Огненный остров - Людников Иван Ильич - Страница 30

Условный рефлекс действовал положительно. Осталось только использовать его.

В 4 часа 40 минут 21 декабря с острова Зайцевский подали тот же самый сигналено в данный момент он имел другое значение. По этому сигналу наша артиллерия открыла огонь по артиллерии, минометам и вероятным подходам из глубины резервов противника. А штурмовые группы без единого выстрела в быстром темпе атаковали боевые порядки противника. Уничтожая огневые точки и живую силу врага, продолжали продвигаться как можно дальше вперед.

Противник, привыкший за прошедшие ночи к артиллерийским налетам, после сигнала красных ракет ушел в укрытие и не ожидал наступления. Точный огонь наших артиллеристов вынудил гитлеровцев задержаться в укрытиях, и штурмовые группы приблизились к подвалам домов на Прибалтийской, Таймырской и других улицах. Немцы попытались контратаками восстановить положение, но было уже поздно.

Смело и искусно действовали штурмовые группы из батальона старшего лейтенанта А. А. Бербешкина. Им и предстояло захватить дом № 41 на Прибалтийской улице (на наших картах дома имели свою нумерацию) — самый крупный опорный пункт противника. Раньше в этом доме находился командный пункт 344-го полка, и Коноваленко знал, что с этого пункта оборона противника просматривается и простреливается до центральных ворот завода «Баррикады». Вот почему так важно было овладеть домом № 41. Бойцам из батальона Бербешкина это удалось. Гитлеровцы бросили против батальона значительные силы, окружили дом, но Коноваленко ввел в бой свой резерв, выручил окруженный батальон Бербешкина и продолжал наступление.

На главном направлении действовал полк майора Печенюка. По условному сигналу навстречу штурмовым группам его полка наступали подразделения полка дивизии полковника Горишного. Если бы этим полкам удалось срезать вражеский клин у основания, сплошной фронт между двумя дивизиями был бы восстановлен.

Под острием вражеского клина, в нишах крутого прибрежного оврага, находились четыре связиста контрольной станции «Ролик». Они слышали приближавшуюся стрельбу и приготовились к бою. Но драться не пришлось. К «Ролику» прорвалась штурмовая группа лейтенанта Чулкова из полка Печенюка, а через некоторое время прорвались автоматчики из дивизии Горишного.

На фронте шириной в пятьсот метров наши полки за день упорных боев продвинулись в глубину на двести метров. Совсем немного для обычного театра военных действий, но на «Баррикадах» эти штурмом отвоеванные метры были особенно дороги. Мы не только лишили противника возможности держать под пулеметным огнем правый берег Волги и получили относительно безопасную коммуникацию с тылами дивизии, но и установили, наконец, локтевую связь с соседней дивизией, выполнив приказ командарма.

Нетрудно представить нашу радость, когда в трубке полевого телефона прозвучал голос сержанта Кузьминского:

— Говорит «Ролик», товарищ «Первый», связь с соседом восстановлена. Как меня слышите?

Сорок один день мы не имели локтевой связи с главными силами армии, сегодня мы ее отвоевали.

По армейскому проводу, восстановленному через «Ролик», позвонил Н. И. Крылов:

— Командование армии приглашает вас, Иван Ильич, в удобное время прибыть на командный пункт армии. Предварительно позвоните.

На следующий день, когда новые позиции были достаточно закреплены, я доложил командующему армией, что могу вечером прибыть на командный пункт армии.

Пошел берегом Волги. По пути заглянул к связистам «Ролика». Выдержав длительную осаду, они чувствовали себя бодро, каждый хотел мне рассказать, как они вели бой и какие трудности перенесли, но это уже было в прошлом. У них была только одна солдатская просьба — разрешить им по очереди сбегать на несколько часов на остров Зайцевский и попариться в бане. Я, конечно, разрешил и невольно подумал, что сам тоже не отказался бы от такого удовольствия. Но и комдиву без разрешения начальства нельзя покидать «Баррикады». У связистов дождался Титова с Тычинским, и мы вместе тронулись в путь.

