Невеста на убой (СИ) - Риззи Татта - Страница 31

Неожиданно яркий белый огонек зажегся вдали. Он был похож на холодную звезду, которая отчаянно взывала ко мне. Я сделала шаг, за ним еще один и еще. Свет становился все ярче. И я побежала. Побежала прямо ему навстречу, подгоняемая каким-то нелепым любопытством и надеждой, что он приведет меня куда-то, где мне очень надо оказаться. В один момент он вырос прямо на моих глазах. Шаг, и я уже стояла рядом с ним. Только это уже была не звезда, а большая светящаяся воронка. Не задумываясь, я протянула к ней руку и коснулась кончиками пальцев. Свет окутал все мое тело, ослепил, а затем исчез.

Я стояла на пороге ветхой деревянной лачуги. Было темно, в горнице горела только одна маленькая лампада. К потолку была подвешена резная колыбель, застеленная белыми кружевными тканями. Возле нее сидела женщина с черными как смоль волосами. Она слегка покачивала ее и напевала уже знакомую мне песню:

– Ветер-проказник, не шали,

Ветки деревьев не тереби,

Иди в поле, там много ржи,

Ты колоски ее к земле преклони.

Пусть колоски прошепчут земле,

Сколько звезд воцарилось во тьме,

Пусть ей расскажут и о луне,

О белолицей расскажут во сне…

Дверь горницы отворилась прежде, чем я успела заглянуть в колыбель. На пороге появилась Гладия, со своей копной седых волос, которые, как и плечи, были покрыты толстым слоем снега. Она брезгливо стряхнула его на маленький, местами вытертый до дыр коврик, и перешагнула через порог, не забывая оббить об него длинные войлочные сапоги.

– Тише, сестра, ― взмолилась женщина возле колыбели.

Она подняла голову и укоризненно посмотрела на гостью. Я ахнула. Передо мной сидела Нирая! Только лет на двадцать, а то и тридцать моложе.

– Он только уснул, ― ласково добавила она и поспешила проверить младенца. Маленькое круглолицее чудо, сладко посасывая палец, слегка поморщилось, а затем, немного поерзавши, вновь предалось нежным сновидениям.

– Как он сегодня? – спросила Гладия, проходя в горницу и пристально вглядываясь в лицо ребенка.

– Хворь отступила, ― улыбнулась Нирая. Она бросила взгляд на плечо сестры, где меховая мантия скреплялась брошью в виде зеленного паука: ― Он тебе идет.

– Да, ― угрюмо отозвалась та.

– Ты совсем не рада? Мне казалось, что ты мечтала занять место матери?

– Не я должна была занять ее место, Нирая, ― Гладия с грустью покосилась на сестру, а затем вновь устремила печальный взгляд на младенца.

– Нет, ― испуганно воскликнула та: ― Нет! Гладия, ты же знаешь! Прошу, все должно оставаться так, как есть.

Гладия положила руку на плечо сестры, Нирая крепко сжала ее ладонь, продолжая вопрощающе смотреть в ее глаза.

– Не губи, Гладия!

– Не я твоя погибель, Нирая, а твои страхи.

– Сильные в этом мире долго не живут, вспомни нашего отца. Мать всегда говорила…

– Наша мать была трусихой!

– Не говори так! – Нирая возмущенно привстала. – Благодаря ее осторожности мы выжили!

– Разве это жизнь? Нирая, посмотри вокруг! Мы любого шороха боимся!

– Пока они думают, что мы слабы – нас не трогают.

– Не трогают? – ухмыльнулась Гладия. – Лучше скажи, не добивают!

– К чему этот разговор? – Нирая сдвинула брови и приблизилась к сестре вплотную. Она нежно провела рукой по ее щеке, а затем притянула лицо к себе, соприкоснувшись лбами. – К чему нам огласка, коли мы и дня после нее не проживем? Все ринутся к нам: колдуны, оборотни и… драконы. Они все нападут. Наших сил не хватит. Так к чему, скажи мне?

Гладия зажмурила глаза и поджала губы. Выражение ее лица было преисполнено боли и отрицания. Она насилу сглотнула их, словно пытаясь переступить через себя, и ответила:

– Ни к чему.

– Вот видишь, ― улыбнулась Нирая и растаяла в темноте.

Я снова очутилась в окружении черной пустоты, снедаемая любопытством. В голове крутился ворох вопросов, и казалось, что ответ совсем рядом… Было такое чувство, будто я уже его знаю, просто никак не могу преобразить в слова.

