На гребне волны (СИ) - Поляков Владимир "Цепеш" - Страница 45

Вот, собственно, и все по основным пунктам, поскольку Крест и Гвозди – тут чистым перебором действовать. Шаг за шагом, экземпляр за экземпляром. Да и к тому же нам как раз не нужно собирать ВСЕ – это что касается Креста – поскольку собрать целое, не имея нескольких частей… Всем всё понятно, да? Гвозди же – они как бы слабейшее из Орудий, потому не столь критично.

Обсудили, впрочем, и это дело. Без тщательного обсуждения лучше вообще ничего не оставлять, а то мало ли как оно всё обернётся. Магнус опять-таки, поскрипев мозгами, добавил, что вроде как должны быть возможности даже чужие Орудия использовать, пусть через задницу и с очень низкой эффективностью. Совсем обрадовал! Я то готов был из кожи вон лезть даже в случае, если бы чужие Орудия нам просто не вредили. А тут вон оно как. И кстати, вот ещё какой вопрос интересовал, а у арконцев как то не спросил, хотя и следовало бы. А может и не следовало именно сейчас.

- А куда уже наши артефакты делись? Исконные, о которых в легендах то и дело говорится, но коих никто так и не видел?

Вдох Гуннара, который в этих делах ни разу не специалист. Печально разводящий руками Магнус. А вот сестрички жестами не ограничились.

- Хотя слухи, - мурлыкнула Елена.

- Сильно-сильно ходят, - подхватила вторая сестра.

- О том, что были они.

- Но или уничтожены…

- Или схоронены так далеко и глубоко.

- Что не достать их.

- Ни нам.

- Ни даже тем…

- Кто их схоронил.

- А кто это сделал, мы думаем…

- Ты, Мрачный…

- И сам ведаешь.

- Порой враги явные.

- А порой и предатели тайные.

- Подобные…

- Владимиру с Добрыней.

Понятственно. Предатели, они всегда были, есть и, увы, но и останутся. Другое дело, что их ведь тщательно отслеживать надо, дабы не давать занять действительно твёрдые позиции. Иначе продадут всё и всех, причём цена в данном вопросе значения не имеет.

Огорчили ли меня слова жриц Лады? Как ни странно, не слишком. Куда печальнее было бы услышать, что были артефакты, да сплыли, причём с концами ивозможности восстановления. А тут, как оказалось, имелись варианты, пусть пока насквозь мутные. Есть над чем поработать, о чём задуматься. Думать вообще полезно, зуб даю! В том числе о делах политических. Тех самых, связанных с необходимостью склеивать в нечто относительно целое испанские земли. не в единое государство, оно и нам было бы не слишком желательно, а именно в прочный союз, способный продержаться хотя бы до окончания войны с Кордовским хадифатом. Сколько это будет по времени? Лет этак несколько, а может и с десяток, тут как пойдёт. Но валандаться с Реконкистой столь долго, как это было в прошлый раз – упаси от этого Локи! Вот мы и займёмся разумным приложением не только своих, но и союзных сил. Оно всем на пользу пойдёт, сомневаться не приходится. Помимо мавров, конечно…

Интерлюдия

Октябрь (листопад), 997 год. Византийская империя, Константинополь

Бывали места, где людям из киевской Тайной Стражи и жрицам Лады работалось хорошо, вольготно. Случались места более неприятные, но всё же приемлемые для выполнения поручений. Вместе с тем были и такие земли, в которых даже самые вроде бы простые действия приходилось совершать со столь значимым напряжением сил, что только помощью богов и справлялись порой. Константинополь, он же Царьград, и был из числа таковых.

Тут тем же жрицам Лады не получалось действовать в своей привычной манере, то есть ослепляя всех красотой, влюбляя, завораживая, тем самым получая верных и преданных кукол, способных многое отдать обожаемым своим женщинам. Они, конечно, могли попробовать, но тем самым привлекали к себе внимание тех, кто был знаком с подобными повадками. Тоже выходцев из Тайной Стражи, но бывших, сейчас ставших глазами, ушами, а ещё карающими руками византийской базилиссы Анны и её мужа. Владимира Тмутараканского. Предавшие своих богов, землю предков, все то, что делало их руссами, они ярились, словно свора бешеных и в то же время голодных псов, оказавшись вновь близ трона. Пусть и другого. И всеми силами показывали и доказывали, что лучше них никого и быть не может. Доказывали успешно, не зря же у восседающих на имперском троне супругов не осталось опасных врагов, да и не слишком опасных тоже. Убиты, ослеплены, оскоплены, высланы в самые отдалённые провинции. Ну и, само собой разумеется. предварительно обобраны, обглоданы если не до костей, то близко к этому.

