Детство (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" - Страница 63

Вольдемар, ето так, сявка мелкая! Тявкнул на меня, да и забыл. Нормальная баба што бы сделала? Выставила б меня с дач, к примеру, по жалобе племянника. С глаз долой, как говорится. Жёстко достаточно, потому как заработка лишился бы, но по господским меркам адекватно.

Они, господа, такие — очень не любят, когда простолюдины што-то мнить о себе начинают! Вроде как только сверху говно валиться должно, а обратно ни-ни! Бунт!

Выставила бы, и ладно, а она околоточного из Москвы вызвала да натравила.

— У нас на раёне и за меньшие косяки головы проламывали!

Вырвалось вот так, и сижу, глазами хлопаю. Што за раён, откуда? А потом вдруг раз! И понятно. Оно с одной стороны и хорошо, а другой и обидно немного.

Я ж себя мало не из господ выводил, мнил о себе много. Потом-то да, помаленечку отрезвел. А тут разом, будто холодной воды из ушата. Не всё превсё вспомнил, и етого хватило. Не шпана Хитровская, но и не гимназист маменькин ни разу. Такой себе мальчонка из рабочева класса. Драчки раён на раён с арматуринами, гоп-стопы и прочая веселуха.

Тряхнул головой, отгоняя ненужные сейчас мысли о сословиях и прочем, да и призадумался. А может, тётушку ету Вольдемарову и тово? Стукнуть по голове? Убить, так сказать, кошмары свои, да в самом што ни на есть буквальном смысле!

И тут мне как вспомнился хруст сторожева черепа под железякой, да как поплохело! Только и успел, што с нар соскочить, да тут же и вывернуло.

Прибрал за собой, да и обратно сел. Убивать, значица, нельзя… но и ответочку нужно послать более-менее адекватную. В приют иль там в дом для умалишённых бабу ету отправить, на ето мне ни сил, ни тяму не хватит. А вот по имуществу, так почему бы и не да?

Околоточный ведь чудом деньги у меня не отобрал. А доля с бутовских? Не факт, што отдали бы, но теперь и не узнаешь!

— Значица, по имуществу, — Сказал тихохонько вслух, а в мыслях такое разное насчёт отомстить, но всё больше с огоньком.

Тридцать девятая глава

— Непростое дело оказалося, — Негромко рассказывал Федька, сидя рядышком на кортах и втыкивая раз за разом ножик в землю, — Вольдемар етот, он так, гимназист и есть — ни отнять, ни прибавить. Матушка из крещёных, из польских евреев. Так себе бабёнка — ни уму, ни серцу, только што смазливая до сей поры, да глаза бляжьи. Рога у ейного муженька, я так полагаю, со многими отростками. Не молодка, но ух! Муженёк ейный ниочёмный, только и радости, што отбрыск древнего дворянсково рода, мало не княжескова.

— А вот сестрица евойная та ещё щучка-сучка! — Федьку передёрнуло, будто от ушата ледяной воды, — По линии МВД муженёк ейный обретался, покойничек. Совсем чутка до енерала не дотянул в департаменте полиции, так-то! Так што сам понимаешь, как по льду весеннему ходили вокруг да около. Помер муженёк, да у ей связи остались, и немалые. Да говорят, што и сама непроста.

— Умна?

— Не то штобы, — Он задумался, — Нет! Точно нет, не слышал ни разу, штоб про ум говорили. Вот хваткая, ето да! И енергичная не по-бабьи. Не стеснялася в дела мужнины влезать, и вообще — под каблуком ево держала. Потому и знает всех, да и вообще — структуры и как што работает. Дочка у неё одна, так в Питербурхе живёт, замужем за солидным чином по дипломатической части.

— Состояньице у вдовы неплохое, — Усмехнулся он криво, углом рта, — ну ето как обычно! Был мало не голожопый чиновник в начале службы, а у вдовы особнячок в Москве, да парочка домов доходных, и бог знает, што там ещё! Глубоко по деньгам не копал, да и не полезу, потому как не справлюсь, не моя епархия.

Мало не полчаса он рассказывал обо всех родственниках и контактах Вольдемара, выкладывая заодно написанные на бумажке имена, адреса и всё-всё-всё.

— Так што с тебя пятьдесят рублей, — И Федька приготовился к торговле, сильно удивившись тому, што я молча отдал ему деньги. Жалко! Но делаю морду кирпичом — вроде как и не свои, а неведомых Иванов.

— Сильная работа.