Передо мной вновь вспыхнул свет. Я тут же бросилась к нему. Всего три шага ― и яркая точка уже превратилась в большую воронку. Одно касание ― и меня вновь унесло.

На этот раз я очутилась на том же поле, на котором еще недавно резвились дети. Только теперь здесь уже были не они. Передо мной стояли подростки – мальчишки лет тринадцати: черноволосые, худощавые, с изобилием странных витиеватых татуировок на руках. Их глаза сияли подобно драгоценным изумрудам, и это было единственной роскошью в их внешнем виде. Потертые серые штаны, местами латанные майки того же цвета. Их легко было принять за нищих, но весьма счастливых. На их лицах красовалась широкие улыбки, доносился громкий и звонкий смех. Солнце припекало, легкий горный ветерок своими редкими порывами словно снимал излишки летнего зноя. Зеленый луг, прореженный яркими цветами, добавлял красочности беззаботной картине.

– Пойдешь к ним? – раздался женский голос за моей спиной.

Я обернулась. Позади стояла Нирая, рядом с ней поникший мальчонка. Пригляделась к пареньку, и меня передернуло. Передо мной стояла маленькая версия Люки! Точь-в-точь как он, только лет десяти.

– Зачем? Опять слушать насмешки? – шмыгнув носом, ответил паренек.

Нирая с грустью посмотрела на сына.

– Так надо, дорогой. Не серчай, ― с любящей нежностью произнесла она и взъерошила его и без того растрепанные волосы. Он отмахнулся и, бросив в сторону ребят колкий взгляд, преисполненный ненависти и зависти, направился в другую сторону.

Нирая подняла плетеную корзину, полную васильков, и последовала за сыном.

Мы шли неспеша вдоль узкой тропинки, изредка огибающей упавшие с гор каменные глыбы. Видимо, оползни здесь были делом нередким. Из-за очередного камня показалась молодая женщина крепкого телосложения. Рукава ее белого платья были закатаны под самые плечи, толстая русая коса, перекинутая через плечо, была заправлена за красный тряпичный пояс и несколько раз через него перемотана, для пущей верности. На другое плечо женщина взгромоздила вилы и косу, что были почти с нее ростом. Вид у нее был весьма запыхавшийся, не говоря уже о слое пыли на лбу и щеках, что изрядно поблескивали в свете солнечных лучей.

– Умаялась, Серафима? – сочувственно спросила Нирая.

– С рассвета тут корячусь, ― пожаловалась женщина.

– Тяжело тебе.

– Еще бы, это тебе не легкое дело ― траву косить да в стога собирать, ― с долей брезгливости отозвалась Серафима.

– Зачем ты так?

– А почему бы и нет? Это же явно не цветочки для муженька в поле рвать, ― усмехнулась та, покосившись на корзинку.

– Ты же знаешь, что лихорадит Радинара уже третью неделю.

– Ага, а дела твои на наши плечи легли, ― рот Серафимы искривился в презрительной ухмылке. – Коли бы мой муж заболел, никто бы и не подумал меня с работ снимать. А ту-у-ут. Ну, как же по-другому, сестра главы клана, как-никак.

Люка злобно оскалился, и от Серафимы это не укрылось.

– Вон еще, с сынком нянчиться надо. Опасно для слабенького одному-то по горам бегать, никуда не денешься. Вот и ленишься ты, Нирая, день ото дня. Смотри, от скуки плесенью покроешься!

– Ты же знаешь, что это такое, когда колдун слабым рождается? – сдвинула брови Нирая и с недопониманием уставилась на нее. – У самой дочь такая была…

– Была, ― цокнула со злобой Серафима, ― да померла! Не тебе мне напоминать! Я за ней хвостом не ходила! Не перекладывала дела на других!

– За это, видать, и поплатилась, ― вытянув горделиво шею, огрызнулась Нирая.

Глаза Серафимы засияли еще ярче, лицо искривилось в неистовой ненависти, она отбросила в сторону вилы с косой, приблизилась к обидчице и, брызжа слюной, прорычала ей прямо в лицо:

– Да как у тебя язык повернулся!

– Никто тебя не заставлял, Серафима. Ты сама с хворой сидеть не пожелала! Недосмотрела – твоя вина! А мне сын дорог!

– Да, ты ж! – Серафима замахнулась на Нираю. Та быстро отскочила назад, подтягивая за собой сына за шиворот, Люка еле устоял на ногах. – Видать, мать рано померла, ума так и не вбила? Ничего, я поправлю!