Зелёная мантия - де Линт Чарльз - Страница 5

Когда погас последний свет, в лесу за домом что-то шевельнулось. Человек? Он поднял голову, ловя запахи, принесённые ветром, и медленно прокрался к дому. Добравшись до крыльца, провёл пальцами по дверным доскам. Дверь тихонько заскрипела и подалась.

Звёздный свет блеснул то ли в маленьких рожках, торчащих из густых кудряшек, то ли в костяных украшениях на голове незнакомца. В тусклом свете рассмотреть было нелегко, да и смотреть-то некому.

Кивнув самому себе, ночной гость вытащил из-за пояса шляпу и нахлобучил её на голову. Отступил в лес и помчался между деревьями легко и грациозно, как лань.

2

Проводив Али, Валенти снова взялся подстригать газон. Он работал медленно и думал о девочке. Бог весть, что в ней такое, но с ней ему было спокойно впервые за два года, с того дерьмового дня. Славная девчушка – худышка, правда, но ведь он не из тех, кто интересуется маленькими девочками. Просто она ему понравилась. Как-то ей удалось снять напряжение, которое в последнее время он ощущал в присутствии других людей. Он мысленно перебрал весь разговор и улыбнулся, вспомнив «мистера ЭТони». Хорошо бы, она снова зашла; хорошо бы, её старушка не заподозрила в нем какого-нибудь pervertito[13] который нацелился на её дочурку.

«Хорошо бы увидеть её ещё», – думал он, наваливая скошенную траву на тачку. Обычно он держался с местными жителями дружелюбно, да только все это было напоказ. Приходилось остерегаться – у fratellanza везде и всюду своя рука. Ему ли не знать. И если пройдёт слух, что он здесь… Но и забиваться в нору нельзя: об отшельниках сплетничают не меньше, чем о выскочках. Надо держаться серёдки, со всеми ладить и быть начеку.

«Не стоит себя выпячивать, – учил его Марио. – Никто не любит выскочек, понимаешь, о чем я? Но и не скромничай через меру, а то перестанут уважать. Веди себя вежливо, не замыкайся, тогда всем придёшься по нраву и болтать о тебе не станут. В нашем деле, Тони, иначе нельзя. Cosifarttutti».

Если живёшь с семьёй, все просто, а вот парню в его положении временами бывает одиноко. Иногда хочется просто посидеть с кем-нибудь и поговорить спокойно – не выворачивать душу, конечно, а поболтать о том о сём. Пусть даже с тощей девчонкой. Что ж, в таком мире он живёт.

У амбара Тони вывалил траву, убрал внутрь тачку и грабли и пошёл в дом принять душ.

Закончив, протёр запотевшее зеркало и стал разглядывать своё отражение. Он заметил, как девчушка глазела на шрамы. Неосторожно появляться так перед кем-либо, ну да какого черта. Если в собственном доме надо расхаживать в вечернем костюме, то чем он лучше каталажки.

Разошёлся слух, что полиция скрывает его как ценного свидетеля, что ему не предъявляют обвинения, потому что он заложил кое-кого поважнее. Поверить этому мог только тот, кто не знал Тони Валенти. Он не ссорился с fratellanza. Узнать бы только, кто его подставил, и уж когда он доберётся до этого pezzodimerda…

Валенти вздохнул и разжал кулаки. Он старался забыть обо всем, и ему это неплохо удавалось. Что толку вспоминать? Все равно ничего не поделаешь. Но, старательно забывая, он чувствовал, как что-то в нем меняется, как тает прежняя твёрдость, а ему не хотелось, чтобы кто-то мог сказать, будто Тони Валенти размяк. Мысли об этом и о том, что у него отняли, – вот все, что у него осталось. Последнее время он что-то запутался в этих мыслях. Понятно, fratellanza всего лишь продавала людям услуги, давала то, что им требовалось, но чем дольше Валенти жил вне семьи, тем больше появлялось заноз в гладких мыслях.

