Детство (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" - Страница 35

— А вот вы могли бы и на обрате.

— Копейки, — Вздохнул старший Гвоздь, — Сколько тех дачников.

— А копейка с рубля за хороший совет? — Спрашиваю, и голову чутка набок, и молчу, глаз не отвожу. Оно конешно не слишком-то вежественно — взрослый ведь мужик, да ишшо и староста.

Зато сразу понятно — сурьёзный разговор, а не детская ерундень. Попялилися, значица…

— За денежный совет не жалко.

Киваю ответно — как же, уважили! Хтя енто канешно так, ерундень. Не сильно-то и верю, что расстанутся хучь с копейкой в чужую пользу. Выйдет, так и выйдет, а не выйдет, так хучь обидку енту бутовские таить не будут.

— Там сейчас епидемия настоящая, — Снова прикладываюся к крынке, — будто сдурели все. Бегают со щитами, играются во всяких басурман. Спектакли ишшо хотят поставить про енту… древлееллинскую жизнь. Вот прям сейчас штоб, так может и немного заработаете. Так только, антирес поддержать да руки набить на поделках таких.

Вгляд старшего Гвоздя построжел, енто он и без меня знает. Эх… хотелося вовсе издали, да закругляться пора!

— Зато меньше чем через месяц детвора господская в гимназии вернётся, да и рассказывать друг дружке начнут, кто как летом отдыхал. Потом выйдут, а тута вы, бутовские. Да на возах щиты енти со шлемами и прочей харахурой. Што, не купят!? Да штоб не у одной гимназии, а прям вот у каждой, а?!

— Хм… — Степан Васильевич смял бороду в кулак, — хм… смотрите, никому тогда!

— Даже научить могу, — Пожимаю плечами, — сам не то штобы мастер, но кой-какие хитрости подскажу, што сам понял. Всё проще.

— Далеко пойдёшь, — Серьёзно сказал староста, пожимая мне руку, — если не прирежут.

До самого вечора почитай помогал, ажно умаялся. По хорошему, такие работы от тёмнышка до тёмнышка делают, но то по хорошему. А когда землицы не то штобы в обрез, но и не вдоволь, а рук рабочих с избытком, то всё, закончили. Не так штобы богато сена получается-то. Назад когда шли, прикинул, што и сколько.

Я так мыслю, бутовски ишшо и докупать придётся, не то скотина по весне на вожжах будет стоять, к стропилам привязанная. От бескормицы-то.

— Не устал? — Пхнул Гвоздь в плечо.

— Неа, — Улыбаюся. Пусть и не дружок, всё ж приятель, да и просто живой чилавек. Сложно бирюком сидеть, да только и поделками для дачных господ заниматься. Енто поначалу робинзонить интересно было, после Хитровки да больницы, где один никогда и не оставался. А так тяжко без живой души рядышком.

— В бабки[58]может?

— А и давай! — Загалдели вокруг бутовские мальчишки.

— Егор, ты как? — Особливо отмечает, во как! Лестно.

— Ага! Биток у меня всегда с собой, бабки-то одолжите?

— Канешна!

Подхватив кто грабли, кто вилы, унеслися вперёд, пока взрослые шли степенно, ведя свои неинтересные разговоры.

Кон расставили на улочке у избы старосты. Расставили бабки, Ленка Жердева ногой провела черту, от которой метать, и начали.

— … заступ, заступ! — Мало что не за грудки хватает Сомик другого игрока, даром что сам слабосилок мелкий. Горяч!

— Не было! — Орёт Ленка, она вроде судьи — как чилавек, который не играет сама, — Што я, слепая? Был бы заступ, так сразу сказала б!

— Слепая и есть!

— Моя очередь метать. Подкинув в руке залитую свинцом битку, примеряюся.

— Ну! — Не выдерживает один из супротивников.

— Гну! Под руку-то ори!

Снова примеряюся, и наконец кидаю, вытянувшись мало не в струнку. Залитая свинцом кость сшибает одни ударом две стоящие попарно бабки — гнездо, значица.

— Есть! — Довольный Гвоздь забирает их в нашу кучу, лыбится стоит. И мне азартно, ажно плясать хотца! Еле сдерживаюся… хотя зачем? Под смешки выдаю несколько коленец.

— Могёшь! — Восхитилась одна из глазеющих девок, што постарше, — Такие плясуны хорошие, они и в… — Наклонившись к подруге, она што-то говорит той на ухо, и та как дала смеяться! Тьфу! Кобылы! Начала, так оканчивай, а то ишь, секретики!

На шум вышли господа, которые из скубентов, двое. Они у старосты клетушку на лето снимают. Такой себе холодничок — ни уму ни сердцу, а пять рублёв за лето отдай! Питание отдельно. Копеечка к копеечке!

Почитай все бутовские так подрабатывают. Не пито не едено, а денюжка! Кто холоднички выстраивает специяльные, кто нормальную избу по соседству, а бывает, што и просто угол сдают. Ну енто кто победнее да пожаднее, так-то чужой чилавек в дому, оно как бы и не тово.

Оно б мне кто взялся объяснять в Сенцово, што господа нищие бывают, так и не понял бы. А на Хитровке насмотрелся. Вроде как и нищий, в отрепьях весь, а всё равно из господ! Гимназию окончил — значит, право на классный чин имеет.

Купец же иной хучь в сто раз богаче и умнее будет, а хренушки — не учился коли в господских специяльных школах, то и права на чин не имеет. «Степенство», а не «благородие», так-то.

И скубенты енти сейчас сами мало што не зубы на полку, а господа! Шинелишки старые, фуражки тож, едят через раз, а выучатся, так ух! Квартиру снимать будут, а не угол какой. Служанку наймут — штоб готовила-убирала, значица. Ну и жить с ей, куда ж без тово?

Школы енти специяльные, да учителя домашние, оно ж не просто так. Говорить с иным начинаешь, так у их мозги по-другому устроены. Не просто латыни всякие тама знают, а вообще. Вроде и рядом живут, среди чилавеков, а чужинцы как есть!

Постояли-постояли скубенты, за нами наблюдаючи, а потом один, который длинный, вперёд шагнул.

— Нас с товарищем в игру примете?

Переглядываемся… Оно как бы и да — бабки игра такая, што и енерал Суворов, говорят, с ребятишками играть мог, и в укор иму такое никто не ставил. Но как бы и тово…

— Бабки-то есть? — С сумлением в голосе спрашивает Гвоздь.

— Только биток, — Улыбается длинный, Сергей Сергеевич, — да и то по старой памяти больше, как талисман. Но мы выкупим у вас часть бабок, вы не против?

— Да как бы и пусть, — Пожимаю плечами, пока старостёнок сумлевается, Гришка Кузнецов тоже.

— А… пусть! — Соглашается Гвоздь.

Скубенты, который Сергей Сергеевич и Анатоль, играли плохо и вскоре продули.

— Да уж, — Видно, што им досадно, но с деньгами туго, по карманам не шарят и отыграться не просят. Ну и то! На гривенник почитай бабок купили, да и все их продули, худо ли!

Отошли в сторонку и сели просто глазеть. Анатоль который, ён в избу сходил, да книжку было принёс.

— Всё к девкам подкатывает, — Засмеялся Гришка негромко, — умственность показывает! А што умственность-то дурная, когда остального нетути, да и замуж не зовёт? Так, пустозвон дурной! Башка чисто колокол треснутый — вроде как большая и гул стоит, ан сразу видно, порченый!

А я как книжку увидел, так мало што не затрясся! Оливера-то Диккенсова прочитал уж, потом арифметику и листы разрозненные, но прям не то. Оливер-то, ён интересный, а енто так, даром што тоже буквы, хучь и другие. Игру бросил, да и подбираюся поближе, значица.

— … а это, милые девы, — Разливается Анатоль как тот соловей, что каркает, — великая поэма слепого певца Гомера… чего тебе, мальчик?

— Книжку поглядеть хотел, — А самого такая робость одолела, што прям я не я! И руки, значица, о порты обтираю — после бабок-то.

Видно, што Анатоль ентот не сильно-то и хотел книжку давать. Но тут дело такое — мы ему навстречу пошли, с бабками-то, теперича и должок как бы.

— Читать-то умеешь? — Насмешка в голосе вот прям чуйствуется.

— А как же! — Меня ажно вскинуло.

— Понимаешь, мальчик, — Анатоль, почуяв внимание, затоковал, постоянно поправляя очёчки, — есть книги, более подходящие тебе по возрасту и интеллектуальному развитию. Ещё в семьдесят пятом году в «Новой Азбуке» напечатали рассказ «Филиппок» под авторством графа Льва Николаевича Толстого. Боюсь, «Илиада» окажется несколько сложной для твоего понимания.