Не прикасайся! (СИ) - Веммер Анна - Страница 33

 - Иди. К. Черту. Крестовский.  -  Парень начинает сворачивать камеру.  -  Ты охренел и зажрался. Настя не твоя собственность. Она делает то, что хочет и выкладывает в интернет то, что хочет. Не тебе, мрази, ей указывать. Ты из нее инвалида сделал.

 Серега не успевает среагировать: мой кулак врезается в челюсть этого Никиты, и он отлетает на маты.

 - Поговори мне тут, упыреныш, я из тебя самого инвалида сделаю. А еще посажу нахрен за то, что ты свою обожаемую Настю вчера на льду запер. Как думаешь, сколько дадут? Год условно? Так я занесу, кому надо, в колонию отъедешь.

Скотина смеется и вытирает с разбитой губы кровь. Поднимается, не сводя с меня взгляда. Каждая клеточка моего тела в напряжении: я готов ответить на любой удар. Но гаденыш знает, что против меня ему не выстоять. Трус.

- Заносите, кому хотите, Крестовский, мне плевать. Вы знаете, что я прав. Из-за вас рухнуло множество судеб детей. Когда-нибудь вы осознаете это в полной мере. Что касается вчерашнего, то в душе не ебу, о чем вы. Спросите вашу приму. Она вчера весь вечер у арены вилась, все подсматривала, что вы там делаете с Настей. Может, вы не заметили бревна в глазу, выискивая в чужих соринки, а, Александр Олегович?

С этими словами он убирает штатив и камеру в кофр, и быстро направляется к выходу. Я могу остановить его, но не собираюсь тратить время.

- Алекс, нахрена вот ты лезешь? – обреченно вздыхает брат. – И почему не рассказал, что вчера Настасью кто-то запер? Ты смотрел камеры?

 - Собирался как раз. Я был уверен, что это он.

Легче не стало, я все еще чувствую, что готов кого-то убить. Хотя согласен и на секс. Но шансы на него еще меньше, чем на убийство, потому что секс с абстрактной девицей не слишком тяжелых нравов меня не устроит, а секс с той, которую хочу, не светит. Если не сумею уломать ее на шашлыки за городом.

 - Ты меня слушаешь? Сашка!

Я вздрагиваю, возвращаясь в реальность. Слова «секс» и «Никольская» в одной мысли приводят к цепочке откровенных фантазий. Я помню каждый миллиметр ее тела, розовые набухшие соски, приоткрытые в стоне губы. Широко распахнутые, смотрящие в одну точку, безумно глубокие глаза. Растрепанные, разметавшиеся на подушке волосы. Запах, ощущение проникновения в ее тело, ее оргазм, волной прокатывающийся и по моему телу тоже.

- Да блядь, Крестовский! В каком часу, я спрашиваю, это было?! Мне с тобой весь день сидеть?!

- В девять. Точнее, тренировка должна была начаться в девять. Я пришел, увидел этого паршивца, потом пошел к тебе разбираться. Меня не было минут десять, за это время сученыш как раз успел снять видео. Потом минут двадцать мы тренировались, поскандалили и обнаружили, что двери заперты. Дальше ждали обход охранника.

 - Значит, смотрим период с девяти до десяти.

Серега отматывает записи с камер на нужное время. У нас не стоят камеры в залах, где ставят программы, слишком высока цена слива. Конкуренция в фигурке сумасшедшая, а желающих похайпиться на скандале или жареной новости – каждый второй. В этом плане на брата можно положиться. Однажды сливший неположенные кадры в сеть Никита больше не переступит порог «Элит» даже в качестве посетителя. Только бы еще убедить Настасью, что она связалась с полным мудаком.

Но вот в коридоре, ближайшем к катку, камера есть, и если кто-то подходил к дверям, она его засекла.

На экране я вижу себя, выходящего с арены. Затем возвращающегося обратно. Потом несколько минут на перемотке. По коридору проносится злой, как черт, Никита с сумкой.

- А если он запер нас в тот же момент, когда вышел? – предполагаю я. – Мы бы не услышали.

  Мы были слишком заняты друг другом. И еще я смотрел на ее губы.

- Все возможно. В любом случае, он больше не появится… Ого. Да ты посмотри, кто здесь.

Я ожидаю увидеть кого угодно: Никиту, несущегося вершить месть, ревнивую звезду шоу Свету Гаврилову, которая ненавидит Никольскую и заодно меня за отказ. Но никак не Надю. Она проходит по коридору, распрямив плечи, полная решимости. И через несколько минут уходит обратно. Уже сжавшись в один рыжий комок злости и обиды. Сжимая что-то в руке.

