Возвращаясь к себе (СИ) - Нежина Лия - Страница 6

— Ух ты!

— Максим, — начинаю с чувством, серьезно, как будто на переговорах с клиентом беседую, — понимаете…

— Давай на «ты», — перебивает он, и меня обдает густыми спиртовыми парами.

— Не важно, — пытаюсь отодвинуться.

Он пододвигается, нагло заглядывая мне за блузку и вдруг притягивает к себе.

— У меня, оказывается, соседка такая… — не обращая внимания на сопротивление тянет меня в квартиру.

— Максим, отпустите, с ума вы сошли!

— Посидим, поговорим… — шепчет он мне в шею, похотливо лапая спину, больно выкручивая руки.

И я понимаю, что еще немного и он затащит меня в квартиру, а там мне уже никто не поможет.

От этой мысли по спине бежит холодок. Не медля ни минуты, бью этого пьяного козла ногой в пах, он отпускает мои руки, и я мчусь сломя голову вниз по лестнице. Влетаю в квартиру и закрываю дверь.

Алексей

Люблю осень. Мозги, наконец, перестают плавиться, работается спокойно, люди адекватные. Серьезное дело стараюсь начинать именно осенью.

Уже неделю я думаю, что делать с «Атакой». Стоит — не стоит ввязываться. Там потребуются серьезные вливания. Бывший владелец размахнулся и не смог завершить проект — деньги кончились. Бар мне достался дешево, в кризис, но чтоб заработал и начал приносить прибыль, боюсь, нужно в 2 раза больше.

Можно, конечно, попросить у отца, он не откажет, но, во-первых, я и так ему должен, во-вторых, у отца давно другая семья, дети. И, в принципе, я рад за него, обидно только за мать. Она-то с ним прошла огни и воды, нищету, а он, как встал на ноги, нашел себе помоложе.

Нас он, правда, никогда не бросал, деньги давал стабильно, и все ее лечение оплачивал. Но именно болезнь матери не могу ему простить. Цветущая 35-летняя женщина за несколько месяцев сгорела от рака. Врачи тогда честно сказали: стресс, нервное потрясение, обеспечить покой.

Какой, к черту, покой, когда она каждую ночь выла в подушку, думая, что я сплю и не слышу! После ее смерти я плюнул на все: на учебу, хоть перспективы были отличные, и отец уже выбирал для меня вуз покруче, на футбол и музыку. Все покатилось под гору. Тогда сделал первые татуировки на руках. Из-за них-то в гимназии и устроил драку. Потом опять же отец пристроил в школу, где директором был какой-то его приятель. Вот за это я ему благодарен. Там была Лиза.

Я не сразу обратил внимание на невысокую скромную девчонку, вечно одетую как из секонд хенда. Понравился только прямой умный взгляд без кокетства. А однажды услышал, как она читает стихи. Что это было? По-моему, Блок, что-то про девушку и церковь. Я, кажется, рот открыл от удивления, так меня поразила эта недотрога.

Она мне напоминала мать, хотя внешнего сходства не было совсем. Мать была яркой брюнеткой. Короткое каре, гладко уложенные жесткие волосы. Мне от нее достались такие же. Однажды стригся в парикмахерской, мастер удивлялся: «О вашу проволоку ножницы можно сломать!».

А Лиза — вся тоненькая, изящная с пушистыми вьющимися волосами. Как она только их не прятала, на висках они все равно выбивались и вились мелкими кольцами.

Она была такая же добрая, наивная, как моя мать. Я заговорить, прикоснуться к ней не мог — запачкать боялся. Еще мамаша ее, мегера. Сам я ее только пару раз видел, но ребята рассказывали, что она Лизу как в тюрьме держит.

Думал: на выпускном приглашу на танец и предложу встречаться. А она взяла и не пришла. Вот я тогда напился! До сих пор вспоминать тошно. Хотел идти к ней под окна, хорошо, отец приехал, не пустил, привел в чувство. Тогда решил: если уходит — значит, не мое.

Встреча в клубе всколыхнула что-то. Вот и с «Атакой» решил разобраться: надо оно мне вообще или нет. В понедельник созвонился с Ивашкиным, договорился о встрече. Пусть проект разработает, обсчитает затраты, а там посмотрим.

Через неделю Ивашкин пригласил в офис.

Бреюсь, собираюсь тщательно, как на свидание. Зачем? Из-за Лизы? Психую и стягиваю пиджак, одеваю привычные джинсы, майку, кожанку и выхожу из квартиры.

