Страсть и ненависть (ЛП) - Уильямс Шанора - Страница 3

Неделя — это так долго, чтобы быть вдали от наших любимых, и я не знаю, что в этом моменте, но, когда наблюдаю, как увеличивается расстояние, испытываю чувство страха.

Я не увижу их в течение целой недели. Я выросла рядом с его матерью. Она мне как вторая мама — она приняла меня, будто я была ее собственной дочерью.

Когда семья и друзья скрываются из виду, я перевожу взгляд на Антонио.

— Думаешь, с твоей мамой и Чарли все будет хорошо, пока нас не будет? — спрашиваю я.

— Они будут в порядке, Джиа.

Антонио придвигается ближе и берет меня за руки. Прежде чем встретить пристальный взгляд его синих глаз, я мельком смотрю на его ногти с маникюром.

— Моя мать сильная женщина, а Чарли — один из самых крепких детей, которых я знаю. У меня есть свои люди, и они будут наблюдать за ней, как ястребы. Того, что произошло с нашими отцами, Господи, упокой их души, не произойдет. Ты поняла меня, детка?

Я киваю.

И затем снова чувствую себя виноватой от простого упоминания о папе.

Я должна была отложить свадьбу, хоть мы уже и планировали ее, когда папа скончался. Антонио не хотел задержек, так как приглашения были уже разосланы.

Я была против, хотела перенести, но потом у меня состоялась долгая беседа с его мамой, и она сказала мне, что жизнь никого не ждет. И папа — главный этому пример.

Ему было только пятьдесят четыре года. Улыбающийся. Счастливый. Живущий в свое удовольствие… А потом его не стало. Он был хладнокровно убит, как мы думаем, колумбийским картелем.

— Я должен услышать, как ты скажешь это, детка, — говорит Антонио.

— Я понимаю.

— Это моя девочка.

Он обхватывает ладонями мое лицо и целует в лоб. Его губы теплые и мягкие, и от этого прикосновения я таю.

Затем он отодвигается и открывает отсек между сидений, чтобы взять сигару. После этого, опустив окно, зажигает конец сигары, и я морщусь.

— Ты, правда, должен делать это здесь, Тони?

— Что? — усмехается он. — Я хочу хорошую сигару, прежде чем мы начнем долгий перелет на Бора-Бора, детка. Ты же знаешь, я не смогу курить во время полета.

— Однажды эти сигары прикончат тебя. Я ненавижу их.

— Я знаю, что ненавидишь.

Он выпускает облака дыма, и большая их часть выветривается в окно, но запах все равно распространяется по салону.

— Мы теперь женаты, Тони. Кое-что придется изменить, ты знаешь? Например, когда мы решим, что готовы завести детей. Не думаешь ли ты, что должен бросить курить?

— Я брошу курить сигары... но не уверен насчет сигарет.

Борясь со смехом, я закатываю глаза, когда он протягивает руку, чтобы ущипнуть меня за правую щеку. Щипать меня за щеку — это его фишка.

Сверкнув улыбкой, он говорит:

— Давай, Джиа, детка. Взбодрись для Тони.

Так мы встретились. Это были первые несколько слов, что он сказал мне. Я была расстроена, мне было нужно сразу же поговорить с папой, но у него была встреча, из-за которой мне пришлось ждать.

Когда Тони вышел после встречи, он увидел, что я сижу в кабинете, и решил сесть рядом со мной. Он ущипнул меня за щеку и сказал именно эти слова.

Я никогда не забуду их. Тони был таким дерзким, но мне это нравилось.

— Только ради тебя, — улыбаюсь я.

Повернувшись к своему открытому окну, я вдыхаю воздух Веракруса. Влажный и насыщенный запах свежеприготовленной тортильи, жареных пирожков и тройных молочных кексов — этого достаточно, чтобы мне захотелось остаться.

Эту свадьбу мы устроили для нас. Мы праздновали в течение двух дней, и свадьба была на третий. Мы решили, что после всех этих вечеринок в приеме нет необходимости.

— Тони, ты чувствуешь запах?

— Черт, да. Пахнет охренительно потрясающе.

Тони глубоко вдыхает, на короткое время закрывая глаза. Его острый нос и четко очерченные губы беззвучно шевелятся, а затем он опускает голову.

— Клянусь, если бы я жил здесь, то был бы жирный, как свинья, — усмехается он.