Братство представляло собой систему sistema-zione – организации порядка в хаосе. Оно выросло из западносицилийских compagniad'armi[14] одиннадцатого века. Землевладельцы оплачивали маленькие армии, чтобы защитить себя и семьи от разбойничьих шаек, и армии эти превратились со временем в cosche, которые и по сей день правили островом. В старину эти войска были своеобразным крестьянским рыцарством. Современная сицилийская cosca, или семья, носила название, происходящее от искажённого местным диалектом слова «артишок» – отдельные листки, собранные в твёрдый кочан. Они сохранили лишь поверхностное сходство со своими предками, а уж между современными cosche и их американскими двойниками лежала пропасть.

То, что криминальные семьи Северной Америки – заморские отпрыски сицилийской мафии, что все они подчиняются некоему capoditutticapi – боссу боссов, проживающему на родном острове, – выдумки журналистов. Для такого интернационального fratellanza пришлось бы ввести строгую дисциплину и централизацию, и полиция без труда внедрилась бы в подобную организацию, раскрыла и уничтожила её. Однако борьба с братством осложнялась именно тем, что оно существовало во многих ипостасях – многоголовый зверь, способный иногда обходиться и вовсе без головы.

На самом деле североамериканское братство разрослось из кучки тех иммигрантов с Сицилии, которые у себя на родине были мелкими мафиози. Они принесли с собой неподражаемую способность cosche уживаться с писаными законами и одновременно обходить их, мгновенно приспосабливаться к изменениям, находить выходы из запутанных положений, безошибочно выбирать сильнейшую из соперничающих группировок, разрабатывать поразительно сложные интриги и хладнокровно контролировать каждое движение врага, позволяя себе в то же время порой отпустить вожжи на ровной дороге и дать выход общему энтузиазму.

В североамериканских fratellanza уже немного осталось потомков этих первых иммигрантов, но семья Магаддино, к которой принадлежал Валенти, относилась к их числу. Дон Магаддино довольствовался тем, что защищал свою семью, её собственность и деловые предприятия и покровительствовал, не пачкая рук, проституции и торговле наркотиками.

Валенти с колыбели учили, что его долг – всегда поддерживать семью. Сперва учил дядя, заменивший покойного отца, а потом Марио, который и ввёл его в братство. Его учили защищать друзей семьи и сражаться с общими врагами, даже если друзья были неправы, а враги правы; учили любой ценой защищать своё достоинство и не оставлять безнаказанным ни малейшего оскорбления; учили хранить тайну – omerta, закон молчания – и всегда остерегаться служителей закона.

И он поступал, как его учили, но теперь в глазах fratellanza он стал отступником, обернувшимся против своих, сперва убрав по личным причинам Эдди Пинелли, а потом собственного padrone. И то и другое – ложь, но fratellanza поверила клевете, и он стал отверженным. Никакой суд его не оправдает. Приговор вынесен, а в братстве выносились только смертные приговоры. И теперь, волею судеб оторванный от всего, что знал, Тони начал задавать себе вопросы.

Мужчина должен соблюдать законы чести, это верно. И уважения. Тони хорошо помнил, как все было, когда он только вступил в дело, и во что оно превратилось теперь. Он понял, как устрашение – орудие власти fratellanza – легко обратилось против него. Он больше не знал, кто прав.

– Chilosal – обратился он к своему отражению. – Кто знает?

Он и жив-то был до сих пор только потому, что работал когда-то с Марио Папале.

«Доверяй семье, – сказал ему как-то Марио, – но прежде всего полагайся на себя, capito? Потрать немного денег, капельку времени и заготовь надёжное местечко, где никто тебя не знает, где никому тебя не достать – ни мне, ни твоему дядюшке, ни даже padrone. Понимаешь, о чем я?»

Может быть – и я молю Бога, чтобы для тебя так и вышло, – тебе никогда не понадобится такое место. Можешь ездить туда в отпуск. Но настанет день, когда только это место будет стоять между тобой и смертью, Тони. Так что береги его. Когда ездишь туда, хорошенько прикрывай задницу. Купи его на имя, которым никогда не пользуешься в делах. Держи там небольшую артиллерийскую батарею и побольше наличных, и тогда у тебя будет то, чем не может похвастаться обычный soldato, – надёжный тыл, Тони.