Сердце волка - Хант Диана - Страница 47

Окружающая темнота внезапно, как-то в одночасье сгустилась, даже искры светлячков и мотыльков, проплывающие мимо, померкли, теряя яркость и задор, даже бледный диск луны принялся растворяться в чернильной глади неба, погасли звезды… Я не сразу осознала, что потемнело это у меня в глазах. Только когда влажный песок подпрыгнул и ударил в выставленные вперед ладони, а что-то холодное уперлось в щеку, поняла, что упала, но ни двинуться, ни подняться была не в силах.

Где-то вдалеке раздался протяжный волчий вой. В груди расправил леденящие щупальца ужас. Лес, серебряный диск луны, звуки, запахи, шорохи… Я бегу по нему, и потом воет волк… Богиня! Кажется, мои кошмары сбываются, только на этот раз не во сне, я наяву. Я снова попыталась пошевелиться — не вышло.

Сначала завыл один волк, потом к нему присоединились и другие голоса. Выли звучно, протяжно, без надрыва, словно пели. Последняя песнь над телом загнанной жертвы, подумалось мне, и все умолкло, последние ощущения окончательно размазались в пространстве.

Глава 11

— Вставай, Эя! — позвали меня, и зов такой тихий, спокойный, словно листва прошелестела на ветру.

Мое лицо тронуло теплое дыхание ветра, словно кто-то ласково погладил по щеке.

— Вставай, Эя! — раздалось снова. — Земля холодная, простудишься.

— Разве меня не исцелит первый же ваш целебный источник, которые у вас здесь на каждом шагу, — сонно пробормотала я, не желая открывать глаза.

Мне спалось так сладко, так нежно, я вытянулась в полный рост, сложила под щекой руки, и трава подо мной такая мягкая и душистая, а земля, вот не надо говорить, чего не знаете, теплая и какая-то живая… Словом, я хочу поспать еще немного, а вы все там себе как хотите…

— Эя, — мне показалось, что за этим «Эя» я слышу тихий смех. — Вставай же! Не притворяйся. Ты выспалась.

— Ничего и не выспалась, — ответил мой дух противоречия, а я открыла глаза.

Даже не успев как следует ничего разглядеть, я поняла, что что-то не так. Что-то изменилось, а что — не поймешь, пока не встанешь и самостоятельно все не осмотришь. Я вспомнила, как кралась мимо ночного леса, и все эти запахи и звуки, и рычание, и волчий вой, и как я драпанула, опасаясь погони, и как хотела обежать побыстрее озеро и вернуться к женщинам свободного народа…

Кажется, я упала без сил и уже не смогла встать, и выли волки… И я потеряла сознание…

Я встала, опираясь руками о землю.

Ночь, и луна по-прежнему высоко в небе, но светло почти как днем. И хоть свет этот совсем не такой, как солнечный, но и он отчетливо обрисовывает каждую травинку и как будто красит мир нежным полупрозрачным серебром. А само пространство почти белое, как будто кто-то разлил в воздухе молоко.

Видимо, пока я спала, сюда слетелись мотыльки и светлячки со всего леса. Они играют в свои странные игры и летают как-то задорно и радостно, словно танцуют, переворачиваются в воздухе.

Я заозиралась — тут и там, на ветках, кустах сидят мелкие лесные птахи и совы, без страха снуют туда-сюда суслики, бурундуки и мыши-полевки. Луна и свет ночных осветителей серебрят перья, шерсть, бусины глаз и клювы, выражение морд у всех, вплоть до самого маленького светляка, какое-то торжественное.

С запозданием я поняла, что говорила с кем-то, но, кажется, все-таки это было во сне.

Вдруг тот же самый голос спросил:

— Проснулась?

Я, ойкнув, подпрыгнула на добрых полметра и снова обрушила на землю.

Медленно, словно шея не гнется, я повернулась на звук голоса, готовая тут же заорать, сорваться с места и бежать, вопя от ужаса, и… захлопала ресницами.

Передо мной толстое, даже, пожалуй, круглое, ни в жизнь не обхватишь, дерево с могучими ветвями, что спускаются по бокам чуть не до самой земли, и густой кроной.

На круглом стволе, где ветви еще не растут, примерно в полтора роста мужчины свободного народа, моргают под веками из коры два глаза, над правым сучок, над левым — птичье гнездо с высунутыми наружу жадными желтыми клювами, чуть шевелится круглый, немного бугристый нос, шлепают покрытые корой губы.