Нижний поселок завода «Баррикады» после боев.

Штаб армии располагался в блиндаже у самой Волги.

Около семидесяти дней мы не видели ни командарма, ни члена Военного совета, ни других начальников из штаба армии, командиров других дивизий, хотя воевали рядом. Такое на войне случается редко. Тем и понятней для нас трогательная встреча после долгих разлук. В блиндаже командарма мы увидели дорогих соратников, чьи боевые дела уже заслужили добрую славу в армии и народе. Кроме Чуйкова, Крылова, Гурова и начальника политотдела армии Васильева, в блиндаже были все командиры дивизий 62-й армии — Горишный, Соколов, Батюк, Гурьев, Родимцев.

Василий Иванович Чуйков пригласил нас к столу, и первую чарку мы выпили за доблестных воинов 138-й Краснознаменной стрелковой дивизии.

— Теперь рассказывай, как жил-воевал, — обратился ко мне Чуйков.

Меня окружили видавшие виды командиры. Их ничем не удивишь. Я только сказал, что 138-я била врага без передышки, а потому мы и не заметили, как в разлуке прошла осень и настала зима. Рассказа не получалось.

— Как это у них там все просто! — Василий Иванович с укоризной посмотрел на меня, но тут же его взгляд из-под густых бровей потеплел: — А чего тебе сейчас надобно, полковник? Есть у тебя к нам личная просьба?

— Есть! — поторопился я с ответом, вспомнив беседу с бойцами «Ролика». — Давно не был в тылах дивизии, надо побывать у артиллеристов, а заодно наведаться в баню. Имею я право хоть раз за три месяца по-настоящему помыться в бане? Чтобы с веником, с жаром…

Николай Иванович Крылов поддержал мою просьбу, сославшись на то, что подполковник Шуба заменит меня до вечера следующего дня.

После приема Военным советом армии с командного пункта я направился на левый берег Волги. Отменно помылся, крепко проспал всю ночь. Даже боль в желудке, донимавшая меня на «Баррикадах», на сей раз немного поутихла и особо не давала о себе знать. Хорошо отдохнув, утром направился к артиллеристам.

Пехотинцы на переднем крае не раз вспоминали добрым словом пушкарей и минометчиков. Теперь была возможность лично поблагодарить мастеров меткого огня. От батареи к батарее сопровождал меня командир артиллерийского полка майор Соколов. Перед выстроившимся расчетом одного из орудий он остановился, скомандовал:

— Федоровы, ко мне!

Не торопясь, но широким шагом к нам подошли два рослых артиллериста — молодой и уже в летах.

— Командир орудия сержант Федоров Петр явился по вашему приказанию! — доложил младший.

— Заряжающий — ефрейтор Федоров Василий! — представился старший.

Майор Соколов не без гордости пояснил:

— Отец и сын. Сын командует, отец подчиняется.

И тут, к досаде майора, получился конфуз. Старший Федоров обратился ко мне с просьбой перевести его в другой расчет. Косясь на сына, стал жаловаться:

— Служба службой, но уж больно суров сержант. Со всех один спрос, а с меня — вдвойне. Кому и втерпеж, а мне — никак.

Хотя я и сказал старшему солдату, что с таким вопросом он должен обратиться к командиру огневого взвода, однако, оставшись наедине с майором, посоветовал пойти навстречу заряжающему. Неудобно, видно, отцу подчиняться сыну…

Я снова встретился с артиллеристами Федоровыми, вручая им награды после боев в Сталинграде. Представляя награжденных, майор Соколов опять с гордостью докладывал:

— Отец и сын. Сын командует, отец подчиняется.

Старший Федоров виновато улыбнулся. Его, оказывается, перевели в другой расчет, но там, по разумению бывалого солдата, и порядок оказался не тот и сноровка в стрельбе иная, непривычная. Помаялся Василий Федорович, покаялся перед командиром взвода и снова попросился в расчет к сыну.

— А кто командовал в бою, за который награду получаете? — спросил я заряжающего.

— Сын командовал, сержант Федоров Петр.