— Ты? — смеюсь я с ним. — После тяжкой работы над своей задницей, чтобы стать достаточно стройной для этого чертового платья, все, чего я хочу, — это углеводы. Если бы могла, я взяла бы весь торт с собой.

— Держу пари, ты бы так и сделала, детка.

Тони снова скользит взглядом вверх и вниз по моему телу. С тех пор как я прошла по проходу в церкви, он никак не может перестать на меня смотреть.

— Эй, иди сюда. Подари мне еще один из тех сладких поцелуев.

Сильно покраснев, я наклоняюсь к нему, но тут Кевин резко жмет по тормозам, и я соскальзываю вперед. Я слышу визг шин, и Кевин дергает руль, чтобы уйти с пути черного внедорожника перед нами.

Он быстро виляет вправо, но нас останавливает пожарный гидрант — мы врезаемся прямо в него.

— Твою мать! — орет Тони.

Его сигара упала и теперь прожигает обивку, но прямо сейчас это наименьшая из его забот. Мой муж смотрит на меня и хватает за руку, проверяя, цела ли я.

— Ты в порядке, Джиа?

— Да. — Я едва дышу, мое сердце неистово колотится.

Кевин оглядывается на нас, и в течение секунды я думаю, что он собирается принести извинения за свою невнимательность, но я абсолютно ошибаюсь.

Кевин, водитель Тони в течение четырех лет, достает пистолет и направляет его прямо мне в лицо.

Я кричу, Тони смотрит вверх и видит направленный на меня пистолет.

— Кевин, что за херня?! Убери этот чертов пистолет, или я засуну его в твою гребаную глотку!

Я слышу топот, звук взвода курка, а Тони занят тирадой, угрожая человеку с пистолетом, когда все его оружие лежит в багажнике... и вот тогда я вижу их.

Троих больших, грузных мужчин с пистолетами. Они в черных перчатках и одеты во все черное. У них очень смуглая кожа и черные глаза-бусинки. Мужчины быстро двигаются, равнодушные ко всему окружающему.

Люди вокруг избегают их, как чумы, как будто знают, что от этих людей будут неприятности.

— Тони! — кричу я, указывая на человека, выталкивающего Кевина из машины.

Один из мужчин поднимает пистолет и направляет его на нас. Тони оборачивается как раз вовремя, хватает меня за затылок и с силой толкает вниз, а сам ныряет вслед за мной.

Пули летают повсюду, и на мое тело крошится еще больше осколков стекла. Тони смотрит мне прямо в глаза, его глаза блестят. У него извиняющийся вид, но я смущена этим. Это не его вина. Он не знал, что это произойдет... или знал?

Одна пуля попадает в Тони, и он громко хрипит, держась за бок одной рукой.

— Тони, — хнычу я, когда выстрелы прекращаются. Я хочу спросить обо всем этом, что это может быть, но не могу. Слова застревают в моем горле. Я слишком боюсь говорить.

Я дрожу, слезы льются по моим щекам.

— Джиа, детка... Я…

Дверь позади Тони рывком открывается. Прежде чем он заканчивает говорить, его дергают сзади за смокинг и направляют пистолет в основание его черепа.

Я в абсолютном ужасе смотрю на то, как мой муж — мой красивый, обожаемый супруг — смотрит прямо на меня большими и полными раскаяния голубыми глазами.

И без малейших колебаний, как будто мой муж ничего не значит ни для кого в этом мире, его отнимают у меня.

В мгновение ока.

Моментально.

Пуля проходит через его левый глаз, его лицо застывает, и затем тело падает на сиденье.

На миг я не могу думать.

Не могу дышать.

Все, что я вижу — это кровь. Кровь Тони. Она пропитала мое платье за тридцать четыре тысячи долларов. Она на моем лице, на моих руках, когда я тянусь к нему. Лужи крови вокруг моих ног.

Но затем его тело забирают у меня и утаскивают.

— Нет! — кричу я. — Нет! Стойте! Оставьте его в покое!

Я умоляю, но даже не знаю, зачем. Он умер. Тони больше нет, но каждой частицей своего мозга я отвергаю это.

— Почему вы это делаете?! — кричу я на людей, наблюдая, как один из них тащит тело Тони. — Стойте!

Затем приходит мой черед. Один из мужчин хищно улыбается, и это отвратительно. У него какой-то особый взгляд, и это пугает меня до чертиков.