Волчья тень - де Линт Чарльз - Страница 54

– Немножко похоже на сказочный мир, где я впервые встретилась с Джэком, – говорит Софи.

Ее замечание меня не успокаивает. Кроме Джэка, в сказочном мире полным-полно злых духов, дремучих лесов и чудовищ, не говоря уж о непредсказуемой матушке Погоде с ее подружкой – избушкой Бабы-яги, гуляющей на курьих ножках. Если верить рассказам Софи, матушка Погода с равным успехом может тебе помочь или превратить в жабу. По настроению.

– Но ты ведь не думаешь, что мы попали в сказку? – спрашиваю я.

– Не знаю, – отзывается Софи, – но ты не слишком беспокойся. Вспомни, сколько раз ты мне повторяла, как тебе хочется побывать в сказке. А сказочный мир сплошь из сказок и состоит.

Я не сразу соображаю, что она дразнится.

Теперь мне вспоминаются рассуждения профессора о том, как сказки помогают людям преодолеть свои страхи. К которым, надо полагать, относятся и те ящички дурных воспоминаний, которые я храню у себя в голове, как на полутемном чердаке. Может быть, не так уж плохо очутиться в сказочном мире. Может, мне только и нужно пересказать себя, и не в чужой сказке, а в своей собственной.

– Ты вдруг стала такая серьезная, – говорит Софи. – Ты же понимаешь, что я шучу, да? На самом деле я понятия не имею, где мы.

Я киваю:

– Я как раз думала, что сейчас для меня сказочный мир – не самое плохое место.

Она вопросительно смотрит на меня.

– Помнишь, – объясняю я, – как Джо говорил, что мне сначала надо разобраться со старыми ранами и только тогда я смогу залечить новые?

Софи схватывает на лету:

– Ты про теорию профессора – насчет использования сказок как основы построения морали, способа решения проблем и прочего?

– Можешь предложить более подходящее место для воплощения его теории в жизнь?

– Да что ты? – возражает Софи. – Он же рассуждает метафорически. А подразумевает просто, что чтение сказок помогает выстроить сюжет своей жизни и справиться с собственными проблемами. Ключевое слово здесь «чтение». Он не имел в виду, что нужно буквально попасть в сказку.

– А я все понимаю буквально, – говорю я.

– Буквоедка ты наша.

Мы еще долго могли бы так препираться, если бы одновременно не услышали это. Не знаю, что именно мы услышали, но разом умолкли и затаили дыхание. Вот опять… Кто-то бежит через заросли, и звук шагов то приближается, то замирает. Мне представляется довольно крупный зверек, продирающийся сквозь кусты, перебегающий моховые полянки, где топот лап глохнет в мягком ковре, и снова вламывающийся в путаницу ветвей.

Вдруг совершенно неожиданно перед нами появляется рыжий зверек. Мы успеваем заметить человеческое лицо – вытянутую и заостренную, но явно человеческую мордочку – на лисьем теле, а потом пришелец снова скрывается, и шум его бегства затихает так же быстро, как возник.

Софи трогает меня за локоть. Я оглядываюсь, и мы без слов понимаем друг друга: кто-то гонится за человеком-лисом, а мы оказались между охотником и жертвой.

Первое, что приходит мне в голову, – броситься к ближайшему дереву, вскарабкаться побыстрее и повыше, но Софи уже указывает в чащу деревьев.

Волки.

Их поджарые серые тела еле видны в сумерках леса, но они приближаются длинными прыжками, совершенно беззвучно, хотя каждый в четыре раза больше маленького человека-лиса, которого они преследуют. Я уже насчитала четыре… нет, пять… нет, шесть серых теней. Они замечают нас позже, чем мы их. Должно быть, ветер дует от них к нам, а мы стоим так тихо, что они видят нас только в последний момент.

Они растягиваются полукругом шагов за двадцать от нас. Поздно лезть на дерево. Мне что-то не хочется поворачиваться к ним спиной в поисках подходящего ствола. Они стянут нас на землю прежде, чем мы доберемся до нижних ветвей, хотя ветки здесь и начинаются гораздо ближе к земле, чем у гигантов Большого леса.

– Может, они не нападут, – одними губами шепчет Софи.