 - У Нади были ключи, - резюмирую я.

 - Она уволилась. Я думал, по соглашению сторон.

 - Я ее бросил. Она знала, что из-за Никольской.

- Алекс-Алекс, - вздыхает Серега. – Почему она? Почему из всех баб именно Никольская? Ну что ты, не мог выбрать себе кого-то менее… не знаю… скандального?

 - Я никого не выбирал.

- Угу, а «плюс один» для тебя, о котором Анька рассказала Крис, это, конечно, твое самомнение. Ты больше не можешь носить его в себе, поэтому таскаешь рядом, так?

 - Так. Вот видишь, ты и сам все понимаешь.

 - Ее отец, если узнает, закатает тебя в асфальт.

- Ну давай, побудь как Анька с Крис и расскажи все Никольскому старшему, - закатываю глаза. – Девке двадцать. Она сама решает, с кем хочет спать.

 - А она решила?

На этот вопрос я отвечать не хочу. Мне надо вернуться к себе, чтобы понять, что делать дальше. Что-то подсказывает, что стычка с непонятным незнакомым-знакомым Никитой и неприятная новость о Наде – не последние сюрпризы этого дня.

 И черт подери, как же я оказываюсь прав!

Что же делать с Надей? Сучку надо наказать. За то, что влезла в клуб, повела себя как конченая мразь, подвергла опасности здоровье Никольской. Да и вообще вдруг решила, что вправе мстить за то, что ее, видите ли, бросили. Ни дать ни взять английская принцесса.

 Блядь. Как можно жить с хлебушком в голове? Бросил тебя мужик. Рявкни на него. Козлом назови. Набухайся с подружками, съезди в клуб, сними нового и трахайся всю ночь назло козлу, чтоб у него только на косых вставало. Гадить зачем? Вот все эти разрисованные гвоздем машины, запертые двери, подброшенные дохлые кошки  -  это они в каком-то блядском бабском журнале вычитывают?

 Для таких, как Надя, у нас есть службе безопасности, которая за любую угрозу свернет в бараний рог и навсегда отобьет охоту необдуманных поступков. Но мне хочется как следует обдумать ответочку. Жестить не хочется, напугать Надьку проще всего, только что этой дурре взбредет потом в голову? А вот как проучить, чтобы отбить желание подвергать других людей опасности, я пока не знаю.

 - Александр Олегович? Можно?  -  в кабинет сначала стучит, а потом заглядывает Азарова.

 - Можно. Заходи. Чего хотела?

 - Георгий Иванович сказал, чтобы я вам вот это показала.

 Робко улыбается и протягивает свой смартфон. На превью к видео наша ледовая арена. Толпа девчонок в черных тренировочных костюмах, Гаврилова в ярко-оранжевом платье репетирует дорожку. Обычное тренировочное утро, которое я пропустил из-за разборок с запертым катком.

 Потом видео начинается, и я вижу знакомый заход Азаровой на аксель. Опыт не пропьешь, хотя порой я стараюсь, поэтому уже знаю, что увижу. Вот это чувство гордости за ребенка  -  одна из причин, по которой я все еще работаю. Когда ты давишь, сквозь слезы, ненависть, обиды, давишь и давишь, а потом он делает и улыбается тебе, счастливый донельзя.

 Чистейший тройной аксель с изящным выездом. Как по учебнику. Высоко, пролетно, без недокрутов.

 - Молодец. Стабильно выезжаешь?

 - Ну... - Ленка смешно морщится.  -  Два из трех.

 - К шоу надо три из трех. Потом этапы.

 - Отработаем. Александр Олегович... тут еще... дизайнер дала эскизы платьев на утверждение тренеру. И хочет с вами встретиться, спрашивает, когда подойти.

 - Так, и кто у нас дизайнер?

 А у девчонки верная тактика. Мне нравится ее аксель, я рад, что она его прыгнула, а значит, шанс, что махну рукой на выбранного бюджетного дизайнера весьма высок. Какая разница, что за тряпка на спортсменке, если она прыгает, как богиня фигурки? Хотя нет, разница все же есть, и если Анька созреет на спонсорство, я...

 Открываю от удивления рот.

 - Дмитриева? Серьезно? Лана Дмитриева? Ты была у нее?

 - Да. Марина сказала, она одна из ваших любимых портних.