник. – Зато прекрасно двигаешься и быстро соображаешь... Мечом владеешь?

– Сроду в руках не держал! – заверил его Орешек, надеясь, что теперь эта мрачная жердь от него отвяжется.

– Это хорошо, а то пришлось бы переучиваться... Сколько тебе лет?

– Найди мою мамашу и спроси у нее!

– Ладно, и так ясно, что начинать уже поздно. Однако выбора у меня нет. Мне нужен ученик. Очень нужен.

Аунк легким, незаметным движением вырвал из ножен свой меч... нет, не вырвал, меч сам расцвел в его руке, как цветок на стебле. В другой руке тоже сам собой возник кинжал. Лицо Аунка стало отрешенным, даже загадочным, и Орешек замер в предвкушении чего-то необычного, как ребенок возле повозки бродячих циркачей.

Предчувствие его не обмануло. Два клинка, короткий и длинный, зажили в руках Аунка самостоятельной жизнью, серой пеленой оградили своего хозяина от Орешка, от рассветного леса, от холодного и опасного мира...

– «Двойной вихрь», – сообщил Аунк из-за полупрозрачной завесы. – А теперь смотри внимательно...

Узор стального танца не нарушился, но сквозь сеть вращающихся клинков на миг рванулась, как змея, левая рука Аунка. Острие кинжала коснулось живота Орешка – и тут же отдернулось.

– Вей-о! – воскликнул Орешек. – У тебя как будто третья рука выросла!..

– Это так и называется – «третья рука», – отозвался Аунк, красиво отправив меч и кинжал в ножны. – Карраджу, великое боевое искусство. Не те убогие выжимки, что преподносят так называемые мастера в залах фехтования; настоящее, древнее «смертоносное железо»... Но ты, парень, меня удивил. Так ловить нож умеют в Аршмире, а свой вопль «вей-о!» ты мог подцепить только в столице. Побродил, стало быть, по свету?

– Ага, я еще бывал в королевском дворце, на Проклятых островах и в болоте у Серой Старухи! – окрысился Орешек, не стерпев такого нарушения разбойничьей этики. – Тебе-то что до того, где я был раньше? Неужели не видно, что я – наследный принц, а здесь развлекаюсь, приключений ищу?

Аунк оставил его выходку без внимания.

– Конечно, не такой ученик мне нужен, – вздохнул он. – Мне бы мальчишку взять. И не какого попало, а из сотни выбрать. Да не спеша начать, как полагается. Я бы его два-три года учил правильно дышать, правильно двигаться, и лишь потом позволил бы взяться за меч – деревянный, конечно...

Орешек и не подозревал, что Аунк может быть таким разговорчивым.

– Ага, – с энтузиазмом подхватил он, – и годам к девяноста стал бы твой ученик великим воином!

– Любое познание требует времени. Но у меня нет в запасе и двух лет. Чтобы уложиться в этот срок, ты будешь трудиться так, что позавидуешь рабам в каменоломнях.

– Звучит заманчиво. Прямо подыхаю от нетерпения... Ты, мастер, имей в виду: прежде чем меня обучать, тебе придется меня поймать!

– Если понадобится – поймаю! – без тени улыбки пообещал Аунк.

– А почему два года? Уходишь из этих краев? – с надеждой спросил Орешек.

– Нет, – сказал Аунк спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся. – Столько мне осталось жить. Я буду убит через одно лето, в десятый день Звездопадного месяца... А ну, покажи, как ты бросаешь нож!

Ошарашенный Орешек не глядя метнул нож в дерево. Аунк одобрительно кивнул.

– Вся эта шайка – крестьяне, которым надоело копать землю или ходить за стадом. Одно слово – прешта, голытьба! Да, они умеют махать дубинами и топорами, у некоторых это даже неплохо получается, но, как говорится, из соломы меча не выкуешь. Ты тоже не подарок, перевязанный ленточкой, но все же не так безнадежен, как прочая домашняя скотина. Учти, ты должен визжать от радости. Я сделаю твои руки быстрыми и опасными, как лапы рыси, ноги – уверенными и проворными, как волчьи, позвоночник – гибким, как у змеи, глаза – острыми, как у орла...

– ...а уши – длинными, как у зайца, – безнадежно закончил за него Орешек. – Ладно, я согласен. С сумасшедшими не спорят.

Аунк и бровью не повел.

– Тогда начинаем.

– Что, прямо сейчас?

– Нет, дождемся гонца с королевским указом... Снимай рубаху.

– Это за каким еще болотным демоном?

– Снимай, снимай. Будешь учиться правильно дышать.

– Мне и в рубахе неплохо дышится...

Глаза Аунка посуровели, и Орешек как-то сразу понял, почему этого человека боятся в шайке. Руки его уже сами развязывали тесемки у ворота.

Скинул рубаху – и замер, глядя в землю, кожей чувствуя напряженную тишину, повисшую меж ними двоими. Наконец заставил себя поднять глаза...

Первый и последний раз увидел он Аунка растерянным.

– Во имя Хозяйки Зла, как же мне не везет! Нарваться на беглого раба! И что теперь делать? Учить парня, который все равно выше своей болотной кочки не прыгнет и ничего в жизни не добьется? Выбрасывать мое умение в мусорную яму?