В огне революции
(Мария Спиридонова, Лариса Рейснер) - Майорова Елена Ивановна - Страница 23

С момента образования правительственной коалиции взаимоотношения представителей двух партий в СНК были конфликтными. Н.П. Горбунов, секретарь СНК, в своих воспоминаниях отмечал, что политике большевиков в Совнаркоме левые эсеры «противопоставляли свою принципиальную установку». Они по-своему понимали, что такое трудовой народ. Это не мелкобуржуазное крестьянство с поводырем-пролетариатом, а самодостаточный крестьянин, кормящийся трудом рук своих и плодами земли, развитой квалифицированный рабочий и трудовая интеллигенция, которая также не пользуется наемным трудом. Не издевательски звучащая «прослойка», как определяли интеллигенцию марксисты, не «г… нации» как называл ее Ленин, а равноправная триада трудового народа. По воспоминаниям большевика Г. И. Оппокова (А. Ломова) в правительстве левые эсеры «изводили» Ленина «своими высокопарламентскими сравнениями и речами».

После ратификации мирного договора с Германией, в период с 18 по 23 марта 1918 года все левые эсеры-наркомы подали заявления об отставке со своих постов.

«Военный заговор» всюду мерещился большевикам, и Ленин, опасаясь влияния Муравьева в столичном гарнизоне, быстро нашел ему «архиважное задание», исполняя которое Муравьев мог сломать себе шею — подавлять на Волге контрреволюционные выступления восставших чехословаков. Одновременно Муравьев удалялся подальше от столицы, чтобы оставить левых эсеров без их главного «военного козыря».

Со всеми этими ранее широко известными, а ныне забытыми российскими политическими деятелями Маруся была либо в деловых, либо в товарищеских отношениях. Они глубоко уважали ее и безоглядно верили своему нервному, хрупкому, но такому стойкому и отважному вождю.

Брестский мир и июльский «мятеж»

В конце февраля Спиридонова участвовала в ряде заседаний ВЦИК, ЦК ПЛСР, а также объединенных заседаний последнего с ЦК РСДРП(б) по вопросу о подписании Брестского мира. Ее позиция в этом вопросе совпадала с точкой зрения той части большевистского ЦК, которая поддерживала Ленина. Спиридонова полагала, что сепаратный мир пойдет на пользу мировой революции, так как «заставит массы прозреть».

Для большинства советских людей упоминание о разногласиях в среде большевиков звучат кощунственно. Они всегда представлялись неким монолитом людей и мнений, для которых не существовало иной точки зрения, кроме ленинской. На самом деле «левые коммунисты», такие как глава ВЧК Ф. Дзержинский, главный идеолог партии Н. Бухарин и другие видные представители большевистской партии, выступали за революционную войну с Германией и были готовы сместить Ленина. В окружении «железного Феликса» четко просматривался англо-французский след, а Антанта проявляла крайнюю заинтересованность в продолжение войны между Россией и Германией. Второй человек в то время после Ленина, Лев Троцкий, открыто выражал готовность принять военную помощь Антанты против Германии. Как представитель «финансового интернационала» в России, он энергично продвигал идею военно-политического союза с Антантой.

Многие партийные организации были против заключения мира, требовали формировать Красную армию и вести революционную войны в надежде на помощь поднимающегося всемирного пролетариата. Партия вышла из повиновения. Ленин остался в меньшинстве. Изобретательный Троцкий придумал формулу, которую предложил Ленину: «войну прекращаем, армию демобилизуем, но мира не подписываем. Если немцы не смогут двинуть против нас войска, это будет означать, что мы одержали огромную победу Если они еще смогут ударить, мы всегда успеем капитулировать».

Ленину пришлось буквально выкручивать товарищам руки, уговаривая принять тяжелейшие условия мира.

Немцы предъявили жесткие условия: линия фронта становится границей между Германией и Россией, то есть большая часть Латвии, Литвы, Польши и Белоруссии остаются под контролем Германии… При этом даже мнения большевиков разделились. Ленин был готов подписать мир на любых условиях. Троцкий не соглашался отдать немцам немалую часть России. Председатель ВЧК Феликс Дзержинский заявил, что подписание мира — полная капитуляция. Моисей Урицкий, председатель Петроградской ЧК, назвал этот мир «похабным».

