Хранитель пограничной крепости (СИ) - Голотвина Ольга - Страница 1

Хранитель пограничной крепости

Глава 1

Посвящается Юле Холодковой, у которой Айрунги Журавлиный Крик обучался основам алхимии, а также моему сыну Андрею, который недолгое время был военным советником при дворе Нуртора Черной Скалы.

(290 год Железных Времен)

«Из всех преступлений, которые знает Великий Грайан, самыми мерзостными, тяжкими и непростительными закон называет государственную измену и самовольное причисление себя к Детям Клана. Преступник, чья вина доказана, должен быть либо заживо сварен в котле с кипящей водой, либо брошен в яму с голодными псами. Тело казненного не предается честному погребальному костру».

Кодекс законов Великого Грайа́на, свиток третий.

Составил Санфир Ясная Память из Клана Лебедя, Ветвь Белого Пера.

11‑й год от начала Железных Времен.

Животные более чутки к опасности, чем люди. Человека может обмануть покой жаркого солнечного дня, полного запаха разогретой на солнце сосновой коры и хвои. Человека может заворожить ровное гудение ветра в вершинах сосен. Человеку может отвести глаза картина безобидного песчаного обрыва, изрытого небольшими пещерками и прошитого наверху корнями сосен.

Но зверя не проведешь. И пусть широкая полоса влажного песка призывно стелется к реке от подножия обрыва – на полосе этой, просто созданной для водопоя, нет ни одного отпечатка копыта, ни одного следа волчьей или рысьей лапы.

И не потому, что острый нюх лесных жителей уловил бы запах впитавшейся в песок крови. Жизнь леса полна мелких трагедий, все время кто-нибудь гибнет, чтобы жили другие. Нет, не поэтому разбежалось прочь зверье из приречной полосы. И не потому птицы не вплетают свои голоса в песню сосновых ветвей. И не потому смолкли, затаились кузнечики – хотя им-то, крохотным, чего бояться?

Лес замер, замкнулся, ощутив присутствие чего-то опасного и очень чужого, что по-хозяйски расположилось неподалеку от берега. Не просто смерть поджидала здесь добычу – смерть незнакомая, непонятная, появившаяся неизвестно откуда и от этого вдвойне страшная.

Над обрывом незримой волчицей уселась тревога, подняла к небу острую морду, надрывно завыла.

Но не всем людям дано слышать этот беззвучный вой. Поэтому двое из троих спутников, бредущих по песчаной полосе вдоль воды, испытывали лишь усталость и раздражение.

Но идущий впереди коренастый бородач со шрамом на лбу держался более настороженно, чем его спутники. Бородачу довелось крепко хлебнуть лесной жизни, жизни затравленного зверя, это сделало его более восприимчивым к неслышному голосу близкой беды. И теперь он хмуро озирался по сторонам, сам не понимая, что именно не дает ему покоя.

– Места тут... нехорошие... – осторожно сказал он наконец. – Недобрые места... Чего-то здесь не хватает...

– Здесь что-то лишнее, – уныло поправил его идущий следом парень с густыми каштановыми волосами. – Мы здесь лишние... Нет, правда, Коряга, чего мы здесь таскаемся, муравья в густой траве отлавливаем? Может, махнуть в Анми́р, а? По кабакам пошляемся, послушаем, что там люди болтают... Вдруг да повезет – что-нибудь узнаем!

– Не лезь в шибко умные, Орешек! – прикрикнул на него бородач. – В Анмир Матерый тоже людей отправил, а наше дело – здешние места проверить. А места здесь скверные. Пусто, тревожно... белок – и тех нет.

– И хорошо, что нет, – вздохнул Орешек. – А то бы они передохли со смеху, на нас глядя. Топаем как дураки, сами не зная куда, отдохнуть и то не присядем.

– Ладно, привал, – неохотно кивнул бородач и уселся под песчаным обрывом. Орешек с наслаждением плюхнулся рядом.

Третий путник – темный, мрачный, жилистый – опустился на песок с видом человека, которому все равно, отдыхать или идти дальше. Он обхватил колени руками и устремил взгляд на противоположный берег, глубоко уйдя в какую-то безрадостную думу.

Орешек с ленивым интересом сощурил глаза на серую гладь воды.

– И с чего такую смирную реку назвали Бешеной?