— А то! — Он задрал нос, — Ты тово… порекомендуешь?

— Преувеличиваешь ты моё значение, — Вздыхаю, подымаясь с кортов.

— Я? — Морда у Федьки удивлённая, — Да после «Мы ребята-ёжики» все огольцы за тебя готовы ково угодно на лоскуты, а тута ещё и новая, куда как задушевней!

Распрощался скомкано, и вот ей-ей — стыдно почему-то! Ветролёты ети тоже не сам придумал, а вроде как и нормально, ни капельки стыда в груди не ворохнулось. А песни, ну будто мёртвых обкрадываю! И ведь говорил уже, што не сам придумал, а только обрывки куплетов собрал, но нет! Поет я теперь Хитровский, и всё тут. Наше всё практически.

Особо не обольщаюсь. Слава Хитровская, она такая — с душком и гнильцой. Севодня на груди рубаху рвать будут, а завтра не погнушаются по голове тюкнуть, штобы денежки забрать.

Поговорил с Федькой, да и во флигель к себе. Плюхнулся на нары, и думы думать под разговоры алкогольные соседей моих. Они севодня набрались изрядно, но нормально так сидят, без драчек и симпосиумов с феминами. Так, разговоры философские разговаривают, всё словечки норовят поумней ввернуть да цитаты цитируют.

А к месту иль нет, об етом особо и не думают. Как по мне, так не умственность показывают, а осколки образованности былой.

С тётушкой етой хотел было пакостей всяких понапридумывать. Ну там — кошек дохлых, завонявших, через забор перекидывать. Письма гадские слать, объявления в газеты нехорошие от её имени.

А она, щучка-сучка етакая, по МВД идёт. Здесь вам не тут, осторожно надо — штобы раз, и всё! Один удар, и штоб за всё сразу отомстить! С огоньком надо.

Как нарошно, в голову полезла ерундень всякая. Выстрелить в неё из револьвера в упор, а потом гордо сдаться в полицию и на суде как обвинитель, а не как обвиняемый, всё провсё рассказать! Штоб знали!

Просто в газету пожаловаться и компанию противу неё развернуть. Свободная пресса противу режима!

Огненными стрелами поджечь дом. Я ж в Бутово и луки делал, вроде как индейские. Не так штобы они пошли хорошо, но мал-мала научился не только делать, но и стрелять. И так мне ето показалось завлекательно! Стою я такой в индейском уборе из перьев, и стрелами — ж-жух! Ж-жух! Смерть тебе, бледнолицая собака!

Я ажно себя по щекам побил, штоб ерундень ету из башки выбить, да не шибко и помогло. Потом глянул… батюшки-светы! В изголовье-то нар книжки стопками лежат, да все такие, што приключенистые! Я ети дни учиться толком не мог, так што забивал себе голову тем, што под рукой и было.

Взял карандаш и бумагу, да и начал записывать всё, што в голову пришло.

Пресса? Ерундень по большому счёту. Дело ни разу не очевидное, продую тока так! Да и не возьмутся газетчики, потому как опять же — неочевидно и неинтересно.

Стрелы? Здеся можно, но… нет! Крыша железная, так што и толку не будет. А я не Робин Гуд, штобы стрелой в форточку зафигачить, да ещё и зажигательной.

Револьвер? Сразу нет! Я не пострадать хочу, а отомстить — да так, штоб на меня и не подумали.

Дрон. Какой дрон? В голове всплыла картинка ветролётов, но только управляемых. Ехе-хе… хреново пока с управляемостью! Дронов, то биш ветролётов, по Москве пруд пруди, на все вкусы и кошельки. Лубяные, из гуттаперчи, плотной бумаги и бог весть чего! От двух копеек за лопасть, если бумажная, до полтины за гутаперчь. Такие деньжищи, и мимо!

Помечтал немного, как ветролёты летят, сбрасывая на дом тётушки МВДшной напалм. Оттуда мысли перешли на сам напалм, и я уж было начал ломать голову, вспоминая рецепт. Што-то там с бензином или керосином…

Интересная штука! Но експерименты, они тово, уединения потребуют, а ещё сообщников. Покупать всяко-разное в аптеках, так запомнят небось! Воровать — не запомнят, но рискованно, потому как не вор ни разу. Да и глупо взламывать што-то из копеешных мелочей.

А в голове вертится почему-то, што есть решение проще. Замер снова, как тогда, да и вытянулся весь, только головой едва веду, да глазами. По соседям своим пьяненьким, по вещам своим, по… Точно!