Садясь в машину, любовно поглаживаю руль своей БМВ. Пашка только в среду соизволил пригнать мне ее. Приехал довольный такой, сияющий, глаза пьяные, видно, Милка постаралась.

Офис Ивашкина находится в многоэтажке почти в центре города. Прохожу на ресепшн, где на меня удивленно смотрит худющая длинноногая секретарша в закрытом прямом платье с фигурой, которую в народе называют «доска». Невольно задерживаю на ней взгляд чуть дольше обычного: когда она поворачивается ко мне спиной, не вижу разницы между передом и задом.

— Здравствуйте, — мурлычет она. — Вам назначено?

— Добрый день. К Сергею Николаевичу по поводу проекта.

Она, больше ничего не спрашивая, по-видимому, смущаясь моего бандитского вида, звонит Ивашкину и просит меня пройти в его кабинет.

Первое, что вижу, открывая дверь, — удивленно распахнутые глаза Лизы. Ивашкин сидит в кресле и что-то показывает ей на мониторе компьютера, она рядом на стуле. Сейчас она совсем другая: волосы подняты, шея открыта, стиль одежды деловой. Кажется, оба удивлены.

— Добрый день, — невозмутимо прохожу и протягиваю Ивашкину руку. — Я по поводу «Атаки»…

— Ааа…, - он выглядит удивленным и долго не подает руки, рассматривая меня. Наконец указывает на кресло.

— Проходите. А я думал, владелец сам приедет…

Капец! Они за кого меня принимают! Ладно, будет мне урок.

Вдруг до Лизы доходит:

— Романов Алексей Викторович? — смотрит на меня во все глаза.

— Угу! — киваю я.

— Сергей Николаевич, — Лиза считает нужным оправдываться. — Мы с Алексеем Викторовичем учились вместе в 11-м классе. Вчера случайно встретились в клубе, но я и представить не могла…

Ивашкин, похоже, тоже понял свою оплошность:

— Я прошу прощения. Сразу не узнал. Мы вас ждали. Приступим?

Кошусь на Лизу. Легкий, почти незаметный макияж на лице, пальчики вертят ручку. Волнуется? Одета вроде буднично, но в то же время глаз не оторвать. Для кого? Для Ивашкина? Бесит, аж руки подрагивают.

Лиза презентует мне дизайн проект. Неплохо так держится. И проект вроде ничего, в моем стиле. Она поднимает руку, показывая варианты отделки, и ее рукав ползет вниз, обнажая запястье. Опа! Да тут синяки! Точно. На другой руке то же самое. Он что ее бьет?

У меня глаз начинает дергаться. Тру лицо. Детка, с кем ты связалась?

По-моему, она догадалась, что мне неинтересно, и постаралась быстро завершить.

— Вот это все, — говорит, выключая проектор и садясь напротив.

— Угу, — киваю.

— Что скажете? — Ивашкин раздражен, он, естественно, ждал больше, чем «угу»

— Скажу, что проект отличный и реализовать его доверю только тому, кто это придумал, — какого черта я это сказал?

— В смысле? — Ивашкин смешно таращится на меня и ослабляет галстук.

— Если Елизавета займется реализацией проекта — меня все устроит, — наглею я, разваливаясь в кресле.

Лиза смотрит на него, потом на меня.

— У меня много работы, я дизайнер, свою работу я сделала… — говорит она больше Ивашкину, чем мне.

— Нет, так не пойдет, — Ивашкин снимает пиджак. — Мы так не договаривались…

— Что ж, очень жаль, — я делаю вид, что встаю.

— Давайте подумаем, что можно сделать, — говорит Ивашкин уже мягче.

После получаса препирательств я получаю Лизу. Зачем? Сам не знаю, как не знаю и того, где возьму такую прорву денег. Она выглядит так, будто ее предали и продали в рабство. Ивашкину звонят, он просит подождать и, выходя, отвечает на звонок.

Мы остаемся вдвоем. Лиза сидит, положив руки на стол и искоса поглядывая на меня. Синяки на руках отчетливо видны.

— Откуда это у тебя? — спрашиваю кивая небрежно.

Смущается. Краснеет. Не разучилась еще.

— Поругалась с соседом сверху, — отвечает с неохотой.

— Не знал, что от «поругалась» бывают кровоподтеки. Помощь нужна?

— Нет, все нормально, — старается держать лицо.

— Считаешь нормальным ходить в синяках — твое дело.

Я не буду спорить, чего я вообще злюсь?