– А ты бы на нее ниже по течению посмотрел, за Анмиром, – снисходительно объяснил Коряга. – Она от притоков силы набирается, а русло там узкое, каменное. Вот река и скачет...

– А что это мы все берегом да берегом плетемся? Может, эти душегубы где-нибудь в чаще лагерем стоят?

– Сразу видно, что ты в городе рос... В лесу любая тварь к воде тянется. Проверим для начала речные берега.

– Ясно... А что мы с ними делать будем, с душегубами, когда отыщем?

– Постараемся, чтобы они с нами ничего не сделали. Ты видел, во что они превращают трупы тех, кто к ним в руки попадает? Топорами, гады, работают! Правильно, что Матерый не хочет таких соседей под боком терпеть.

– Да откуда они взялись? Беглые рабы?

– Вряд ли, – низким, хриплым голосом вступил в разговор третий путник. Коряга и Орешек тут же замолчали и уважительно к нему обернулись. – Я видел тела жертв. Действовала не только невероятно сильная, но и очень умелая, точная рука. Рабу так не наловчиться, разве что лесорубу на лесосеке. Впрочем, тут есть загадки и посложнее...

Мрачный человек замолчал, внезапно утратив интерес к разговору. Его собеседники почтительно ожидали продолжения, затем самый молодой из них не выдержал:

– Какие загадки, А́унк?

Аунк, оторвавшись от своих мыслей, поднял на него ледяные серые глаза.

– Ну, например: зачем убийцам крошить тело человека, который убит с первого удара? А я ручаюсь, что с первого...

Ручательство было принято с полным доверием: Аунк знал о колющем и рубящем оружии решительно все и немножко сверх того.

– Это что же, – потрясенно спросил Коряга, – они так озверели, что рассудок потеряли и по мертвецу топорами молотили?

– Не похоже, – покачал головой Аунк. – Удары точные, расчетливые. Кто-то разделывал тело, как мясник – свиную тушу. – Аунк на миг замялся. – Да, мне показалось, что кто-то разрубал мясо для еды. Тем более что некоторых кусков не хватало.

Орешка замутило, а Коряга непонимающе спросил:

– Это зверь, что ли?

– Вот именно, медведь с топором! – насмешливо отозвался Аунк.

Никому другому Коряга не простил бы издевки. Но с Аунком опасался спорить даже Матерый, свирепый главарь разбойничьей шайки. Поэтому Коряга позволил себе лишь злой выпад, спрятанный под завесой почтительности:

– Ну, какое бы там ни было страшилище, тебе бояться нечего. Тебе ведь еще долго жить, аж два месяца, сам говорил...

– Семьдесят четыре дня, – невозмутимо поправил его Аунк.

– А тошно, небось, знать, когда помрешь! – с притворным сочувствием вздохнул Коряга, стараясь побольнее уколоть противника.

Но он имел дело с опытным фехтовальщиком. Аунк и бровью не повел.

– Нет, почему же? – спокойно отпарировал он. – По-моему, куда хуже не знать дня своей смерти. Бродишь себе по земле, посапываешь в две дырки... а может, тебе не суждено дожить до завтрашнего утра.

– Хватит рассиживаться! – обиделся Коряга. – А ну, вставайте оба, пошли дальше!

И поднялся первым, отряхивая с одежды песок.

Тут-то и оборвалась туго натянутая ниточка злого ожидания, тут-то и показала себя недобрая чужая сила, в страхе перед которой замер лес.

В одной из вырытых в обрыве пещерок коротко прошуршал песок, из отверстия прянуло что-то длинное, гибкое, упруго и резко взметнулось над жертвой, с тупым хряском обрушилось наискось вниз...

Тело Коряги беспомощно осело, заливая песок сильной струей крови. Отрубленная бородатая голова покатилась к воде

Аунк и Орешек вскочили, выхватили мечи одинаковым движением – точным, быстрым, красивым. Два человека, такие разные, стали вдруг похожи: та же боевая стойка, тот же зоркий взгляд без тени страха...

Из пещерки высовывалась, как сначала показалось людям, змея с непропорционально большой головой. На голове серо тускнел острый гребень, который сбегал с затылка на лоб и выдавался вперед и вниз длинным клином. Вокруг гребня поблескивали маленькие глазки – издали было и не сосчитать, сколько их.