Я киваю, хотя не верю в это, да и она не верит. В этих волках есть что-то особенно кровожадное, и мне не нужно вспоминать ужас на мордочке человека-лиса, чтобы понять: они шутить не станут.

Одна из волчиц отрывается от стаи и, ощетинившись, на прямых лапах приближается к нам. Вожак, думаю я, глядя, как остальные уступают ей дорогу. Мне кажется странным, что вожак – волчица, но когда они подходят ближе, я вижу, что вся стая состоит из самок. Смотрю в глаза волчице, и меня поражает горящая в них дикая ярость. И еще страшнее становится оттого, что в звериных глазах видится человеческий разум. Кто-то, одетый в волчью шкуру, ненавидит меня. Не просто как члена рода человеческого, а именно меня, и я ни черта не понимаю.

– Я… я слышала, волки не нападают на людей, – шепчет мне в ухо Софи, и чувствуется, как у нее перехватило дыхание. Я слышу в ее дрожащем голосе тот же страх, который заполняет и меня. – Разве не об этом нам твердят всякие «зеленые»?

Мне приходится прокашляться, прежде чем заговорить; я не могу оторвать взгляда от волчицы.

– Это не обычные волки, – говорю я.

– Конечно. Это волки страны снов.

– Нет, – говорю я, – ты посмотри на них. У них человеческие глаза.

– Ты думаешь, они из звериного народа – как в сказках Джека? И что это нам дает?

Я почти не слышу ее. Меня заворожила предводительница стаи. В этой волчице что-то знакомое и в то же время пугающее.

– Вот мы и попались, – шепчет Софи.

Я смотрю на нее и тут же опять перевожу взгляд на волчицу.

– А вот и не попались. Ты в своих приключениях в стране снов вечно забываешь самое главное.

– И что же?..

– Мы всегда можем проснуться!

И когда стая подтягивается ближе, вслед за первой волчицей, мы просыпаемся. По крайней мере, Софи.

Софи проснулась как от толчка. Сердце в груди бешено колотилось. Долгое страшное мгновение потребовалось ей, чтобы понять: волков больше нет, волки остались в стране снов, а они в безопасности, на кровати Джилли в реабилитации.

– Я и вправду вечно забываю, что можно проснуться, – сказала она, поворачиваясь к подруге.

И осеклась. Джилли лежала рядом с закрытыми глазами. Спала.

– Джилли, – позвала она, заставив срывающийся голос звучать твердо и не слишком громко, чтобы не встревожить медсестру на посту в коридоре.

Она подсунула руку под ближнее к ней плечо – то, что не было парализовано, – и слегка встряхнула.

– Джилли, – повторила она, – проснись! Ответа не было.

Я хотела уйти вместе с Софи, но что-то меня удержало. Волчица… Надо было понять…

– Ты меня знаешь, да? – спрашиваю я серого зверя с человеческим разумом в глазах. – Знаешь и не слишком любишь.

Волчица не отвечает, да в этом и нет нужды. Ненавидящий взгляд говорит за нее.

«Потрясающе, – думаю я. – В Мире Как Он Есть кто-то ненавидит меня настолько, что погубил все мои волшебные картины, и может быть, тот же человек сбил меня машиной. Может, несчастный случай был вовсе не случаем. А теперь здесь обнаруживается некто в волчьем теле и тоже ненавидит меня».

Пожалуй, мне следовало бы бояться больше, но мной овладело какое-то фатальное безразличие к опасности. Мне просто надо понять, кто эти волки и что они имеют против меня. Почему разум в этих глазах кажется таким знакомым. Я должна знать.

Но тут волчица бросается на меня, и инстинкт самосохранения наконец берет свое. Я просыпаюсь, и снова в реабилитации, в теле Сломанной Девочки, а Софи склоняется надо мной, тормошит.

– Почему ты не вернулась вместе со мной? – спрашивает она. – Ты же меня до смерти напугала.

Я чуть наклоняю голову – самое большее, на что способна в Мире Как Он Есть.

– Джилли? – окликает Софи.

Я прислушиваюсь.

– Что там было? Что тебя задержало?

– Та волчица, – медленно выговариваю я, – она мне знакома.