Один из военных консультантов на переговорах в Брест-Литовске генерал Владимир Скалон, назначенный главой комиссии по перемирию, совершил самоубийство: во время частного совещания: он вышел в отведенную ему комнату якобы за картой и, встав перед зеркалом, застрелился. Немцы отнеслись к покойному с большим уважением. На следующий день генерал Гофман открыл переговоры, выразив соболезнования по поводу трагической гибели русского генерала. В воспоминаниях Бонч-Бруевича причиной самоубийства Скалона прямо называется душевная травма, нанесенная заносчивыми требованиями и наглым поведением немецких генералов.

По мнению члена комиссии подполковника Фокке, Скалон, как и другие русские офицеры, был подавлен из-за унизительного поражения, развала армии и падения страны. Так же истолковали самоубийство и немцы: генерал Самойло вспоминал, что на следующий день после трагедии генерал Гофман приветствовал его словами: «А! Значит, вы назначены замещать бедного Скалона, которого уходили ваши большевики! Не вынес, бедняга, позора своей страны! Крепитесь и вы!»

Тем не менее, несмотря на сопротивление «левых коммунистов» и левых эсеров, обвинявших большевиков в измене мировой революции и предательстве национальных интересов, договор был ратифицирован 15 марта 1918 года IV Чрезвычайным съездом Советов. Ленин оказался в сложном положении. Условия позорного мира еще раз подтверждали слухи о его подозрительных связях с Германией. Сейчас ему особенно важно было получить поддержку левых эсеров. Легче всего этого можно было достичь через все еще находившуюся под обаянием ленинской харизмы Спиридонову. Примечательно, что на переговорах о Брестском мире присутствовала Анастасия Биценко, которая весьма не понравилась немецкой стороне.

Маруся с тревогой наблюдала, как по мере укрепления своего положения, большевики начинают менять курс на установление однопартийного режима. Кроме того, политика ленинцев кардинально расходилась с укоренившимися в среде революционеров идеалами либерализма и демократии. Но Спиридонову всегда отличала верность — идеям, убеждениям, людям — она доверяла Ленину и все еще пыталась найти оправдание своим временным союзникам. «Мир был подписан не нами и не большевиками: он был подписан нуждой, голодом, нежеланием всего народа — измученного, усталого — воевать, И кто из нас скажет, что ПЛСР, представляй она одна власть, поступила бы иначе, чем поступила партия большевиков?» Входя в комиссию по организации 2-го съезда ПЛСР и в его президиум, она 19 апреля выступила с докладом, в котором, полемизируя с другим лидером партии, Борисом Камковым, призвала левых эсеров разделить с большевиками ответственность за Брестский мир.

Спиридонова часто встречалась с Лениным, однако эти встречи приводили к все большему неприятию позиции вождя. И все же Маруся позже всех лидеров левых эсеров порвала с ленинцами. Наступившее разочарование в большевистской власти она не собиралась скрывать. Последней каплей стали декреты ВЦИК в мае-июне 1918 года (О продовольственной диктатуре, о комбедах, о смертной казни). Спиридонова обвинила большевистский ЦК в подмене «социализации» земли «национализацией», в организации продотрядов и насаждении комбедов. Продолжая сотрудничество с большевиками, она, в то же время, вела с ними дискуссию о дальнейших путях преобразования революционной России. Спиридонова, как последовательная народница, не соглашалась с тем, что авангардом революции должен быть пролетариат, а не крестьянство; требовала, чтобы большевики приняли такой важный пункт эсеровской программы как социализация земли; осуждала «диктаторский социализм» Ленина.

В июне 1918 года она окончательно размежевалась с большевиками и стала активно сотрудничать с газетой «Земля и Воля» — органом Северного комитета эсеров. В своих публичных выступлениях она решительно осуждала политику Совета народных комиссаров, критиковала аграрный курс большевиков. С точки зрения левых эсеров и их сторонников большевики «предали» идею мировой революции, «братский народ Украины» был отдан на разграбление немцам, украинский хлеб шел на спасение германской империи. На хлебные районы России, прежде всего Сибири и Дона ложилась дополнительная нагрузка. Диктатура становилась антикрестьянской, что вело к дальнейшему обострению отношений между большевиками и левыми эсерами. Сохранилась запись речи Спиридоновой на заводе «Дукс», сделанная сотрудником ВЧК для доклада наверх: «Рабочие задушены, связаны по рукам и ногам, вынуждены подчиняться декретам, кои издаются кучкой темных лиц во главе с Лениным, Троцким… Все комиссары — мерзавцы, жиреющие на бешеных жалованиях. В партию коммунистов записываются проходимцы, чтобы получать лучший паек, лучшую одежду, галоши…» И каждое обвинение, честно отмечал чекист, вызывало шумные аплодисменты.