Ядовитому ромейскому хитроумию были противопоставлены яростный натиск, ум же с хитростью, но более жёсткие. Готовность идти по телам открыто, а не таясь, она тоже сильно помогала. Всё же изнеженные жители Царьграда, попавшие под многовековое влияние восточных народов, перенявшие от них множество слабостей, и закалённые в боях бывшие варяги – совершенно разные люди. Стоило ли удивляться, кто именно взял верх в этом противостоянии?

Но опасны для людей русского конунга они были не этим. Владимир Тмутараканский, помня о том, что объявлен по всей Руси предателем земли и богов, желанной целью для любого, живущего по Русской Правде, ещё со времени своего прибытия в Тмутаракань начал крепить не только войско, но и собственную защиту от кинжала, стрелы, яда в кубке с вином. Хорошо крепил, тщательно. А уж оказавшись в Царьграде как супруг сперва наследницы, а потом и базилиссы, с новыми возможностями… Его защита стала действительно слабоприступной.

А потом случился Доброга. Тот самый, оказавшийся вовсе не верным слугой Владимира, но кем-то другим. Убийство Добрыни, неудачная попытка ускользнуть, мучительная казнь… И новый приступ страха, заключавшийся в очередном усилении и улучшении защиты себя и жёнушки – она была ни разу не любимой, но важной – от покушений. В таких условиях проводникам воли конунга стало совсем плохо, да и несколько попавшихся братьев и сестёр окончили свою жизнь быстро и печально. Хорошо ещё, что успели отравиться, а не мучились в пыточных, ведь ромеи знали толк в мучениях.

Однако любые сложности преодолимы. В том числе и те, которые упорно создавал Владимир Тмутараканский. Вот и собравшиеся в небольшой вилле в окрестностях Царьграда были из числа тех, кто научился эти самые препятствия обходить. Хорошо обходить, пусть и применяя новые ухватки, доселе не используемые либо используемые слабо.

Жрица Лады Любомира. Красивая, статная женщина, приближающаяся к концу четвёртого десятка лет, но сохраняющая красоту молодости… в своем естественном состоянии, а не в той личине, которую уже более трёх лет носила. Что это была за личина? Весьма омерзительная для неё, с трудом удерживаемая, но оказавшаяся чрезвычайно действенной. Встретив её на улицах Царьграда, никто бы не узнал в лицо, даже не заподозрил бы в принадлежности к росскому роду-племени и тем более к жрицам богини любви, красоты и кое-чего ещё. Смердящее рубище, грязные космы, шаркающая походка и постоянные исступлённые крики, что проклинали как грешников, так и просто всех тех женщин, что осмеливались выглядеть красиво и показывать эту самую красоту хоть в ничтожной мере. Блаженная Епифания, вот как её называли среди ромеев. Личина, ставшая очень даже известной среди их церковников. Очень подходящая, поскольку такими вот орудиями пользовались жрецы распятого бога что в Риме, что в Царьграде., держа в ежовых рукавицах многочисленную паству и даже привлекая новую… кого подобное притягивало и умиляло.

Сейчас она, пользуясь краткой передышкой и возможностью смыть с себя всю грязь и мерзость, облачиться в нормальную, чистую одежду, сидела в кресле, прикрыв глаза и с улыбкой на уставшем, почти что измождённом лице. Для собравшихся не являлось тайной, что «блаженная Епифания» скоро исчезнет, прекратит своё существования, устроив самосожжение «во славу Господа Иисуса Христа», но не на виду, а лишь в присутствии своих верных учениц, которые, что и естественно, продолжат благочестивый и безгрешный поход наставницы против мирской гордыни, женского самолюбования и греха похоти. Она устала, ей требовался не отдых даже, а длительный покой. Тот самый, что как можно дальше от гнездилища ромеев с их безумной верой, замешанной на кровавых, мучительных, бесконечных и бессмысленных страданиях.