Вокруг дерева в кроне носится наперегонки ночная крылатая мелочь, такое ощущение, что дерево беспрерывно меняет то ли прическу, то ли ленты в ней.

Я икнула и осталась на месте. От такого доброго и какого-то благодушного дерева вон даже лесная мелочь не улепетывает, мне-то чего…

Хоть я и поняла, что передо мной тот самый пресловутый Велес, ради встречи с которым и затевался этот поход, все же я решила спросить:

— Ты… Вы… дерево?

Непонятно, как обращаться к богам — на «ты» или на «вы», пожалуй, все же на «вы», это не дикие туземцы свободного народа, которые, стоит сказать им вы, оборачиваются.

Велес изогнул губы в насмешливой улыбке:

— Кем же еще мне быть с тобой, когда ты шарахаешься от каждого шороха. Уж не говорящим пиренейцем точно.

Я поежилась, кивнула, признавая мудрость лесного божества.

— Пиренейцем точно не надо. А они что же, говорят?

Дерево снова усмехнулось, на этот раз шире.

— Если мне надо, бывает, и говорят.

Я продолжила таращить на него глаза, разглядывая в деталях и птичье гнездо над глазом, и каждый сучок, и даже мощные корни, чуть вздымающиеся над землей прямо под шарообразным стволом. Велес терпеливо ждал, пока насмотрюсь.

Поняв, что мое любопытство утолено, хотя бы первое, он снова заговорил:

— Зачем ты пришла ко мне, Эя?

— Вы разве не знаете? — удивилась я. — Меня прислали ваши подданные, свободный народ, за каким-то посвящением. Если вы мне его дадите, у меня будет шанс выжить среди них, а если нет — убьют, — наябедничала я.

Мне показалось, при жалобе на то, что свободные грозятся убить меня, если не получу его посвящение, по покрытому корой лицу Велеса прошла тень, брови нахмурились, даже гнездо с птенцами чуть опустилось, а потом снова заняло прежнее положение. Велес ответил не сразу и ответил вопросом на вопрос:

— А самой не хотелось встретить живого бога?

— Меня учили верить в Богиню и святых праведниц, — уклончиво ответила я, стараясь подпустить в голос благочестивые нотки. Говоря это, я мысленно ругала себя последними словами. Ну почему мне не помолчать, когда надо? Или это близость божества так действует, что хочешь не хочешь, а говоришь только правду?

Стоило мне подумать так, как темные глаза Велеса лукаво блеснули.

— Я вижу, — подтвердило дерево. — Медальон с гордым профилем святой Иулии висит у тебя на груди рядом с магическим риолином. Это драгоценный камень, хотя бы в силу своей редкости. Но для твоего рода, Эя, он бесценен.

Мои пальцы непроизвольно коснулись камня, сжали его в ладони, а Велес тем временем продолжил:

— Этот риолин твой отец когда-то вручил своему лучшему другу.

Я открыла от удивления рот, сжала гладкий, твердый, как алмаз, камень в ладони, перевела взгляд вниз, разжала пальцы. В серебряном свете луны камень стал синим, сквозь него видны бороздки на моей ладони, и он теплый, словно живой.

— Это… Это камень моего отца? — пролепетала я, все еще не в силах поверить в услышанное.

— Теперь это твой камень, Эя. Магическая сила риолина, и конкретно этого риолина, настолько велика, что тебе еще предстоит познать и обуздать его мощь. Распорядись им правильно, не дай врагам выманить его у тебя, заполучить обманом, как это было раньше.

— С другом моего отца? Или с… отцом?

Дерево нахмурилось и ответило:

— С ними обоими.

Я помолчала, обдумывая его слова, а потом сказала таким тоном, словно сообщаю новость:

— Моего отца убил оборотень.

— Да, — ответил Велес, и дерево едва уловимо кивнуло. — Но не тот оборотень, что видимый, из свободного народа, а тот, что оборачивается другом, самым близким другом, проникая змеей в сердце. Так близко, что уже не опознать, где он и где ты, и затем наносит удар. Тебе повезло, что ты встретила свободных, Эя.

Я ошарашенно открывала и закрывала рот какое-то время, а потом заговорила. И говорила горько и зло: