Детство (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" - Страница 32

— Какое прелестное дикарское ожерелье, Фаина, — Сказал та, что беленькая — с лицом, похожим на козью мордочку, — и как уместно оно на этом молодом человеке!

— Хи-хи-хи!

Обступили ишшо тесней, и ну трогать! Одной пончо антиресно, вторая за ожерелья трогает, третья копьецо в руках вертит. А сами, невоспитанные такие, и не представилися!

— Пойдём, — Поманила меня рукой щекастая, и уже сторожам — пропустите!

Народу на дорожках пока немного, рано ишшо для дачников. Крестьяне в это времечко успели уж спины наломать, да обедать усаживаются, а енти токмо на веранды выползают, зеваючи. Известное дело, господа!

Козьемордая с подружкой маски у меня взяли, и ну бегать вокруг, дурачася. Кобылы здоровые, а туда же! Но пусть, енто маркетинг и реклама. Полезно!

— Смотри, Марочка! — Смеялася одна, всё прячася за мной, — Я злобный абориген-людоед из далёкой Тасмании! Буу!

И из-за спины у меня высовывается, воздухом ухо щекотит. Приятственно!

Наконец привели меня к дому — большому, но такому несуразному, что сразу видно — холодничок, зиму в таком не переживёшь. Места вроде и много, а бестолково всё, не по уму. В сам дом заводить не стали, но оно и понятно — где я, а где они!

На веранде хлопотала немолодая, никак не меньше двадцати пяти годков, служанка, накрывая на стол и поглядывая в мою сторону неодобрительно. Пожилой толстый господин сидел с книжкой поверх уложенного на коленях живота и любопытственно поглядывал на нас. Щекастая Фаина переглянулсь с им, вроде как незаметно для меня. Маскировщица!

— Мальчик, что ты хочешь за эти безделушки? — Голосок такой презрительный, что прям фу ты ну ты!

— И-эх! — Сымаю шапку и вручаю козьемордой, — Спешите видеть! Атракцион! Неслыханная щедрость против уникальной жадности! Спешите делать ставки!

Господин в голос расхохотался. Будь он из мужиков, я бы сказал — заржал конём. Но господа, они завсегда смеются, даже когда ржут.

Фаина нахмурила брови, пока подружки её смеялися заливисто, друг за дружку держася.

— И-эх, госпожи хорошие! Нешто не войдёт абориген из лесов бутовских в положение конкистадоров иноземных! Поиздержалися в пути, нетути золота и серебра, обнищали совсем. Но мы, индейцы свирепые лесов здешних благодатных, принимаем в оплату всё! Могём медью звонкою, могём одеялами иль рубахами, топорами и ножами, да хучь и солью!

— Честная мена! — Усмешливо сказал господин с веранды, картавя так же, как его дочка, — Ну что, Фаина?

Щекастая оглядела меня и кивнула, прищурив и без того небольшие чёрные глазки.

— Пойдём-ка! — Поманила она меня к сараю коротки пухлым пальцем, где взяла топор, держа так неловко, что ясно — чуть не впервые струмент схватила, — Меняю топор железный, кузнецами умелыми скованный, на все твои топоры каменные, поделки неудачника криворукого.

Подруги её тут же вертятся, смеются.

— Ах, милая барышня-рыцарь из конкистадоров заморских, — Кривляться я умею не хужей, чай на Хитровке таких умельцев побольше, чем в гимнасиях водится! — Поделка фабричная противу оружия священного, в речке-говнотечке освященного, по завету предков сделанного!

Торговалися мы долго, чуть не цельный час на потеху публике. К подружкам ейным ишшо какие-то девки присоединилися, да детвора всяка-разная. С ними няньки-мамки-бабки-дедки. Соседи и знакомцы, я так мыслю.

Крутились-вертелись, вопросами раздёргивали. Некоторые пыталися купить у меня, но господин с веранды осёк их:

— Это неспортивно, господа.

Ах ты, думаю, скотина такая! Чилавек денюжку пытается заработать на пожрать, а тебе неспортивно! Но смолчал, чего уж там, только торговаться злее стал. Но и Фаина картавая тоже не лыком шита, всякого хлама в ответ наменяла немало.

— Мусор на мусор! — И смеётся!

— Ещё приходи! — Попросила меня козьемордая, — Я велю сторожам, чтобы тебя пускали!

— Как только, так сразу, милая барышня, — Ответствую со всем вежеством, складывая наторгованное в корзинчатый короб и закидывая его за спину.

Пущай денег и ни хренинушки не получил, как мечталося, но то ерунда! Главное, теперича меня на дачи велят пускать, так-то! Да и наменянное — пущай хлам на хлам, оно девка верно сказала-то. Но топор теперича имеется, одеяло и вообще всяко-разного.

С дач шёл так быстро, как только можно. А вдруг! Это с бутовскими у меня договор, а тот же смотритель станционный иль сторож — догонит, да и заберёт добро! Оно ить топор иль одеяло старое, всякому сгодятся! У сироты-то.

До балаганчика дошёл пока, так совсем умаялся и запыхался. Занёс короб вовнутрь, да и начал вещи доставать по одной. Смакую, значица!

Перво-наперво почти с четверть мешка муки ржаной. С жучками, канешна, иначе так бы и отдала служанка! Ништо, сгодится. Потом топор — хороший, без изьяну, ручку только поменять да ржу соскоблить. Одеял — два! Одно с дыркой прожженной, но заштопано хорошо, второе почти новое, только протёрто сильно. Портки — большие, никак господина тово пузатого? Сгодятся! Нитки с иголками тоже наменял, перешью! Бутылок стеклянных несколько — не знаю пока, для чево, но сгодятся. Кастрюля помятая, но годная, будет теперь в чём уху варить!

Пробка ишшо от графина, хрустальная. Красивая, страсть! Расчёска поломата, зато ишь ты, из сандалового дерева. Пахнет!

Отдельно несколько книг, на растопку отдали. Одна хорошая, только страниц половины не хватает и обложки, щенком погрызена, арифметика с простейшими уравнениями. Другая новая почти совсем, только хранилася видно плохо, страницы все набухли от влаги да послипалися. Adventures of Oliver Twist. Dickens. Ну и вовсе хлам, что только зад подтирать.

Разложив всё добро так, штобы в глаза бросалася, вздыхаю счастливо. И-эх! Сказала бы тётка сейчас, что дармоед! За один-то день такое богачество!

Прошёлся вблизи, насобирал грибов да случайно подбил молодую утку, не вставшую ишшо на крыло. Специяльно хрена бы вышло, а тут на тебе! Не день, а прям-таки Рождество с именинами!

Сидя перед пристроенной на огонь кастрюлей, помешиваю изредка, добавлю што надо, да в книгу поглядываю.

«Глава I

повествует о месте, где родился Оливер Твист, и обстоятельствах, сопутствовавших его рождению.

Среди общественных зданий в некоем городе, который по многим причинам благоразумнее будет не называть и которому я не дам никакого вымышленного наименования, находится здание, издавна встречающееся почти во всех городах, больших и малых, именно — работный дом. И в этом работном доме родился, — я могу себя не утруждать указанием дня и числа, так как это не имеет никакого значения для читателя, во всяком случае на данной стадии повествования, — родился смертный, чье имя предшествует началу этой главы.

Здорово ведь пишет, а!? Дура, што отдала, небось и не читала даже! Хотя… известное дело, господа! Все они с придурью.

Двадцать первая глава

Козьемордая налетела на меня у самого входа на дачи, схватив за руку и потащив было за собой, но несколько шагов спустя остановилась, будто запнувшись.

— Почему так долго не приходил, мальчик?! — Голос такой недовольный, будто мужа после загула встречает, — И что это у тебя?!

— Доспехи, барышня, — И глазами на неё луп-луп, кругля их старательно. Известное дело — перед лицом начальственным вид нужно иметь лихой и придурковатый.

У крестьян так издавно заведено — не можешь коли сопротивляться чему, барин там приехал, исправник иль чиновник какой? Шапку долой, кланяйся почаще и невпопад, да мало что слюни не пускай, будто блаженный.

Перетянут плетью по хребту раз-другой, да и плюнут на дурачка. Не всегда, канешно, но часто так бывает. И остаются крестьяне при своём, а баре с таком восвояси уезжают. Правда, и у бар на такое свои хитрости есть.

— Я вижу, что доспехи! — А голосок такой начальственный, вот её мужу-то будущему не свезёт! — Почему доспехи? Маски где? Пончо?